Лев Толстой - Анна Каренина
Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда
имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: классическое
и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать
их, а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.
Левин хотел и не мог вступить в общий разговор; ежеминутно говоря себе:
"теперь уйти", он не уходил, чего-то дожидаясь.
Разговор зашел о вертящихся столах и духах, и графиня Нордстон,
верившая в спиритизм, стала рассказывать чудеса, которые она видела.
- Ах, графиня, непременно свезите, ради бога, свезите меня к ним! Я
никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю, - улыбаясь,
сказал Вронский.
- Хорошо, в будущую субботу, - отвечала графиня Нордстон. - Но вы,
Константин Дмитрич, верите? - спросила она Левина.
- Зачем вы меня спрашиваете? Ведь вы знаете, что я скажу.
- Но я хочу слышать ваше мнение.
- Мое мнение только то, - отвечал Левин, - что эти вертящиеся столы
доказывают, что так называемое образованное общество не выше мужиков. Они
верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы...
- Что ж, вы не верите?
- Не могу верить, графиня.
- Но если я сама видела?
- И бабы рассказывают, как они сами видели домовых.
- Так вы думаете, что я говорю неправду?
И она невесело засмеялась.
- Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он не может верить, -
сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более
раздражившись, хотел отвечать, но Вронский со своею открытою веселою улыбкой
сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.
- Вы совсем не допускаете возможности? - спросил он. - Почему же? Мы
допускаем существование электричества, которого мы не знаем; почему же не
может быть новая сила, еще нам неизвестная, которая...
- Когда найдено было электричество, - быстро перебил Левин, - то было
только открыто явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно
производит, и века прошли прежде, чем подумали о приложении его. Спириты же,
напротив, начали с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом
уже стали говорить, что это есть сила неизвестная.
Вронский внимательно слушал Левина, как он всегда слушал, очевидно
интересуясь его словами.
- Да, но спириты говорят: теперь мы не знаем, что это за сила, но сила
есть, и вот при каких условиях она действует. А ученые пускай раскроют, в
чем состоит эта сила. Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила,
если она...
- А потому, - перебил Левин, - что при электричестве каждый раз, как вы
потрете смолу о шерсть, обнаруживается известное явление, а здесь не каждый
раз стало быть это не природное явление.
Вероятно, чувствуя, что разговор принимает слишком серьезный для
гостиной характер, Вронский не возражал, а, стараясь переменить предмет
разговора, весело улыбнулся и повернулся к дамам.
- Давайте сейчас попробуем, графиня, - начал он, но Левин хотел
досказать то, что он думал.
- Я думаю, - продолжал он, - что эта попытка спиритов объяснять свои
чудеса какою-то новою силой самая неудачная. Они прямо говорят о силе духов
и хотят ее подвергнуть материальному опыту.
Все ждали, когда он кончит, и он чувствовал это.
- А я думаю, что вы будете отличный медиум сказала графиня Нордстон, -
в вас есть что-то восторженное.
Левин открыл рот, хотел сказать что-то, покраснел и ничего не сказал.
- Давайте сейчас, княжна, испытаем столы, пожалуйста, - сказал
Вронский. - Княгиня, вы позволите?
И Вронский встал, отыскивая глазами столик.
Кити встала за столиком и, проходя мимо, встретилась глазами с Левиным.
Ей всею душой было жалко его, тем более что она жалела его в несчастии,
которого сама была причиною. "Если можно меня простить, то простите, -
сказал ее взгляд, - я так счастлива".
"Всех ненавижу, и вас, и себя", - отвечал его взгляд, и он взялся за
шляпу. Но ему не судьба была уйти. Только что хотели устроиться около
столика, а Левин уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами,
обратился к Левину.
- А!- начал он радостно. - Давно ли? Я и не знал, что ты тут. Очень рад
вас видеть.
Старый князь иногда "ты", иногда "вы" говорил Левину. Он обнял Левина
и, говоря с ним, не замечал Вронского, который встал и спокойно дожидался,
когда князь обратится к нему.
