Михаил Булгаков - Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных
Лариосик. Помилуйте, я сразу это заметил. Изумительно хорошо в семье у Елены Васильевны. За этими кремовыми шторами отдыхаешь душой, забываешь про ужасы гражданской войны. А ведь наши израненные души так жаждут покоя.
Мышлаевский. Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете?
Лариосик. Я… я… Да, пишу.
Мышлаевский. Так-с… Простите, пожалуйста, что я вас перебил. Так вы изволите говорить — покой. Не знаю, как у вас в Житомире, а здесь в Киеве…
Студзинский. Да, уж устроил нам Петлюра покой.
Николка. Как бы от такого покоя мы в покойников не обратились.
Мышлаевский. Не обращайте внимания — наш придворный остряк. Тащите карты. У меня девятка… Полковник.
Алексей. Да, да… (Выходит из своей комнаты) Вчетвером. Отлично-с.
Студзинский. Прошу брать карту.
Лариосик. Душевно вам признателен.
Мышлаевский. Полковник с капитаном — вы со мной. Николка, подсядь к Лариону Ларионовичу — будешь советовать по мере собственного разумения.
Усаживаются в комнате Алексея.
Алексей (сдает). Пасс…
Николка (подсказывает). Две пики.
Лариосик. Две пики…
Студзинский. Пасс…
Мышлаевский. Пасс…
Алексей. Две бубны…
Николка (подсказывает). Два без козыря.
Лариосик. Два без козыря.
Студзинский. Пять бубен. Не дам,
Мышлаевский. И не пытайтесь, дорогой капитан. Малый в пиках.
Алексей. Ничего не поделаешь, пасс…
Мышлаевский. Купил.
Студзинский. Вот везет.
Мышлаевский. По карточке попрошу.
Лариосик раздаст по карте
Мышлаевский. Что ж вы говорите, что плохо играете! Ишь, плутишка. Вас не ругать, а хвалить безудержно нужно. Нуте-сь! Так и будет. Твой ход, Алеша.
Алексей. Пожалте-с…
Играют. Лариосик переглянулся с Николкой, тот в недоумении сделал ход.
Мышлаевский (внезапно). Душевно вам признателен. Какого же ты лешего мою даму долбанул, Ларион!?
Студзинский. Здорово! Без одной.
Алексей. Семнадцать тысяч такой ход стоит, Ларион Ларионович.
Лариосик. Я думал, что у Александра Брониславовича король.
Мышлаевский. Как можно это думать, когда я его своими руками купил и тебе показал? Вон он. Как вам это нравится? Он покоя за кремовыми шторами ищет и садит без одной — это покой?
Алексей. Ну что ты налетел, в самом деле, на человека? Может быть, у капитана…
Мышлаевский. Что может быть? Ничего не может быть, кроме ерунды. Нет, батюшка мой, винт — это не стихи. Тут надо головой вертеть. Да и стихи стихами, а все-таки Пушкин, или какой-нибудь Лермонтов, никогда б такой штуки не выкинули — собственную даму по башке лупить.
Лариосик. Я — ужасный неудачник.
Алексей. Да вы не расстраивайтесь. А ты, Виктор, не бросайся все-таки на людей.
Мышлаевский. Ну ладно — мир. Не обращайте внимания. Я — человек вспыльчивый. Ваш ход.
Играют. Елена входит.
Алексей. Что ты бродишь там одна, Лена? Иди к нам.
Мышлаевский. Лена ясная. Брось тоску. Ползи к нам.
Елена. Да я нисколько не тоскую. Холодно у нас.
Николка. Я сейчас подброшу дров. Тут такая игра…
Мышлаевский. Ну, эта наша будет.
Студзинский. А эта наша.
Елена выходит в переднюю, там накидывает кофточку на меху, подходит к окну, всматривается в ночь.
Мышлаевский. Вам сдавать.
Лариосик сдает. Закрывается дверь и винтующие исчезают.
Елена (одна в передней). Уехал. Как? Уехал.
