Лао Шэ - Сказители
– Я не могу подражать Тан Сые, и тебе не стоит подражать Циньчжу, слышишь? – сказал он после длительной паузы.
– Да, папа, слышу, – ответила Сюлянь, так и не поняв, что в конечном счете имел в виду отец.
Оставшуюся часть пути они шли молча.
Лишь придя в гостиницу, Баоцин вспомнил, что они еще не ужинали. Поднимаясь по лестнице, он почувствовал голод и втайне надеялся, что дома найдется что- нибудь перекусить. Как было бы здорово посидеть всей семьей за столом и отметить сегодняшнюю премьеру!
К его изумлению, жена не только не спала, но еще и приготовила ужин,
Баоцин сразу же воспрянул духом, все неприятности, накопленные за день, растаяли, как прозрачные летние облака. Обрадовать его было не трудно. Чуточку внимания, и он буквально на глазах приходил в восторг, даже если и находился только что в тоске и печали. А сейчас ему хотелось как-нибудь похвалить жену.
– Ужин! Вот это здорово! – воскликнул он. Жена лишь зыркнула на него.
– А больше ничего не хочешь? – спросила она зло.
У Баоцина моментально вытянулось лицо.
– Пожалуйста, не сердись на меня, – сказал он, умоляя. – Я очень устал.
Тюфяк давно уже спал. Он почувствовал некоторую усталость от того, что занимался ритуалом поклонения предку-наставнику. Баоцин разбудил его, чтобы вместе поужинать.
Сюлянь помогала отцу, желая как-то сгладить общую атмосферу. Она очень тепло назвала мачеху матерью и стала помогать старшей сестре Дафэн накрывать на стол.
Мачеха никогда не относилась к Сюлянь по-доброму. Ее материнское сердце могло быть обращено только к родной дочери.
Дафэн была старше Сюлянь всего на два года, а выглядела по крайней мере года на двадцать три – двадцать четыре. Она была чуть выше Сюлянь и намного ее полней. Овальное лицо, самое обычное, было сплошь в угрях. Дафэн всегда надевала простой холщовый халат, а волосы, не мудрствуя, заплетала в толстую косу. Казалось, что она постоянно о чем-то грустит. При нечаянной улыбке появлялись два ряда ровных красивых зубов. Когда Дафэн смеялась, она выглядела намного красивее и моложе.
Лишь в последние несколько месяцев Сюлянь узнала, что она сирота, узнала о том, что выступать на сцене и исполнять сказы – дело низкое и недостойное. Дафэн хоть и Была простоватой на вид да к тому же не умела исполнять сказы, однако Сюлянь замечала, что она всегда держится с достоинством. Достаточно было Дафэн улыбнуться, и Сюлянь казалось, что та смеется над ней.
Поужинав, Тюфяк снова завалился спать. Тетушка еще не напилась всласть и потому чувствовала себя еще недостаточно удовлетворенной. Когда все уже поели, она стала кричать:
– А ну, уходите-ка все отсюда! Дайте мне спокойно вылить.
Баоцин, Дафэн и Сюлянь не знали, как поступить. Если и впрямь ее оставить одну, она может натворить Бог знает что. Но если они останутся, она будет пить всю ночь. Баоцин устал настолько, что готов был тут же упасть замертво и заснуть. Но он боялся, что жена начнет выказывать характер, и потому не решался уйти сразу. Сегодняшний день нужно провести весело и радостно, только тогда снизойдут благополучие и процветание. Он должен во что бы то ни стало избежать ссоры.
Баоцин посмотрел на жену, изо всех сил стараясь подавить зевоту. Она же со значением подмигнула ему и серьезно сказала, что больше пить не будет.
Баоцин уже не мог совладать с собой. Он громко зевнул и упал на шезлонг. Тетушка без радости посмотрела на него.
– Ладно, спи уж, можешь и не просыпаться, – рявкнула она сердито, будто ее оскорбили.
Баоцин ничего не ответил. Он -кивнул девушкам и вышел из комнаты. Войдя к себе, он с блаженством растянулся на кровати, глубоко вздохнул и тотчас же заснул. Еще один день прошел благополучно.
– Дафэн, – сказала тетушка. – -Не выходи замуж за актера. Вечером после представления они всегда устают как не знаю кто. – Затем она обратилась к Сюлянь: – Хм, а девицы, которые торгуют своим пением, вообще бесстыжие дряни!
