Джеффри Чосер - Кентерберийские рассказы
Вспоминая похождения своей юности, Старуха вздыхает:
Признаться,
Приятно в мыслях снова возвращаться
Мне в те прошедшие года,
Исчезнувшие навсегда.
Когда о прошлом вспоминаю, —
То молодеть я начинаю:
И на душе моей светлей,
И тело будто бы сильней.
Хоть и обманута была я, —
Прекрасна жизнь была младая:
Коль дама весело живет,
То не напрасно жизнь идет!
(Перевод И.Б. Смирновой)
Алисон из Бата вторит Старухе такими словами:
Но, видит Бог, как вспомню я про это —
И осенью как будто снова лето.
Как в юности, все сердце обомрет,
И сладко мне, что был и мой черед,
Что жизнь свою недаром прожила я.
Эхо «Романа о Розе» постоянно слышится в «Прологе Женщины из Бата».
Однако между героинями Жана де Мена и Чосера есть очень существенная разница. «Циничная» Старуха — достигшая преклонных лет и сильно потрепанная жизнью дама легкого поведения, которая, вспоминая прошлое, делится хитростями своей профессии. Алисон же — еще полная сил вдова, которая пережила пять мужей и мечтает о шестом. Все ее мысли сосредоточены именно на браке. В отличие от Старухи, она, по крайней мере чисто внешне, старается соблюсти приличия и всячески оправдать себя, помня, что есть такое понятие как грех. Собственно говоря, весь ее длинный монолог и призван стать подобным оправданием. Соответственно для Чосера она не просто женщина, но прежде всего жена по выбору и призванию. И как жену — хочется сказать «профессиональную» жену — читатели и судят ее.
Парадоксальным образом Алисон — одна из самых образованных героинь книги. Количество источников, на которые она ссылается в «Прологе», сопоставимо разве только с числом источников, которыми пользуется благочестивая и рассудительная госпожа Разумница в «Рассказе о Мелибее». Другое дело, что все эти источники, в том числе и Священное Писание, Алисон постоянно перевирает или искажает в свою пользу — но такова ее природа и такова природа веселой поэтической игры, которую ведет с читателями автор.
Сами эти источники заимствованы поэтом из богатейшей антифеминистской литературы Средневековья, с которой Чосер был знаком либо в оригинале, либо через посредство «Романа о Розе». Логику антифеминистской доктрины, видевшей в женщине лишь «сосуд греха» и допускавшей супружеские отношения только как средство для продолжения рода, Алисон, отстаивая свое право на земные радости, все время выворачивает наизнанку и тем самым сатирически снижает.
Почти весь «Пролог» к «Рассказу Женщины из Бата» написан в форме огромного монолога героини, которая, хотя и перескакивает с мысли на мысль, все же неуклонно движется в своих рассуждениях от общего к частному и даже сугубо личному.1676 Критики обычно называют этот монолог «исповедальным». Но к исповеди и покаянию в христианском смысле он не имеет никакого отношения: рассказывая о своей судьбе, Женщина из Бата лишь пытается оправдать себя и до конца остается уверенной в своей полной правоте.
В первых словах монолога, отдав предпочтение не чьим-либо авторитетам, но личному опыту и вспомнив о горестях супружеской жизни (woe that is in marriage), Алисон сразу же переходит к яростной защите брака, который традиционно считался ниже девства или вдовства, а повторные браки в теории, хотя и не на практике, вообще допускались крайне неохотно. (У Алисон их было пять.) Для изложения мыслей героини, по форме сильно напоминающих проповедь, Чосер воспользовался широко популярным тогда полемическим трактатом блаженного Иеронима о целомудрии «Против Иовиниана», богослова, который уравнял освященный церковью брак с девством, за что Иероним назвал его «Эпикуром среди христиан». Логика рассуждений Алисон движется, разумеется, в противоположном Иерониму русле. Женщина из Бата прямо и откровенно заявляет:
Когда и где, в какие времена
Женитьба Библией запрещена?
Или когда нам девственность хранить
Предписано и род наш умертвить?
Отстаивая свою точку зрения, Алисон сразу же отважно вступает в полемику с общепринятым тогда толкованием эпизода из Евангелия от Иоанна, в котором рассказывается о браке в Кане Галилейской:
Но для завистников ведь всяк порочен;
Они твердят, что если только раз
(Как утверждает Библии рассказ)
Спаситель посетил обряд венчанья,
Так это было людям в назиданье —
И, значит, лишь однажды в брак вступать
Мне надлежало.
Евангельский отрывок о браке в Кане Галилейской, равно как и его толкование, были хорошо знакомы верующим в Средние века. Этот отрывок обычно читался во время венчания, указывая, что таинство брака, установленное Самим Иисусом Христом, символически прообразует союз Христа и Церкви, которому должны соответствовать отношения супругов. Знаменательно, что Томас Рингстед, известный английский богослов XIV в., отвечая на вопрос, почему второй брак менее благодатен, чем первый, ссылался на духовный аспект таинства и давал следующее объяснение: поскольку есть только один Христос и одна Церковь, то и муж для жены должен быть только один.1677 Точно так же думали тогда и другие богословы.
Но для Алисон, похоронившей пять мужей, подобного духовного объяснения явно не достаточно. Принятое тогда аллегорическое толкование беседы Христа с самарянкой, пять мужей которой символизировали пять чувств падшей природы человека, тоже мало занимает ее, а повеление Творца «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Бытие, 2:27) не имеющая детей Женщина из Бата воспринимает как приглашение к плотским радостям:
Господь сказал: «Плодитесь, размножайтесь».
Вот этот текст вы как ни искажайте,
Но знаю, что зовет он нас к труду.
Библейским примером такого «труда» для Алисон служит царь Соломон, который в старости имел семьсот жен и триста наложниц; а тот факт, что «во время старости Соломона жены его склонили сердце его к другим богам» (3 Царств, 11:4), совершенно не беспокоит ее. Отстаивая свое право на повторные браки, Женщина из Бата искажает и слова апостола Павла, учившего Тимофея чистоте жизни: «А в большом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении» (2 Тимофею, 2:20). Себя саму Алисон считает деревянным сосудом, который годен «на каждый день, для службы постоянной», не только забыв, что это сосуд для «низкого употребления», но и полностью проигнорировав повеление апостола отвращаться от нечистоты, чтобы стать «сосудом в чести, освященным и благопотребным» (2 Тимофею, 2:21). Что же касается долга мужа по отношению к жене, то и этот долг Алисон также понимает на свой лад:
«Муж да воздаст свой долг жене». Но чем?
Итак, те части создал Бог зачем?
Не ясно ль, что для мочеотделенья
Ничуть не боле, чем для размноженья.
Подобным пародийным образом Алисон переосмысляет и многие другие места Библии и высказывания отцов церкви, приходя под конец к своей собственной трактовке семейной жизни, где не муж, но жена призвана играть главную роль:
Мой муж
Слугой быть должен, должником к тому ж.
И дань с него женою полноправной
Взимать должна я честно и исправно.
Над телом мужа власть имею я,
То признавали все мои мужья.
Совершенно очевидно, что сатира Чосера в «Прологе» к «Рассказу Батской Ткачихи» имеет сразу же несколько адресов. Поэт откровенно посмеивается над упрямой и своевольной Алисон, которая с позиции заземленного здравого смысла порой очень даже остроумно трактует доступные ей источники. Чосер, очевидно, смеется и над самими антифеминистскими текстами, которые подчас доводили свое отрицательное отношение к женщине до абсурда. Чтобы показать это и убедить читателя, поэт как бы переписывает их с женской точки зрения, воздавая женоненавистникам-мужчинам по заслугам:1678
Да если бы мы, женщины, свой гнев,
Свое презренье к мужу собирали
И про мужчину книгу написали…
Заодно достается и все еще популярному тогда, если судить по поэмам Ленгленда и анонимного автора «Жемчужины», но уже начавшему давать ощутимые трещины аллегорическому восприятию мира и тропологическому толкованию Библии. Под пристальным взглядом Алисон это восприятие рушится вдребезги на наших глазах.
Однако над всем этим сложным и тесно сплетенным клубком тем и идей возвышается, отодвигая все остальное на второй план, сама Женщина из Бата, наделенная дурным нравом, упрямая, сварливая, абсурдная в своих претензиях и вместе с тем такая энергичная, смело идущая напролом, никогда не унывающая и на свой лад неотразимо обаятельная Алисон, устоять перед которой не может ни один читатель. Что уж тут говорить о ее умерших пяти мужьях и потенциальном шестом, которого она отправилась искать во время паломничества в Кентербери. Вместе с Алисон в книгу с победой возвращается и карнавальная стихия, которая сыграла столь важную роль в «Рассказе Мельника», а затем была потеснена желчным пессимизмом Мажордома и напрочь исчезла в «Рассказе Юриста».
