Гюстав Флобер - Бувар и Пекюше
Теперь они пристрастились к оспопрививанию, научились для практики делать надрезы на капустных листьях и даже приобрели два ланцета.
Вместе с врачом они навещали больных бедняков, затем просматривали медицинские книги.
Симптомы, описанные в этих книгах, нисколько не соответствовали тому, что они только что видели. А с названиями болезней получалась какая-то мешанина латыни, греческого, французского и других языков.
Болезни насчитываются тысячами; классификация Линнея очень удобна с её родами и видами, но как определить вид? Пришлось погрузиться в философию медицины.
Они грезили о жизненном начале Ван Гельмонта, о витализме, броунизме, органицизме; приставали к доктору, отчего бывает золотуха, какой орган поражает прежде всего заразный миазм и как отличить при заболевании причину от следствия.
— Причины и следствия перепутываются, — ответил Вокорбей.
Такое отсутствие логики возмутило их, и они стали посещать больных одни, без врача, проникая в дома под предлогом филантропии.
В нищенских комнатах на грязных тюфяках лежали больные; у одних лица были перекошенные, у других — опухшие, багровые, лимонно-жёлтые или фиолетовые; носы обострились, губы дрожали, слышались стоны, икота, воняло прелой кожей и старым сыром.
Бувар и Пекюше читали рецепты врачей и были весьма удивлены, что успокоительные лекарства применяются иной раз как возбудительные, рвотные — как слабительные, что одно и то же средство дается при различных показаниях, а болезнь при противоположных способах лечения проходит сама собой.
И всё же они давали советы, ободряли больных и даже брали на себя смелость их выслушивать при помощи трубки.
Воображение работало у них без устали. Они написали королю, прося учредить в Кальвадосе учебное заведение для подготовки сиделок и предлагая себя в качестве преподавателей.
Посетили аптекаря в Байе (фалезский фармацевт все ещё был на них в обиде из-за грудной ягоды) и посоветовали ему изготовлять, по примеру древних римлян, pila purgaloria, то есть лекарства в виде шариков, которые постепенно проникают в организм при растирании их руками.
Придя к убеждению, что понижение температуры тела благотворно влияет на воспаление внутренних органов, друзья подвесили к потолочным балкам кресло, посадили в него больную менингитом и стали её раскачивать, но тут вернулся муж и выгнал их вон.
Наконец, невзирая на возмущение священника, они ввели новый способ ставить градусник — в задний проход.
В округе участились случаи брюшного тифа. Бувар заявил, что за это он не берётся. Но тут к ним пришла вся в слезах жена фермера Гуи: её муж болен уже две недели, а г‑н Вокорбей к нему и глаз не кажет.
Пекюше принёс себя в жертву.
Чечевицеобразные пятна на груди, боль в суставах, вздутый живот, ярко-красный язык — налицо были все симптомы тифозной горячки. Вспомнив указание Распайля, что с отменой диеты проходит и лихорадка, Пекюше прописал больному бульон и немного мяса.
Неожиданно пришёл доктор.
Его пациент как раз обедал, поддерживаемый фермершей и Пекюше, с двумя подушками за спиной.
Врач подбежал к кровати и вышвырнул тарелку за окно.
— Это же настоящее убийство! — крикнул он.
— Почему?
— Вы можете вызвать прободение кишок — ведь при тифе воспаляется слизистая оболочка.
— Не всегда!
Тут завязался спор о природе тифа. Пекюше рассматривал болезнь как нечто самостоятельное. Вокорбей ставил её в зависимость от организма больного.
— Вот почему я устраняю всё, что производит раздражающее действие.
— Но диета ослабляет жизненное начало!
— Не болтайте чепухи! Что за жизненное начало? Какое оно? Кто его видел?
Пекюше смешался.
— К тому же, — продолжал врач, — Гуи не хочет есть.
Пациент кивнул головой в ночном колпаке.
— Мало ли что, он нуждается в питании.
— Нет, пульс у него девяносто восемь.
— Какое значение имеет пульс? — Пекюше сослался на авторитеты.
— Оставьте вы свои теории! — заявил доктор.
Пекюше скрестил руки на груди.
— Так, значит, вы эмпирик?
— Отнюдь нет! Но мои наблюдения…
— А если вы плохо наблюдали?
Вокорбей усмотрел в этих словах намёк на случай с лишаем г‑жи Борден; эта история, раздутая вдовой, до сих пор бесила его.
— Прежде всего надо иметь врачебный опыт, практику.
— Люди, совершившие революцию в науке, никогда не практиковали! Взять хотя бы Ван Гельмонта, Бургаве да и самого Брусе!
Вокорбей, не отвечая, наклонился к Гуи и спросил его, повысив голос:
— У кого из нас вы желаете лечиться?
Задремавший было больной увидел разгневанные лица и захныкал.
Жена его тоже не знала, что сказать: один был врачом, а другой, быть может, знает секрет.
— Превосходно! — заявил Вокорбей. — Раз вы колеблетесь между человеком, имеющим диплом…
Пекюше усмехнулся.
— Чему вы смеётесь?
— Диплом не всегда служит доказательством!
Вопрос стоял о заработке доктора, о его правах и авторитете. Вокорбей вспылил:
— Это мы увидим, когда вас привлекут к суду за противозаконное врачевание!
Обратившись к фермерше, он добавил:
— Ваше дело, можете отправить мужа на тот свет с помощью этого господина, но будь я проклят, если когда-нибудь переступлю порог вашего дома.
Он ушёл по буковой аллее, гневно размахивая тростью.
Вернувшись домой, Пекюше нашёл Бувара в большом волнении.
К нему только что приходил Фуро, доведённый до отчаяния своими геморроидальными шишками. Бувар тщётно доказывал ему, будто они предохраняют человека от прочих болезней. Фуро ничего не хотел слушать и пригрозил ему судом за причинённый ущерб. Бувар совсем растерялся.
Пекюше поделился с ним своей неприятностью, которая казалась ему гораздо серьёзнее, и был несколько задет равнодушием Бувара.
На следующий день у Гуи разболелся живот. Это могло быть вызвано несварением желудка. Вероятно, Вокорбей был прав. В конце концов должен же врач понимать толк в болезнях, и Пекюше начала мучить совесть. Он боялся стать убийцей.
Из осторожности Бувар и Пекюше отказались лечить горбуна. Но его мать подняла крик — ей было обидно, что сын лишился завтрака. Коли так, незачем было гонять их каждый день из Барневаля в Шавиньоль!
Фуро вскоре успокоился, а Гуи полегчало. Теперь уже не было сомнения, что он выздоровеет; этот успех окрылил Пекюше.
— А не заняться ли нам акушерством? Сперва поучились бы на манекене…
— Довольно с меня манекенов!
— Это только половинка туловища и притом из кожи, новейшее изобретение для подготовки акушерок. Мне кажется, я сумел бы повернуть плод!
Но Бувару надоела медицина.
— Пружины жизни сокрыты от нас, болезней слишком много, лекарства не внушают доверия, а в книгах не найдёшь ни одного вразумительного определения, что такое здоровье, болезнь, диатез или даже гной!
Однако от чтения медицинских книг у них зашёл ум за разум.
Бувар принял самый обычный насморк за воспаление лёгких. Когда пиявки не облегчили колотья в боку, он поставил себе мушку; тогда начались боли в пояснице. Он решил, что у него камни в почках.
Пекюше сильно устал, подрезая ветви буков; после обеда его вырвало. Он перепугался и, заметив у себя на лице желтизну, заподозрил болезнь печени.
«Болит она у меня?» — спрашивал он себя.
И тут же почувствовал боль.
Пугая друг друга, они высовывали язык, щупали пульс, пили то одну, то другую минеральную воду, принимали слабительное, остерегались холода, жары, ветра, дождя, мух и пуще всего сквозняков.
Пекюше вычитал где-то, что нюхать табак вредно. К тому же, если сильно чихнуть, это может повлечь за собой разрыв аневризмы, и он решил бросить пагубную привычку. Иной раз он машинально запускал пальцы в табакерку, но тут же спохватывался и укорял себя в недостатке выдержки.
Ввиду того, что чёрный кофе возбуждает нервы, Бувар отказался было от послеобеденной чашечки, но тогда его сразу начинало клонить ко сну, а, проснувшись, он пугался, ибо продолжительный сон грозит апоплексией.
Идеалом их стал Корнаро — тот самый венецианский дворянин, который дожил до глубокой старости благодаря соблюдению особого режима. Даже не подражая ему в точности, можно всё же принимать кое-какие меры, и Пекюше нашёл в своей библиотеке Руководство по гигиене доктора Морена.
Просто удивительно, как они ещё до сих пор живы! Ведь в книге были запрещены все их любимые блюда. Жермена сбилась с ног и уж не знала, что им готовить.
Любое мясо даёт отрицательные последствия. Кровяная колбаса и свинина, копчёная сельдь, омар и дичь «противопоказаны». Чем крупнее рыба, тем больше в ней желатина, и, следовательно, тем она тяжелее для желудка. Овощи вызывают изжогу, макароны — тяжёлые сны; сыры, «взятые в совокупности, плохо перевариваются». Стакан воды по утрам «опасен». Название каждого напитка, каждого продукта сопровождалось предупреждением: «Вреден! Остерегайтесь! Не злоупотребляйте им! Не все его переносят!» Почему «вреден»? Что значит злоупотреблять? Как узнать, показано вам что-нибудь или противопоказано?
