Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие
— Вчера.
Галли все понял. Он был сметлив.
— До рододендронов, — спросил он, — или после?
— После, — ответил Типтон и тут же раскрыл рот, как морской лев, когда он ожидает новую рыбку. — Ой! Вы думаете, она из-за этого плакала?
— Конечно. Дорогой мой, разве можно позвать девушку к рододендронам и не прийти? Нельзя. Они чувствительны. Я все так и вижу. Не дождавшись вас, она добрела до скамейки и заплакала. Проходивший мимо Фредди увидел ее в слезах и по-братски утешил.
— По-братски? Вы так думаете?
— Ни малейших сомнений. Они знают друг друга всю жизнь.
— Да, — заметил Типтон, — их еще называли голубками.
— Кто вам сказал?
— Лорд Эмсворт. Галли покачал головой.
— Чтобы сохранить здравый разум в Бландинге, не слушайте Кларенса. Ничего такого не помню.
— Он был с ней обручен.
— Ах, кто из нас не был! Не с ней, вообще. Вы были?
— Был, — признал Типтон. — Раз шесть.
— И они вам безразличны?
— Ну, не совсем… Вот Дорис Джимсон… Да, безразличны.
— То-то и оно. Не беспокойтесь, Фредди любит жену. Типтон немного ожил.
— Вы так думаете?
— Уверен. Исключительно счастливый брак. Целый день воркуют.
— Бывает же! — сказал Типтон и немного подумал. — А двоюродные братья целуют двоюродных сестер, да?
— Непрестанно.
— И это ничего не значит?
— Абсолютно. Скажите, мой дорогой, а почему вы ушли от этих рододендронов?
— Долго рассказывать, — отвечал Типтон.
Однако он рассказал. Галли вращался в богемных кругах, где чего только не видят, и знал, как нежны и чувствительны страдальцы, как охотно снимают они напряжение напитком. Да, Фредди был прав. Вести свинью к Типтону Плимсолу никак нельзя.
— Так, так, — сказал он, когда рассказ подошел к концу. — Лицо выглядывало из кустов?
— Не просто выглядывало, — поправил обстоятельный Типтон, — оно ухмылялось. И, кажется, сказало: «Эй!»
— Вы дали для этого основания?
— Ну, я хлебнул из фляжки.
— А! Она с вами?
— Она в столе. Галахад поднял бровь.
— Может быть, мне за ней присмотреть?
Типтон закусил губу. Тонущему нелегко расстаться со спасательным кругом.
— Поверьте, — сказал Галли, — она вам не нужна. Я знаю точно, что Вероника влюблена в вас по уши. Пить совершенно незачем.
— Козявка думает иначе.
— Козявка?
— Такая, с голубыми глазами.
— Она советовала хлопнуть?
— Да.
— Она ошибалась. Хватит лимонного сока.
Типтон еще колебался, когда снизу раздался звон меди. Галли был к этому готов и не шелохнулся; Типтон принял это за трубы Страшного суда. Подпрыгнув вершка на два, он спросил:
— Что такое?
— Забавляется кто-нибудь, — ответил Галахад. — Скорее всего, Фредди, не обращайте внимания. Идите прямо к ней.
— К ней?
— Она пошла к себе.
— Нельзя заходить к девушке без приглашения.
— Вы постучите, она выйдет.
VЛень повторять, что самые лучшие замыслы срываются из-за мелочей. Как вы помните, поэт Бернс особо об этом напоминает. История с гонгом послужит неплохой иллюстрацией.
Галахад не учел, что Вероника принадлежит к тому типу девушек, который, услышав гонг, бежит узнать, кто ударил в него и зачем. Фредди вешал палочку с приятным сознанием выполненного долга, когда заметил огромные и удивленные глаза.
Состоялся такой диалог:
— Фредди, это ты?
— Что — я?
— Ударил в гонг.
— В гонг? А, да. Ударил.
— Почему?
— Не знаю. Захотелось.
— А для чего?
Это могло длиться долго, но тут из гостиной вышла леди Гермиона.
— Кто ударил в гонг? Теперь ответила Вероника.
— Это Фред-ди.
— Ты ударил, Фредди?
— Э…да. Я.
— Почему?
Вероника сообщила, что уже об этом спрашивала.
— Я шла за альбомом, — пояснила она, — а он ударил. Из-за зеленой гардины в глубине холла появился дворецкий.
— Кто-то бил в гонг, миледи?
— Да. Мистер Фредерик.
— Очень хорошо, миледи.
Бидж удалился. Получилось так, что Фредди ударил в гонг из прихоти. Из чего? Из прихоти. Ну что вы, не видели! Бывает. Захочешь — и ударишь. Знал бы, что будет такой тарарам, не ударял бы. Вероника сказала: «Ну, Фред-ди», леди Гермиона предположила, что в Америке он лишился последнего разума, и тут ей пришло в голову, что надо немедленно сказать горничной, чтобы та сменила лямки на бюстгальтере. Послала она, естественно, дочь.
