Джон Эрнст Стейнбек - Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина
— Конечно, подпишу. — Он отвернул пробку и налил в радиатор воды.
— Два галлона?
— Да.
— Куда же вы едете?
— К югу. Работу обещают.
— Вон как? Теперь работы — приличной работы — мало.
— Там у нас есть знакомый, — сказал Эл. — Наверняка едем. Ну, до свидания. — Грузовик развернулся и, подскакивая на выбоинах немощеной улицы, выехал на дорогу. Слабые фары скользнули лучами по щебню; в правую ток проходил плохо, и она то и дело подмигивала. При каждом толчке посуда, сложенная на дне грузовика, громыхала и лязгала.
Роза Сарона тихо застонала.
— Нездоровится? — спросил дядя Джон.
— Да. Все время нездоровится. Отдохнуть бы где-нибудь. И зачем только мы уехали из дому! Будь мы дома, Конни никуда бы не ушел. Стал бы учиться, работу бы получил.
Эл и дядя Джон молчали. Они стеснялись говорить с ней о Конни.
У выкрашенных в белую краску ворот к грузовику подошел сторож.
— Совсем уезжаете? — спросил он.
— Да, — ответил Эл. — На север едем. Получили работу.
Сторож направил луч фонаря на машину, поднял фонарь выше, осветил брезентовый навес. Мать и отец, не двигаясь, смотрели на яркий луч.
— Ну, так. — Сторож распахнул ворота. Грузовик свернул налево и поехал к широкому шоссе № 101, пересекающему побережье с севера на юг.
— Ты знаешь, куда ехать? — спросил дядя Джон.
— Нет, — ответил Эл. — Еду куда глаза глядят. Осточертело.
— Мне рожать скоро, — с угрозой в голосе сказала Роза Сарона. — Подыщите наконец хорошее место.
В ночном воздухе чувствовалась близость первых заморозков. С фруктовых деревьев вдоль дороги уже начинали опадать листья. Мать сидела на поклаже, прислонившись к боковому борту, отец — лицом к ней.
Мать окликнула Тома:
— Ну, как ты, ничего?
Он ответил приглушенным голосом:
— Немного тесновато. Сады проехали?
— Смотри, осторожнее, — сказала мать. — Как бы не остановили.
Том приподнял край матраца. Где-то рядом в темноте громыхала посуда.
— Опустить недолго, — сказал он. — А кроме того, не хочу, чтобы меня схватили в этой ловушке. — Он прилег, опершись на локоть. — Ух ты! А ведь холодновато стало!
— Тучи собираются, — сказал отец. — Говорят, зима в этом году будет ранняя.
— А что, белки высоко гнездятся, трава рано обсеменилась? — спросил Том. — Каких только примет люди не придумают! А по старым штанам погоду не предсказывают?
— Не знаю, — ответил отец. — Я уж зиму почувствовал. А чтобы говорить наверняка, надо здесь не один год прожить.
— Куда же мы едем? — спросил Том.
— Я не знаю. Эл свернул налево. Похоже, та же самая дорога, по которой мы сюда приехали.
Том сказал:
— Не знаю, что лучше. Если ехать по главному шоссе, полисмены будут чаще попадаться. Увидят меня с таким лицом, живо сцапают. Может, свернуть на проселок?
Мать сказала:
— Постучи ему. Пусть остановится.
Том постучал кулаком по стенке; грузовик остановился у края дороги. Эл вылез и подошел к заднему борту. Руфь и Уинфилд высунули носы из-под одеяла.
— Ну что? — спросил Эл.
Мать сказала:
— Надо посоветоваться. Может, поедем проселками? Том считает, что так будет лучше.
— Из-за моего лица, — добавил Том. — Долго ли опознать? Первый же полисмен задержит.
— Так куда же тогда? Я думал, к северу. Мы едем с юга.
— Так и держи, — сказал Том. — Только проселками.
Эл спросил:
— Может, остановимся, заночуем где-нибудь, а завтра с утра поедем?
Мать быстро проговорила:
— Нет, еще рано. Надо отъехать подальше.
— Ладно. — Эл залез в кабину, и грузовик тронулся с места.
Руфь и Уинфилд снова накрылись одеялом. Мать крикнула:
— Как там Уинфилд — ничего?
— Конечно, ничего, — сказала Руфь. — Он спал.
Мать опять прислонилась к борту.
— Чудно́ как-то, непривычно — будто за тобой охотятся. Я злая стала.
— Все стали злые, — сказал отец. — Все. Видела, как дрались в саду? Меняются люди. В правительственном лагере злых не было.
