Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 1
— Портрет был сделан за несколько дней до нашей свадьбы.
— А где он теперь?
Она качнула головой.
— Расскажи. Ты обещала. Так нечестно. Почему ты не говоришь?
— Я не обещала рассказать тебе все без остатка. — В голосе матушки угадывались слезы. — Я не могу, Джонни.
— Можешь. Ты обещала. Это нечестно.
Она печально завернула медальон в ткань и вернула в шкатулку. Тут послышался топот, и дверь распахнулась. Мы удивленно вскинули брови: внутрь влетела миссис Белфлауэр, красная и запыхавшаяся. Увидев наши лица, она остановилась. Потом воскликнула:
— Ох, мэм, пожалуйста, идемте скорее. С нею не все ладно.
— В чем дело? — вскрикнула матушка.
— Это у нее в кармане, но ей вроде бы позволено, хотя, по мне, ей и без того истощать не грозит. Но она говорит, ей положено, пока она на службе.
Мать быстро вышла, миссис Белфлауэр последовала за нею по пятам.
Недовольный тем, что матушка не сдержала обещание, я вынул медальон и вновь его открыл. Вертя его в руках, я обнаружил на обратной стороне гравировку: две пары инициалов, так искусно переплетенных, что трудно было их различить. Знакомые «М. X.», а следующие как будто «П. К.». Загадочная «К» запомнилась мне с того дня, как в дом вторгся посторонний, и теперь нужно было бы восстановить в памяти остаток слова, ставшего таким важным. Кладя медальон на место, я заметил под бархатом что-то еще, сдвинул его и обнаружил листок бумаги. Любопытство взяло верх над щепетильностью, я убрал ткань: листок был сложен пополам и запечатан большой красной печатью с оттиском знакомого рисунка, четырехлепестковой розы. На листке была надпись, поблекшая, в чернильных пятнышках (похоже, случайно размазанных), но вполне различимая: «Моему возлюбленному сыну — и моему наследнику: Джону Хаффаму».
Я поспешно прикрыл письмо тканью. Хаффам! Странно, что эта фамилия, обозначенная вездесущей буквой «X.», была та самая, издавна знакомая, хотя и в другом написании! В моем мозгу замелькали предположения, но меня прервала вернувшаяся матушка.
— Что там стряслось? — спросил я.
— Ничего. Было небольшое недоразумение, но все уже уладилось, — объяснила она с усталой улыбкой.
Закрыв шкатулку, она протянула ее мне.
— А теперь поставь ее на место и отправляйся спать. Уложит тебя миссис Белфлауэр: Сьюки ушла к себе.
— Она заболела? А что такое с Биссетт?
— Не то чтобы заболела, но няня сегодня немного не в Духе.
Я знал, что это значит, и радовался такому везению.
Итак, не Биссетт, а миссис Белфлауэр, отдуваясь и проклиная меня на чем свет стоит, спешила за мной вверх по лестнице, а я улепетывал с криками и смехом, забыв в пылу гонки о страшных тенях, что подстерегали в спальне.
— А теперь быстро в постель, — проворчала миссис Белфлауэр затем. — А то продрогнете, ночь больно студеная. Слышите, как разгуливается ветер?
Она держала мою ночную рубашку, а я протискивался внутрь. Чистое, пахнувшее крахмалом полотно окутало мне голову, затуманивая свет свечей, я утопал в белом тумане, пока не обнаружил случайно, куда сунуть макушку, и не увидел комнату и миссис Белфлауэр, которая закрывала шторы.
— Что сделалось с пшеницей, это просто ужас, — заметила она. — Говорят, такого никудышного урожая не было уже давно. Страшно и подумать, сколько будет стоить на Святках четырехфунтовая булка. В деревне народу… — Она осеклась. — Только бы девочка успела уже добраться домой.
— Наверняка добралась, — успокоил я миссис Белфлауэр, сидя в постели и наблюдая, как она убирает мою одежду.
— Если не отправилась проведать тетю и дядю. Ему, видно, опять неможется. — Миссис Белфлауэр покачала головой. — Бедная девочка. С ее семьей хлопот не оберешься. Но они ведь из Хафема, это плохая деревня, чего еще и ждать-то.
Сверкнула молния.
— Почему это Хафем плохая деревня?
— Сказать не могу, но плохая — хуже некуда. Даже Мампси, уж на что люди состоятельные и со связями тут и там, и те дрянь. Со всех сторон слышишь рассказы о них и их проделках.
— Мампси, — повторил я. Фамилия была мне незнакома. По полям в нашем направлении прокатился гром, и я задрожал от восторга, потому что любил бурю. — Что за рассказы?
— Да по большей части о том, как они обзавелись большим домом и землей. Ведь им это все досталось от семьи, которая там жила спокон веку — с тех еще времен, когда римляне строили в Даунсе укрепления.
