Иван Шмелев - Солнце мертвых
Баба сердито швырнула на стол бумажку:
— Глядите, нате!
— Стой-постой… — прохрипел солдат, глянув на Карасева и захватывая горстью. — Знак такой, на свет чтоб. Где знак?! Печатают тоже чисто… Где тут…
Он держал за края бумажку и глядел на лампу разинув рот.
— Дай-кась, увижу… — потянул лесник, но солдат не дал.
— Батюшки, раздерут… — заметалась баба, протягивая и принимая руки.
— Я тышши держал! — рыкнул на нее солдат и оглянул избу. — Не вижу знаку настояшшого!
— У тебя, может, глаза неправильные… счас увижу, — сказал лесник, вытягивая у солдата бумажку, и пощурился на Карасева. — Надоть все по порядку.
Он разложил ее на столе, разгладил бумажку лапами и оглядел. Потом прихлопнул, словно бил муху, чтобы примять, и оглядел еще.
— Энто тебе не газета.
— Про… каторжные работы… — бормотал конторщик, отпихивая не пускавшую его бабу. — Счас могу… про каторжные работы?..
— Н-ну, ежели не годится! — вскрикнул лесник к лампе.
Карасев наблюдал от печки, покусывая губы: так бы и дал по этой широкой роже!
— Счас распро-буем…
Лесник взял бумажку на зуб, — туго ли рвется, — поглядел так и этак на огонек, отставил от себя подальше и прочитал по складам:
— Четвер…тной… би-лет! Да!
— Сгодится, ладно, — сказал он, складывая, и отдал бабе. — Ну уж, беги им… куда знаешь! — погрозил он к окну. — Да-а… И все-то ноньче у нас дорого… — сказал он устало и со вздохом, свертывая покурить. — И, сталоть, эн-тот у вас… — полизал он бумажку, — ахтомобиль поломался? И вы, сталоть, на дожжу!..
Баба вышла. Слышно было, как она кликала Цыганку и побежала под окнами. Карасев вынул платок, вытер лицо и внушительно высморкался.
— Растревожили карактер, мочи моей нет… — отдышался солдат. — С чего такое?..
— На Котюхи помчала! — сказал лесник, потирая красную шею, и позевал протяжно. — Ай остатнее на покрышку… замрет, может?
— Давай, замрет, может… — отозвался солдат и вдруг, поняв что-то, так и заколыхался и замотал головой, хоть и боль была на лице. — Бес-баба… На Котюхи?!
— Обязательно на Котюхи. Никак дожж опять?..
Дождь все точил и точил, и все шумело в лесу порывами.
VIЛесник достал из-под лавки бутылку, взболтнул на огонек и разлил по чашкам. Солдат понес, расплескивая, запрокинулся, поперхнулся и вскинул брови: стало его лицо сизым. Конторщик выпил и дернулся, словно его проткнули. Лесник покрестился и проглотил, выпучил глаза и крепко задумался — на стол.
— Дюже зла… — сказал он сипло после раздумья. — Лавошникова много мягче… декох.
Принялись за селедочные головки. Конторщик поерошил рябчика, стукнул его головкой о край стола и сказал уныло:
— Сытый… самая-то пора! Господин хороший, купи у меня ружье… у тебя денег много… Этих набьешь…
— Не требуется мне ружья, — сказал Карасев.
— Не требуется… А чего… требуется?..
— Не знаешь чего?.. — отозвался солдат и сказал нехорошее. — Ну его… Я у тебя… отдышусь, куплю. Зайцев буду… казнить!
И стали говорить, — хорошо бы дровами заторговать солдату, выправятся вот ноги. Горбатый вон тысячами теперь ворочает.
— А, шут горбатый, — с досадой сказал солдат. — Бабу его любил до страсти… совокупно… Все-то у меня разладилось, себя не узнаю…
— Не миновать тебе торговать! — сказал лесник. — Я тебе устрою… скажешь потом… при деньгах будешь! За наши леса милиён дают, два просим… Казна подсылала, только дай!
— Куда ему деньги, лысому… у него пять милиёнов!
— Семь милиёнов… — выговорил конторщик, запихивая в карман рябчика,
— А вот… сидит, милиёнами обклался, а все хочет… А тут бьешься-бьешься, с дыры на дыру перекладаешь… только и делов. Денежки-то туды пылят… — показал он костью на Карасева.
— До хорошего дожжу… — устало сказал солдат, — уже невмочь ему было, — отгреб со стола и привалился.
Лесник покликал Мишутку с печи, дал сахарку и погнал спать. Конторщик все еще возился с рябчиком. Карасев с Зойкой тихо переговаривались у печки.
— Кажется, угомонились. Что, устала?
— Когда это только кончится… Есть хочется, — шепнула она, вынула из сумочки зеркальце и попудрилась.
— Там уж как следует закусим…
Карасев развязал баульчик, достал пакетик, и стали закусывать на скамейке. У стола затихли совсем. Солдат похрипывал: было видно, как подымалась зеленоватой горой спина и двигалось рыжее, с беловатой проплешинкой, темя. Только лесник сидел, подперев голову кулаком, и сонно глядел на стол. Ходики на стенке, над плакатом со швейной машинкой и красной барыней, отстукивали четко-четко, будто за стеной отбивали косу.