Послушная Вероника сказала: «Сейчас, мам-ма» — и ушла в ту комнату, где шила горничная. Леди Гермиона вернулась в гостиную. Фредди, махнув на все рукой, скрылся в бильярдной, где и думал о собачьем корме. А Галахад тем самым пустил Типтона преждевременно.
Дойдя до алой комнаты, Типтон постоял перед дверью. Он тяжело дышал и качался то на одной ноге, то на другой.
Оспорив предположение Фредди, что племянник Чета Типтона подвластен страху перед девушками, Галахад ошибся. Наследственность сложнее. Сердце у Типтона сотрясалось, как мотоцикл, дышал он с трудом. Чем дольше он стоял, тем было яснее, что без стимулятора не обойдется.
Он кинулся к себе, схватил фляжку, вздрогнув при мысли, что он ее чуть не отдал, и поднес к губам, закинув при этому голову.
Это помогло. Решимость и отвага окатили его огнем. Он огляделся, бросая вызов, но никаких лиц не увидел. Такая удача окончательно его укрепила.
Вернувшись, он твердо постучался в дверь. Ответа не было. Он удивился; Вероника явно двигалась там, внутри. Пока он об этом думал, раздался грохот, словно кто-то свалил столик вместе с вазой.
Он приложил губы к скважине и напряженно проговорил:
«Эй!»
На сей раз усилия его оправдались. Из-за двери донесся странный звук, видимо — приглашение. Он не ждал, что Вероника именно хрюкнет, но не очень удивился. Вероятно, решил он, она держит что-то во рту, девушки часто берут в рот всякие шпильки. Вот Дорис Джимсон…
Он повернул ручку.
Через несколько минут дворецкий Бидж, проходивший через холл, услышал сверху: «Эй!» — и, подняв взор, увидел, что это американский гость.
— Сэр? — спросил он.
Типтон Плимсол явственно волновался. Он был бледен, глаза за очками налились тайной печалью. Дышал он так, что вызвал бы большой интерес у легочника.
— Эй! — повторил он. — Где комната мистера Трипвуда?
— Мистера Фредерика, сэр?
— Нет, другого, Галли.
— Мистер Галахад занимает комнату, выходящую на лужайку. По правую руку, первый этаж. Позвать его?
— Нет. Мне он не нужен. Так, занесу кое-что. Спасибо. Дойдя до искомой комнаты, он поставил фляжку на стол с горестным сожалением русского крестьянина, бросающего волкам младенца-сына. Потом он медленно пошел наверх.
Достигнув первой площадки, он внезапно вскинул голову, как боевой конь при звуке труб, и запрыгал через три ступеньки.
Сверху, из алой комнаты, раздавался вопль:
— Иии-иии-иии-иии!!!
VIДевушка с хорошими легкими не может вскрикнуть «Иии-иии-иии!!!», не вызвав волнения и интереса. Правда, многие гуляли (Галли, полковник, Пруденс), Фредди был в бильярдной, но леди Гермиона сидела в гостиной.
Когда летний покой разлетелся на миллион осколков, она перечитывала в третий раз телеграмму, которую принес ей на серебряном подносе дворецкий Бидж. Подпись была «Кларенс», место отправления — Паддингтонский вокзал, время — двенадцать сорок, а текст такой:
«Приедем чаю эликсиром».
Получив этот текст за две минуты до отхода поезда, телеграфист смело расшифровал «приметы» как «приедем», «чан» — как «чаю», но последнего слова не понял. Подходило «линсиром», «ликсиром» — и «эликсиром». Первые слова он отверг, потому что их нет. Оставалось третье. В конце концов какой-то смысл в нем был.
Оптимизм подвел его. Леди Гермиона тупо смотрела на бланк. Самое простое решение — глава рода везет к чаю животворящий эликсир — она отмела.
Галахад — другое дело, он может привезти что угодно. Но не Кларенс. Он рассеян и о семье не заботится.
Она прикинула, какая тут подойдет болезнь, это с ним бывало, но тут раздался крик.
Если читатель забыл, мы напомним, что кричала Вероника:
«Иии-иии-иии!!!» Потрясенная мать, застыв на мгновение, кинулась наверх быстрее Типтона. Разве усидишь в гостиной, когда твое дитя верещит?
Перед дверью алой комнаты она резко остановилась, увидев такое поразительное, такое радостное зрелище, что она подумала, не мерещится ли ей. Она поморгала, посмотрела снова — мираж не исчез.
У дверей, в коридоре, один из богатейших людей Америки прижимал к груди ее дочь и, на глазах у матери, прильнул к ее устам несомненнейшим поцелуем.
— Вероника! — воскликнула мать. Более слабая женщина воскликнула бы: «Ого!»