— А как их звали? — спросил я.
— Хафем, как деревню, правда, кто первый получил это имя, ведать не ведаю.
Хаффам! Выходит, здесь жила семья, носившая эту фамилию! Потомки Жоффруа! Наверняка я как-то с ними связан!
Расскажете мне эту историю? — попросил я.
— Не сейчас, слишком она длинная.
— Но я все равно не усну в такую бурю!
Тут же вновь сверкнула молния, послышались громкие раскаты грома.
— Хорошо, — кивнула миссис Белфлауэр и грузно опустилась на краешек постели. — Это история о том, как на дом, землю и всех, кто ими владел, пало жуткое проклятие.
— Боже! — воскликнул я, потому что мне очень нравились проклятия миссис Белфлауэр. Как правило, они кончались дуэлью или сумасшествием.
— Ну вот, эти самые Хафемы жили в большом доме на околице деревни. Поживали они тихо-мирно век за веком, но тут, как бывает со старыми семьями, пошли вымирать. Дошло до того, что остались от них всего лишь один старик и трое его детей: две дочери и мальчик. Сын, Джемми, был молодой негодник. Я так говорю потому, что он вовсю транжирил деньги, просадил все состояние за азартными играми, пил и занимался всякими непотребствами в Лондоне.
— Что за непотребства, миссис Белфлауэр?
— Всякие разные, — отрезала она. — Ну вот, взял он за себя богатую наследницу, которая принесла ему пятнадцать тысяч фунтов, и породил с нею сына и дочь. Мальчика звали Джон.
Джон Хаффам!
— Как меня! — крикнул я.
— Джонов на земле сколько угодно. А девочку они окрестили именем Софи. Ну вот, за несколько лет он потратил все женины деньги, а обращался он с нею так плохо, что разбил ее сердце и она умерла. А он все продолжал в том же духе, дошло до того, что никто уже не давал ему в долг ни гроша. Прослышал тогда этот Джемми об одном ростовщике в Лондоне — все кликали его дьяволом или дьяволовой родней, потому что, говорили, он был из некрещеного народа и звался Старый Ник. И вот приходит Джемми однажды к Старому Нику и просит дать ему взаймы тридцать тысяч фунтов. «А залог какой?» — спрашивает Старый Ник. А Джемми отвечает: «Пока жив отец, у меня не будет ни гроша». А Старый Ник ему: «Предлагаю такую сделку: можешь соглашаться, можешь нет. Я одалживаю тебе тридцать тысяч фунтов, а ты должен поторопить своего отца на тот свет. А когда унаследуешь поместье, то отдашь мне в ясены свою дочь, Софи. Землей можешь владеть до самой своей смерти, но, если не отдашь долг, потом она достанется детям Софи». Джемми согласился, ведь он от этого ничего не терял, и Старый Ник научил его, как избавиться от отца, и дал то, что для этого потребно.
— Как же он собирался его убить? — поинтересовался я.
— А как вы думаете? — Она посмотрела на меня задумчиво.
— Самое лучшее — отравить.
— Ага, угадали. Вернулся Джемми в большой дом и на следующий вечер, когда они со стариком вместе выпивали, подсыпал ему в вино яд, и отец в ужасных мучениях помер. Джемми унаследовал поместье, Старый Ник одолжил ему тридцать тысяч фунтов, а взамен Джемми отдал ему свою дочь, Софи. Ей сравнялось всего-навсего семнадцать годков, и была она раскрасавица, а Старый Ник был старый урод, и потому она исплакала все глаза.
Тут я с досадой услышал приближавшиеся шаги матери. Матушка не должна была узнать, что я расспрашиваю про семейство Хаффам, ведь она могла догадаться, что я видел письмо.
— Вы оба, похоже, очень уютно устроились, — улыбнулась она.
— Я как раз начала рассказывать мастеру Джонни историю, — пояснила миссис Белфлауэр.
— Думаю, ваши истории нравятся ему больше, чем волшебные сказки, которые я ему читаю. — Матушка улыбнулась мне.
— Нет-нет, — сказал я. — Я люблю и то, и другое. Но истории, которые рассказывает миссис Белфлауэр, правдивые, потому что они случились с живыми людьми.
— Так продолжайте, миссис Белфлауэр, — предложила матушка.
— Нет, пожалуйста, конец я послушаю в другой раз, — поспешно вмешался я.
— Какой же ты невоспитанный, Джонни.
Миссис Белфлауэр поднялась на ноги.
— Раз вы здесь, то я уж пойду, мэм. Доброй вам ночи, и вам доброй ночи, мастер Джонни.
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
— Доброй ночи, миссис Белфлауэр. И спасибо вам за историю.
— Спите спокойно, голубчик. Надеюсь, гроза пройдет стороной.
Когда она ушла, матушка сказала:
