Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер
Относительно же того, чтобы разжиться каким-либо подобием маскарадного костюма в Стипл-Бампли, это, по нашему общему мнению, было совершенно исключено. В начале рассказа я дал краткое описание названной деревни, она изобиловала домиками в белых облаках жимолости и краснощекими поселянами — но и все. Имелась там одна-единственная лавочка, напротив водоразборной колонки прошлого века, но она, снабдив вас шпагатом, розовыми леденцами, куском бекона, консервами и старым «Календарем Мура», больше ни на что не была способна.
Короче говоря, куда ни кинь, положение представлялось довольно беспросветным. Вы поймете, насколько непродуктивно мы ломали голову, если я скажу, что самым, может быть, удачным из всех выдвинутых было предложение Боко, чтобы я разделся догола, обмазался сапожной ваксой и обмотался набедренной повязкой, и в таком виде отправился на маскарад, изображая вождя зулусов. Но тут отворилась дверь, и Дживс опять оказался среди нас.
Один вид этого человека, с головой девятого размера, обладал свойством в трудную минуту вырывать смотрящего из бездны отчаяния. Хоть Здравый Смысл и говорил нам, что ничего спасительного даже и от него сейчас ждать уже не приходится, мы встретили его нетерпеливыми восклицаниями.
— Ну? — сказал я.
— Ну? Ну? — сказали Боко и Нобби.
— Как успехи? — спросил я. Он величаво наклонил голову.
— Успехи есть, сэр, Я счастлив сообщить, что сумел найти для вас выход из создавшегося трудного положения.
— Вот это да! — воскликнула Нобби, потрясенная до глубины души.
— Ух ты! — воскликнул Боко, потрясенный в равной мере.
— Ну и ну! — издал возглас и я, испытывая те же чувства. — Неужели? Вот уж не думал! А ты, Боко?
— И я не думал.
— А ты, Нобби?
— Никогда!
— И тем не менее — вот. Такой уж он человек, Дживс. Где другие скребут в затылке и рвут на себе волосы, он действует. Наполеон тоже был в таком роде.
Боко затряс башкой.
— Где Наполеону до Дживса!
— Это все равно как поставить на посредственную лошадку против классического однолетка, — поддержала его Нобби.
— У Наполеона тоже были минуты удачи, — возразил я.
— Крайне скромного масштаба в сравнении с Дживсом, — не согласился Боко. — Ничего не имею против Наполеона, но не представляю себе, как бы он вышел на улицу в Стипл-Бампли в половине шестого вечера и вернулся десять минут спустя с маскарадным костюмом. Ведь именно таково ваше достижение, Дживс?
— Да, сэр.
— Ну, не знаю, как ты, Берти, а мне лично это видится, черт подери, просто чудом. Где же сам костюм, Дживс?
— Я разложил его на кровати в комнате мистера Вустера, сэр.
— Но где вы его раздобыли?
— Нашел, сэр.
— Нашли? То есть он просто на земле валялся?
— Да, сэр. На берегу реки.
Не знаю, почему, может быть, потому что мы, Вустеры, соображаем чуть-чуть быстрее других, но при этих словах меня, как дозой горькой соли, прошибло внезапное ужасное подозрение, нервы у меня онемели, и кровь обратилась в лед.
— Дживс, — заплетающимся языком произнес я, — а это… этот, как вы говорите, костюм… маскарадный… он… что собой представляет?
— Костюм полицейского, сэр.
Я рухнул в кресло, словно мои нижние конечности скосили серпом. Подозрение подтвердилось.
— Позднее мне пришло в голову, сэр, что, возможно, он принадлежал мистеру Чеддеру, я видел, как он нырял и плавал неподалеку оттуда.
Я поднялся на ноги. Это было нелегко сделать, но я сумел.
— Дживс, — проговорил я, или правильнее будет сказать, пророкотал, — извольте немедленно пойти, черт возьми, и возвратить эту полицейскую форму ее владельцу, чтоб ему пусто было!
Боко и Нобби, которые на заднем плане хлопали друг дружку по спине, остановились на полхлопке и вытаращились на меня: Боко с таким видом, будто не верит своим ушам, а Нобби, соответственно, — своим.
— Возвратить? — воскликнула Нобби.
— Владельцу, чтоб ему пусто было? — обезголосев, повторил Боко. — Я не понимаю тебя, Берти.
— Я тоже, — подключилась Нобби. — Если бы ты был древним евреем в пустыне, разве ты возвратил бы свою тарелку манны небесной?
— Вот именно, — подхватил Боко. — В последнюю минуту, когда полный провал всех наших грез и надежд уже смотрел нам в лицо, так как мы не могли добыть маскарадный костюм, Небо вдруг посылает нам отличный костюм, а ты, если я правильно понял, предлагаешь от него отказаться? Да понимаешь ли ты сам, что говоришь, Берти? Ты подумай. Сообрази.
Я сохранял каменное лицо.
