Николай Лесков - На ножах
– Что ты, Бог с тобою, Лара, есть ли о чем говорить! – отвечала Синтянина, подавая ей обе руки, из которых она только до одной коснулась слабою, дрожащею рукой, вытянув ее с усилием из-под одеяла.
– Нет, я виновата, потому что я Бог знает из-за чего испугалась и все преувеличила.
– Но что же такое с тобою: чем ты больна?
– Пустяки; я хотела сбежать с лестницы, спотыкнулась, упала и немножко зашибла себе плечо… а потом… – Она вдруг потянула к себе Синтянину за руку и прошептала: – Бога ради не говори, что я за тобой посылала, но ночуй здесь со мной, Бога ради, Бога ради!
Синтянина в ответ сжала ее руку.
Здороваясь с Форовым, Лариса повторила, что она упала с лестницы. она упала с лестницы.
– И вывихнули плечо? – договорил майор. – Гм!.. обыкновенно при этих случаях ломают руки или ноги, иногда ребра, но плечо… это довольно удивительно.
Лара слегка смешалась, а Форов, вертя себе толстую папироску, продолжал развивать, где, в каких местах обыкновенно всего чаще и всего естественнее бывают вывихи и переломы при падениях с лестниц, и затем добавил, что о вывихе плеча при подобном казусе он слышит первый раз в жизни.
В момент заключения этих рассуждений в комнату вошла горничная с пузырем льда, который надо было положить Ларисе на больное место, и Форов с своею толстою папиросой должен был удалиться в другую комнату, а Синтянина, став у изголовья, помогла горничной приподнять голову и плечи больной, которая решительно не могла ворохнуться, и при всей осторожности горничной глухо застонала, закусив губу.
Было ясно, что с нею случилось нечто необычайное, что она скрывала, сваливая на падение с лестницы.
Не успели уложить Лару, как в комнату ее вошла Бодростина: она очень ласково повидалась с Синтяниной, поинтересовалась здоровьем Ларисы и, выходя, дала понять Александре Ивановне, что желала бы с нею говорить. Та встала, и они вышли в соседнюю комнату.
– Она, слава Богу, безопасна, – начала Бодростина.
– Да, но я и Филетер Иванович решились не оставлять Ларису, пока ей не будет лучше; надеюсь, вы позволите.
Бодростина благодарила в самых теплых выражениях и рассказала, что она не знает, как упала Лара, потому что это как-то случилось ночью: она хотела что-то принесть или кого-то позвать снизу к больному и оступилась, но, – добавила она, – гораздо опаснее сам Горданов, и что всего хуже, он ранен и не хочет лечиться.
– Отчего же?
– Бог их знает: они оба стали какие-то чудаки. Я имею некоторые подозрения… мне кажется, что этот выстрел не случайность. Тут не без причины со стороны этой Ларисы. Она не ужилась со своим первым мужем, и, кажется, не уживется и со вторым.
Генеральша хотела остановить Бодростину: почему она называет Горданова вторым мужем Лары, но оставила это и спросила: что же такое было?
– Я ничего наверное не знаю, но у них в городе был вечер, на котором были очень многие и, между прочим, какой-то приезжий художник или что-то в этом роде, и я думаю, что они поссорились за Лару.
– Другими словами, вы думаете, что это была дуэль?
– Быть может. Признаюсь, Лариса удивительно неловка в своих делах.
И Бодростина с этим вышла.
На прощанье она добавила, что ей все это очень неприятно видеть в своем доме, но что, конечно, пока Синтянина здесь, расстояния между домом и флигелем не существует.
Из этого генеральша легко могла заключить, что без нее между домом, где обитает чистая Глафира, и флигелем, где мостится порочная Лара, ископана целая пропасть… Бедная Лара!
Александра Ивановна с нетерпением ожидала ночной тишины, надеясь» что Лариса ей что-нибудь расскажет.
Глава седьмая
Беседы Сумасшедшего Бедуина
Синтянина не ошиблась: Лара сама искала объяснения, и чуть только Синтянина появилась в ее комнате, она закивала ей головой и зашептала:
– Слушай, слушай, Саша! это все ложь, все неправда, что они хотят сочинять.
Лара была в волнении, и Синтянина просила ее успокоиться, но та продолжала:
– Нет, нет, я должна это сказать: я упала не с лестницы… Это было другое, совсем другое; я не скажу этого, но ты сама… я слышала… тс-тс… Тут какие-то говорящие стены. Здесь сегодня, завтра будут… убивать.
– Убивать! Что ты? Бог с тобою.
– Да!
– Кого же? Кого?