Сюлянь лишь горько вздохнула, не посмев возразить.
Глава 7
Несколько любителей столичной музыкальной драмы сняли три комнаты на втором этаже помещения, отведенного под театр сказа, и собирались здесь дважды в неделю. Когда-то они бывали в Бэйлине, выучили там несколько арий и теперь, оказавшись в Чунцине, организовали любительский кружок. В остальное время комнаты пустовали.
Знали они мало. Если сложить воедино все, что они умели, то не хватило бы и на один спектакль. После нескольких таких сборищ их интерес к пекинской музыкальной драме постепенно угас. Большинство вообще не собирались петь в дальнейшем. Они приходили лишь для того, чтобы поиграть в мацзян. Тем не менее арендную плату все вносили в срок, показывая таким образом, что остаются любителями сцены.
Баоцину нужно было найти новое место для жилья. Он не мог все время ютиться в маленькой гостинице. В Чунцине людей день ото дня становилось все больше. Ежедневно приходили новые пароходы. И найти жилье в этих условиях было труднее, чем взойти на небо. А тут три комнаты на втором этаже – что могло быть лучше? Нужно выпросить их для себя. Но как быть с любителями сцены?
Баоцин решил повидать управляющего. Как человек сообразительный, он в разговоре ни словом не упомянул о пустующих комнатах. Беседа шла вокруг глобальных проблем, в частности о том, какая долгая история у пекинской музыкальной драмы, как глубоки познания управляющего в этой области. Ведь когда Баоцин выступал в Бэйпине, Шанхае, Нанкине, управляющий уже был известен по всей стране, не так ли? А тогда, в Нанкине, когда выступали любители театра, местные газеты даже устроили шумную кампанию по его поводу, не так ли? (На самом деле этот управляющий никогда в жизни не интересовался театром, но ему не хотелось в этом признаваться.) От пекинской музыкальной драмы перешли к сказам под аккомпанемент барабана. Говорить Баоцин умел. Понемногу он подвел разговор к основной теме. Управляющий всячески поддакивал, заявляя, что сказы под барабан лишь немногим уступают пекинской музыкальной драме. В действительности же он за всю свою жизнь ни разу не слышал сказа под большой барабан, но Баоцин человек культурный, приехал из Бэйпина – города культуры, и он должен принимать Баоцина, как старого друга. У людей, по-настоящему понимающих искусство, родственные души. Через полчаса все три комнаты перешли к Баоцину, а еще через час он со всей семьей перебрался сюда, на второй этаж помещения театра.
В одной из комнат поселились Сюлянь и Дафэн, в другой – супружеская чета Фан, а средняя комната стала гостиной. Тюфяку не нравилось каждый день стелить себе постель, и он предпочел страдать в маленькой гостинице. Он пошел на эту жертву добровольно, ведь там его ждала отдельная комната, полная свобода и никаких беспокойств.
Баоцин был несказанно рад новому жилью. Квартплата оказалась незначительной, жилье располагалось прямо над зрительным залом. Чего тут еще говорить? Ему теперь не нужно было каждый день бегать туда-сюда, и ко всему прочему он мог урвать время для домашних дел.
Радовался он всего несколько дней. Баоцин знал, что семейство Тан просто так его не оставит. Конечно, у них были свои трудности, причем главная – заработать деньги на содержание семьи. Позволь они Циньчжу и Баоцин} распустить труппу, вообще не получили бы ни гроша Сама Циньчжу могла бы зарабатывать и побольше, но дело не пошло. Вот и было решено подстроить Баоцин неприятность. У рыхлой и крупной тетушки Тан коронным номером было выводить людей из себя. Ее муж только учился этому, и она внимательно следила за тем, чтобы он не попадал впросак.
В течение трех дней она посылала мужа к Баоцину занимать деньги для Циньчжу. У ребенка все же должна быть пара одежек, да и с пропитанием стало плохо. А если Циньчжу заболеет и не сможет выступать, придется день пропустить.
Баоцину поневоле приходилось все это терпеть. Он понимал, что не в состоянии наполнить эту бездонную бочку, однако переживал за них. Но члены семьи Тан никогда не знали меры. Они даже хотели получить аванс из условной оплаты будущих выступлений Циньчжу, с чем он не соглашался. И ничто не могло их образумить.