Эл свернул на проселочную дорогу, и желтые огоньки фар дрогнули, метнувшись по щебню. Фруктовые деревья кончились, пошел хлопчатник. Грузовик проехал полями еще миль двадцать, кружа и петляя по проселкам. Дальше дорога потянулась вдоль заросшей кустарником речки, потом свернула к мосту и по другую сторону снова пошла вдоль берега. И вскоре фары осветили длинный ряд красных товарных вагонов без колес, а у самой дороги — огромный щит с надписью: «Требуются Сборщики Хлопка». Эл замедлил ход. Том смотрел в щель между бортовыми планками. Когда грузовик проехал еще с четверть мили, Том опять постучал в стенку. Эл остановился у края дороги и опять вышел из кабины.
— Ну, что еще?
— Выключи мотор и лезь сюда, — сказал Том.
Эл залез в кабину, отъехал к канаве, выключил мотор и фары. Потом поднялся наверх по заднему борту.
— Готово, — сказал он.
Том перебрался через котелки и сковороды и стал на колени перед матерью.
— Слушайте, — сказал он. — Тут нужны сборщики. Вон там был плакат. Я все думал, как бы так сделать, чтобы и остаться с вами, и никого не подвести. Лицо заживет, тогда беспокоиться нечего, а сейчас опасно. Видите вагоны? В них живут сборщики. Может, и для вас работа найдется. Устроитесь здесь, а жить будете вот в таком вагоне.
— А ты? — спросила мать.
— Видала кустарник на берегу? Там можно спрятаться, никто меня не увидит. А по вечерам будете приносить мне еду. Чуть подальше есть дренажная труба. Я посмотрю, может там спать можно.
Отец сказал:
— Я с удовольствием пойду собирать хлопок. Слава богу, работа знакомая!
— В вагонах, наверно, хорошо, — сказала мать. — Чисто, сухо. А ты думаешь, там, в кустах, можно спрятаться?
— Конечно, можно. Я к ним присматривался, пока ехали. Выберу местечко и отсижусь там, а как только лицо заживет, выйду.
— У тебя шрамы останутся, — сказала мать.
— Подумаешь! У кого их нет?
— Я как-то раз набрал четыреста фунтов, — сказал отец. — Правда, тогда урожай был хороший. Если все пойдем на сбор, вот и деньги будут.
— Вот и мясо будет, — сказал Эл. — Ну, что дальше?
— Лезь обратно, переспим ночь в грузовике, — сказал отец. — А с утра за работу. Я коробочки даже в темноте вижу.
— А как же Том? — спросила мать.
— Ма, не думай обо мне. Я возьму с собой одеяло. Когда поедете назад — смотрите внимательно. Там есть дренажная труба. Будете приносить мне туда чего-нибудь поесть — хлеб, картошку, кашу. Принесете и оставите. Я потом возьму.
— Ну… не знаю.
— По-моему, он дело говорит, — сказал отец.
— Конечно, дело! Лицо заживет, я выйду, буду собирать хлопок вместе с вами.
— Ну ладно, — согласилась мать. — Только смотри, будь осторожнее. Не попадись кому-нибудь на глаза.
Том пробрался в задний конец грузовика.
— Я возьму вот это одеяло. Ма, значит, ищи дренажную трубу, когда поедете назад.
— Только остерегайся, — сказала она. — Смотри, остерегайся.
— Ну еще бы! — сказал Том. — Как же мне не остерегаться? — Он перелез через задний борт и зашагал к берегу. — Спокойной ночи! — крикнул он.
Мать видела, как его силуэт слился с темнотой и исчез в кустарнике на берегу.
— Господи! Хоть бы хуже не было, — сказала она.
Эл спросил:
— Назад поедем?
— Да, — ответил отец.
— Только помедленнее, — сказала мать. — Я хочу найти ту трубу, про которую он говорил. Не прозевать бы ее.
Эл долго разворачивался на узкой дороге, прежде чем повернуть машину назад. Он медленно повел ее к товарным вагонам. Огоньки фар выхватывали из темноты сходни у высоких дверей. В вагонах было темно. Кругом стояла тишина. Эл выключил фары.
— Вы с дядей Джоном лезьте наверх, — сказал он Розе Сарона. — А я буду спать в кабине.
Дядя Джон помог Розе взобраться на грузовик. Мать сдвинула посуду. Все улеглись у заднего борта, тесно один к другому.
В одном из вагонов, судорожно всхлипывая, закатился ребенок. На дорогу выбежала собака — она принюхивалась к следам и, поравнявшись с грузовиком Джоудов, медленно обошла его. От речки доносилось тихое журчанье воды.
Глава двадцать седьмая
Требуются Сборщики Хлопка — плакаты вдоль дорог, листки — оранжевые листки: Требуются Сборщики Хлопка.
Тут написано, куда ехать: вон по этой дороге.
Темно-зеленые стволы становятся деревянистыми, створки коробочек цепко держат белый сырец, выпирающий наружу, точно кукурузное зерно.
Нам бы только дорваться до этих коробочек. Тронуть их осторожно, кончиками пальцев.
Я быстро собираю.
Вон с кем надо говорить — пошли.