— Эта полицейская форма, — повторил я, — должна быть немедленно отослана к своему законному владельцу. Мой дорогой Боко, моя милая Нобби, вы и представить себе не можете, какие зверские антивустеровские чувства кипят в груди у Сыра. Не далее как полчаса назад он лично заверил меня, что его самая заветная мечта — сцапать Бертрама за какое-нибудь правонарушение. Стоит ему узнать, что я украл его полицейскую форму, и пощады мне не будет. Самое меньшее, на что я могу рассчитывать, это три месяца в каталажке строгого режима.
Нобби забормотала что-то на ту тему, как быстро пролетят три месяца, но Боко шикнул на нее.
— Но как, черт побери, он может это узнать? — возразил он. — Ты же не намерен день за днем прохаживаться в ней по улицам Стипл-Бампли. Ты собираешься надеть ее только на сегодняшний вечер.
Тут я его поправил:
— Я не собираюсь надеть ее на сегодняшний вечер.
— О, вот как? — отозвалась Нобби. — В таком случае я не собираюсь показывать Флоренс твое письмо.
— Умница, — одобрил ее Боко. — Отлично сказано, свет моей жизни. Как ты теперь посмеешься, Берти?
Но мне было не до смеха. От ее слов у меня похолодела спина. Вряд ли кто-нибудь быстрее Бертрама способен сообразить, что его схватили за горло, и сейчас мне было ясно, что крыть нечем. Как ни страшна опасность, которая будет мне угрожать, если я приму ужасный подарок Дживса, ничего не поделаешь, придется рискнуть…
Минута немоты — и я, склонившись, признал себя побежденным.
— Вот молодчина! — одобрил меня Боко. — Я знал, что он все поймет.
— Берти всегда такой сообразительный, — прибавила Нобби.
— Он ясно мыслит. И здраво рассуждает, — подтвердил Боко. — Итак, все решено. Ты едешь на маскарад — в таком костюме ты наверняка будешь его украшением — а там затаишься и выждешь, пока старый Уорплесдон вволю не наговорится с Устрицей. Если все сойдет благополучно, ты хватаешь его за пуговицу и выступаешь в мою защиту. Как только он размякнет, ты даешь знак мне, я вступаю с того места, где ты остановился, а ты с чистой душой убираешься восвояси и заваливаешься спать. По моей прикидке, все это дело, твоя роль по крайней мере, займет не больше получаса. А я сейчас, наверное, все-таки сбегаю к реке, отнесу Сыру плащ. Дома-то у него, конечно, имеется сменное обмундирование, но лучше, чтобы он добрался туда без комментариев. Это все-таки недопустимо, чтобы в наших краях по полям и лугам расхаживали голые люди. На Ривьере — другое дело, но у нас в Стипл-Бампли нравы, слава тебе Господи, построже.
Он убежал, увлекая за собой Нобби, а я обратился к Дживсу, который во все время разговора стоял в полной неподвижности, подобно чучелу совы, — такая у него привычка для тех случаев, когда он присутствует, но участвовать в общей беседе не приглашен.
— Дживс.
— Сэр? — сразу почтительно ожив, отозвался он.
Я не стал ходить вокруг да около, а сказал ему с камен-но-холодным выражением лица:
— Теперь вы видите, надеюсь, что получилось? Благодаря вам я попал в такую передрягу, какой не припомню за всю свою, не сказать чтоб уж особенно безмятежную, биографию. Сейчас я в таком положении, как человек, вынувший любимого детеныша из логова крайне раздражительной тигрицы и вынужденный носить его на себе прямо в присутствии свирепой мамаши. Я не малодушный человек, Дживс, но подумаю только, что будет, если Сыр загребет меня в этой униформе, и мои напомаженные завитые кудри… как там дальше у вас говорится?
— Рассыплются, сэр, и каждый волосок…
— Встанет дыбом, верно?
— Да, сэр. Поднимется, как иглы китовраса.
— Вот-вот. И кстати сказать, что это такое, черт возьми, китоврас?
— Дикобраз, сэр.
— Дикобраз? Только и всего? Почему же вы мне сразу не сказали? Он мне целый день не давал покоя. Одним словом, Дживс, как я уже сказал, я в ужасном положении, и виноваты в этом — вы.
— Я действовал из лучших побуждений, сэр. Я полагал, что самое главное — чтобы вы присутствовали на сегодняшнем празднестве.
В его словах была своя доля истины. А для нас, Вустеров, справедливость — прежде всего. Мы будем страдать, но воздадим должное по заслугам.
— Да, — признал я, мрачно кивнув, — я не спорю, что намерения у вас были самые лучшие. И несомненно, в некотором смысле вы поступили правильно и разумно. Но вы не можете отрицать и того, что я попал в зверский переплет. Один неверный шаг, и Сыр прыгнет мне на спину, вопя, чтобы явился мировой судья и вкатил мне длительный срок в кондее. А кроме того, вы подумали о том, что у Чеддера в сравнении со мной на сорок дюймов больше объем груди и на восемь дюймов — обхват головы? Облаченный в его полицейскую форму, и тем более в его каске, я буду выглядеть просто как клоун. Да я бы уж лучше отправился на это мероприятие как самый жалкий Пьеро! Но, конечно, мои чувства сейчас в расчет не идут, как я понимаю.