Шервинский (внезапно появляется в передней). Кто уехал?
Елена. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский. Как же вы вошли без звонка?
Шервинский. Да ведь дверь не заперта. Прихожу, все настежь. Позвольте вам вручить. (Вынимает из бумаги громадный букет.)
Елена. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги.
Шервинский. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Позвольте снять бурку. Я так рад, что вас вижу, так по вас соскучился. Я так давно вас не видал.
Елена. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера.
Шервинский. Ах, Елена Васильевна, что такое вчера? (Снимает бурку, остается в великолепной черкеске «гетманского конвоя».) Ну, вот-с. Итак, кто же уехал?
Елена. Владимир Робертович.
Шервинский. Куда?
Елена. Какие дивные розы… В Берлин.
Шервинский. В Берлин? И надолго?
Елена. Месяца на два.
Шервинский. На два месяца! Да что вы! Ай-ай-ай! (С радостной физиономией.) Печально, печально.
Елена. Вы не светский человек, Шервинский.
Шервинский. Я не светский? Позвольте, почему же? Нет, я светский. Просто я, знаете ли, расстроен. Так расстроен. Просто можно сказать — подавлен. До глубины души.
Елена. Лучше скажите, как ваш голос.
Шервинский (у рояля). Мама… мия… мии… «Он далеко и не узнает… Он… да… он… да-а-а… Он далеко и не узнает…» В хорошем голосе. Ехал к вам на извозчике, думал, что голос сел, а сюда приезжаю, оказывается — в голосе.
Елена. Единственно, что в вас есть хорошего, это голос и прямое ваше назначение — оперная карьера.
Шервинский. Кой-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды пел эпиталаму из Нерона. Там вверху, как вам известно, «фа», — а я взял «ля» и держал девять тактов.
Елена. Сколько?
Шервинский. Восемь тактов держал. Напрасно не верите. Ей-богу. Там была графиня Генрикова, так она влюбилась в меня после этого «ля».
Елена. Что же потом было?
Шервинский. Отравилась цианистым калием.
Елена (расхохоталась). Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Ну идемте. После ужина проаккомпанирую…
Шервинский. Елена Васильевна… минутку… Итак, он, стало быть, уехал. А вы, стало быть, остались…
Елена. Пустите руки. (Открывает дверь к Алексею.) Господа, Шервинский.
Все. А-а!
Шервинский. Здравья желаю, господин полковник.
Алексей. Здравствуйте, Леонид Юрьевич, милости просим.
Шервинский. Виктор, почему это ты в чалме? Жив, ну и слава Богу.
Мышлаевский. Здравствуй, адъютант.
Шервинский. Мое почтенье, капитан.
Студзинский. Здравствуйте!
Алексей. Позвольте вас познакомить.
Николка. Наш кузен из Житомира.
Шервинский. Ея[104] Императорского Величества Лейб Гвардии Уланского полка, поручик Шервинский.
Лариосик. Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться.
Мышлаевский. Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка.
Елена. Господа, бросайте карты.
Алексей. Двенадцать. Господа, садимся — а то ведь завтра вставать рано.
Шервинский. Ух, какое великолепие. По какому случаю пир, позвольте спросить?
Николка. Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик.
Шервинский. Ага!
Студзинский, Шервинский, Николка. Где прикажете, г-н полковник?
Алексей. Где угодно. Прошу. Леночка, будь хозяйкой.
Усаживаются.
Шервинский. Итак… стало быть… он уехал… а вы… остались.
Елена. Шервинский, замолчите.
Мышлаевский. Леночка, водки пьешь?[105]
Елена. Нет, нет, нет.
Мышлаевский. Ну, тогда белого вина.
Студзинский. Вам позволите, господин полковник?
Алексей. Мерси, вы себе, пожалуйста.
Мышлаевский. Вашу рюмку.
Лариосик. Я, собственно, водки не пью.
Мышлаевский. Помилуйте, я тоже не пью, но одну рюмку… Как же вы селедку будете без водки есть?