— Какой ужас… — шепнула Зойка. — Почему они тебя знают?..
— Как же меня не знать, — вся округа знает… — сказал Карасев, жуя телятину. — С ними надо умеючи. Коньячку бы теперь хватить…
— Посмотри… — тронула его за рукав Зойка.
Покачивая головой, смотрел к ним из-под кулака лесник. Волосы его взмокли и закрыли лоб, и пристально, не моргая, высматривали глаза.
— Как смотрит…
— Я еще поговорю с ним… — шепнул Карасев значительно. — Завертится!
— Желаете… чаю горячего?.. — пьяно спросил лесник, не сводя глаз.
— Не желаю.
— Я барышнев страшиваю… Желаю угощать.
Зойка мотнула головой.
— Гордый…
Он важно выдвинулся из-за стола, упер руки в колени и поглядел исподлобья.
— Почем же теперь деньги-то ходят… — подумал он вслух и покрутил головой. Помолчал. — Дела… И опять помолчал. — С деньгами-то чего исделали… Барышни-то тебе как… для забавки? — неожиданно спросил он, пристально глядя на голые ноги Зойки.
— Поменьше разговаривай, лучше будет! — строго сказал Карасев.
— Лучше?! Ну-ну… еще лучше будет? Барышни ничего, хорошенькии…
Зойка посмотрела пугливо и поджала ноги.
— Дрова почем? — спросил Карасев резко. — Вашего управляющего хорошо знаю, Скачкова… повидаюсь завтра… — добавил он неспроста, хоть раз всего и видал этого Скачкова. Подумал: раньше бы сказать надо!
Лесник шевельнул бровью, смазал с лица хмельную паутинку и поглядел пытливо и недобро.
— Та-ак… — сказал он, вдумываясь, и на пухлых губах его залегла усмешка. — Жаловаться, может, хочешь… ограбили тебя! Ну, жалуйся… жалуйся… Жалуйся!! — крикнул лесник, метнув глазами. — Ах ты, дело-то какое… не знамши-то… — озабоченно сказал он и затеребил бороду. И вдруг весь затрясся красной горой, засмеялся пьяно и отвалился к стенке, раскинув ноги. — Эх, горе твое… свистит твой Скачков Сашка! по весне еще прогнали, воровал шибко! Тебе, может, дрова переправлял… на завод? Барин, жалуйся — ступай… В Нижнем мукой торгует. Далеко…
Сложил на груди руки и колыхался. Но глаза не смеялись.
— Что вам за охота, не понимаю! — сказала Зойка. — Дерзостей хотите.
— Чудак человек… с чего мне на него жаловаться! — примирительно сказал Карасев.
— А-а… Теперь, сталоть… не желаешь жаловаться? Ладно. Пошутил, скажем… Ладно-с… У меня в лесу… волки тоже, шутют…
Они продолжали тихонько закусывать. А лесник поглаживал и поглаживал бороду, посматривал. Потом стал высматривать на полу.
— Господин-барин… как вас?.. Господин Карасев! — громче окликнул он неотозвавшегося Карасева. — А что я тебе желаю сказать… желаю вам спросить… Ружьецо-то Степашкино, чего ж купить не желаете?
— А не требуется, голубчик.
— Жадный вы. А чего я тебе желаю сказать! Ей-богу, ружьецо-о… цены нет! а? Кому не надоть — сто монет без разговору, а?
— Да говорю, не требуется!
— Все не требуется… А ты погляди-ка, я тебе счас… приставлю…
Он тяжело повалился, пошарил под лавкой и достал ружье.
— Оставь ты… не надо! — озабоченно сказал Карасев.
— Ничего, что вы… чай, не махонький. Гляди, на! — сказал лесник, потирая залившееся кровью лицо и оглядывая двустволку с приклада и по стволам. — Ведь это што! ни расстрелу, ни ржавочки… ни рачка! По волку не промаховал, в глаз бил! — сказал он, тряхнув ружье о колени, избочил голову и хитро пригляделся к Карасеву.
— Ну, ты поосторожней…
Лесник дернул затвор и разломил двустволку.
— Механика! — крикнул он, сощелкивая, медленно поднял ружье и повел к лампе.
— Что он делает! — испуганно зашептала Зойка, дергая Карасева.
— Осторожней, ты! — тревожно остерег Карасев, встав со скамейки.
— Мушку гляжу… неяственно… — наводя в лампу, сипло выговорил лесник. — А вот, яственно! Золотая мушка, ночью видать… — повел он к печке ружьем. — Все яственно… — пьяно повторил он, виляя ружьем. — Какая правильная… мушка…
— Ты!.. — сдавленно крикнул Карасев, виляя от упрямо нащупывавших его черных дул.
— Боже мой… оставьте! — вскрикнула, помертвев, Зойка и закрылась руками, чтобы не видеть.