Лара схватила ее рукой и, привлекши к себе, прошептала: «Придвинься ближе. Он говорит, стрелялся за меня, все вздор… Его рука здорова, как моя, я это видела и вот…»
Лара просунула дрожащую руку под изголовье, достала оттуда отрезанный рукав мужской сорочки и, подавая его своей собеседнице, молвила: «вот она, кровь, за меня пролитая».
Эта «кровь» была обыкновенное красное чернило: в этом не могло быть ни малейшего сомнения. Лара отвернулась в сторону и не смотрела.
Синтянина держала рукав и недоумевала: для чего нужна Горданову эта фальшивая рана?.. Прежде чем она успела прийти к какому-нибудь заключению, ее пришли звать к чаю. Так как она отказалась идти в дом, то Глафира приказала сказать, что, желая быть вместе с Александрой Ивановной, она велела подать чай к одной из зал павильона.
Как это ни было неприятно для генеральши, но уклониться уже было невозможно и через полчаса она должна была выйти в ярко освещенную библиотечную комнату, окна которой были завешаны темными коленкоровыми шторами.
Тут был сервирован чай и собралось общество, состоящее из самого Михаила Андреевича, Горданова с подвязанною рукой, Висленева и Сумасшедшего Бедуина, которого Синтянина никак не ожидала встретить и который, раскланиваясь с нею, объявил, что очень рад увидеть ее пред своим воскресением.
Несмотря на близкое присутствие больной, гости и хозяева были довольно спокойны; а Висленев казался даже несколько искусственно оживлен и, не глядя в глаза Синтяниной, все заводил речь о каком-то известном ему помещике, который благословил дочь-девушку за женатого и сам их выпроводил.
Жозеф этим хотел, по-видимому, оправдать свои отношения к сестре и Горданову, но его труд был вотще: ни Синтянина и никто другой его не слушали. Разговор держался то около дел завода, устраиваемого Бодростиным и Гордановым, то около водопьяновского «воскресения из мертвых», о котором тот говорил нынче с особенной приятностью.
Синтянина менее слушала, чем наблюдала, и ее особенно занимало, как Горданов, будучи утонченно холоден к ней, в то же время интересничал с своею подвязанною рукой.
Меж тем общий шуточный разговор свернул на нешуточный предмет, на который чаще всего сбивались все речи при Водопьянове: заговорили о смерти.
Синтянина находила этот разговор несколько неудобным для слуха больной и, встав, опустила тихонько дверные портьеры. Глафира поняла это и, чтобы дать иной тон речи, шутливо просила Водопьянова, потчуя его чаем, «попробовать пред смертью положить себе в этот чай рому», а он отвечал ей, что он «попробует пред смертью чаю без рому».
Глафира относилась к Водопьянову несколько свысока и вызывала его на споры о его спиритских верованиях с иронией. Она как будто давала ему чувствовать, что она здесь настоящая спиритка, а он не спирит, а просто какой-то блажной дурачок. Сумасшедший Бедуин нимало на это не гневался, но отвечал на слова Бодростиной неохотно и более говорил с Филетером Ивановичем, который, находясь здесь почти поневоле и постоянно отворачиваясь от Жозефа и от Горданова, был очень рад спорить о вещах отвлеченных и в качестве «грубого материалиста и нигилиста», не обинуясь, называл спиритизм вздором и химерой. Они спорили жарко, касаясь самых разнообразных предметов. Водопьянов ловко подбирал доводы к своим положениям; история гражданская и библейская давала ему бездну примеров участия неизвестных нам сил в делах смертных, причем он с удивительною памятливостью перечислял эти явления; в философии разных эпох он черпал доказательства вечности духа и неземного его происхождения; в религиях находил сходство со спиритскими верованиями.
Говоря о естествоведении, намечал усовершенствования и открытия, которые, по его мнению, уже становились на очередь: утверждал, что скоро должны произойти великие открытия в аэронавтике, что разъяснится сущность электрической и магнитной сил, после чего человеческое слово сделается лишним, и все позднейшие люди будут понимать друг друга без слов, как теперь понимают только влюбленные, находящиеся под особенно сильным тяготением противоположных токов. Окончив с землей, он пустился путешествовать по мирам и носил за собою слушателей, соображал, где какая организация должна быть пригодною для воплощенного там духа, хвалил жизнь на Юпитере, мечтал, как он будет переселяться на планеты, и представлял это для человека таким высоким блаженством, что Синтянина невольно воскликнула:
– В самом деле хорошо бы, если б это было так!
– Это непременно так, – утвердил Водопьянов, – мы воскреснем и улетим-с!
![Евгений Сартинов - Гороскопы всегда врут [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