Кити чувствовала, как после того, что произошло, любезность отца была
тяжела Левину. Она видела также как холодно отец ее, наконец, ответил на
поклон Вронского и как Вронский с дружелюбным недоумением посмотрел на ее
отца, стараясь понять и не понимая, как и за что можно было быть к нему
недружелюбно расположенным, и она покраснела.
- Князь, отпустите нам Константина Дмитрича, - сказала графиня
Нордстон. - Мы хотим опыт делать.
- Какой опыт? столы вертеть? Ну, извините меня, дамы и господа, но,
по-моему, в колечко веселее играть, - сказал старый князь, глядя на
Вронского и догадываясь, что он затеял это. - В колечке еще есть смысл.
Вронский посмотрел с удивлением на князя своими твердыми глазами и,
чуть улыбнувшись, тотчас же заговорил с графиней Нордстон о предстоящем на
будущей неделе большом бале.
- Я надеюсь, что вы будете? - обратился он к Кити.
Как только старый князь отвернулся от него, Левин незаметно вышел, и
последнее впечатление, вынесенное им с этого вечера, было улыбающееся,
счастливое лицо Кити, отвечавшей Вронскому на его вопрос о бале.
XV
Когда вечер кончился, Кити рассказала матери о разговоре ее с Левиным,
и, несмотря на всю жалость, которую она испытала к Левину, ее радовала
мысль, что ей было сделано предложение. У нее не было сомнения, что она
поступила как следовало. Но в постели она долго не могла заснуть. Одно
впечатление неотступно преследовало ее. Это было лицо Левина с насупленными
бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми глазами, как он стоял,
слушая отца и взглядывая на нее и на Вронского. И ей так жалко стало его,
что слезы навернулись на глаза. Но тотчас же она подумала о том, на кого она
променяла его. Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это
благородное спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила
любовь к себе того, кого она любила, и ей опять стало радостно на душе, и
она с улыбкой счастия легла на подушку. "Жалко, жалко, но что же делать? Я
не виновата", - говорила она себе; но внутренний голос говорил ей другое. В
том ли она раскаивалась, что завлекла Левина, или в том, что отказала, - она
не знала. Но счастье ее было отравлено сомнениями. "Господи помилуй, господи
помилуй, господи помилуй!" - говорила она про себя, пока заснула.
В это время внизу, в маленьком кабинете князя, происходила одна из
часто повторявшихся между родителями сцен за любимую дочь.
- Что? Вот что! кричал князь, размахивая руками и тотчас же запахивая
свой беличий халат. - То, что в вас нет гордости, достоинства, что вы
срамите, губите дочь этим сватовством, подлым, дурацким!
- Да помилуй, ради самого бога, князь, что я сделала? - говорила
княгиня, чуть не плача.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к князю
проститься по обыкновению, хотя она не намерена была говорить ему о
предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется
дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его
мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать
неприличные слова.
- Что вы сделали? А вот что: во-первых, вы заманиваете жениха, и вся
Москва будет говорить, и резонно. Если вы делаете вечера, так зовите всех, а
не избранных женишков. Позовите всех этих тютьков (так князь называл
московских молодых людей), позовите тапера, в пускай пляшут, а не так, как
нынче, - женишков, и сводить. Мне видеть мерзко, мерзко, и вы добились,
вскружили голову девчонке. Левин в тысячу раз лучше человек. А это франтик
петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь. Да
хоть бы он принц крови был, моя дочь ни в ком не нуждается!
- Да что же я сделала?
- А то... - с гневом вскрикнул князь.
- Знаю я, что если тебя слушать, - перебила княгиня, - то мы никогда не
отдадим дочь замуж. Если так, то надо в деревню уехать..
- И лучше уехать.
- Да постой. Разве я заискиваю? Я нисколько не заискиваю. А молодой
человек, и очень хороший, влюбился, и она, кажется...
