Уилки Коллинз - Женщина в белом
Это соображение не было никоим образом связано с сэром Персивалем. Сведения, сообщенные мне миссис Катерик, только подтверждали мои ранние догадки.
Он совершил свой подлог именно так, как я это предполагал. Молчание миссис Катерик относительно дубликата метрической книги в Нолсбери подтвердило мою мысль о том, что ни она, ни сэр Персиваль не подозревали о его существовании. Им никогда не приходило в голову, что их преступление можно разоблачить путем сравнения подлинника метрической книги с ее копией. Но само преступление больше не интересовало меня. Я решил сохранить письмо, ибо оно могло понадобиться в будущем для выяснения последней тайны, все еще неразгаданной мною, — о происхождении Анны Катерик. Кто же был ее отцом? В письме ее матери были две или три фразы, над которыми стоило поразмыслить на досуге. А сейчас я был слишком занят своей главной задачей и не мог ничем отвлекаться. Но вопрос этот продолжал меня интересовать. Я был уверен, что со временем узнаю, кто был отцом несчастной, которая покоилась теперь рядом с миссис Фэрли.
Я запечатал письмо и тщательно спрятал его, чтобы снова перечитать, когда настанет время.
Завтра был мой последний день в Хемпшире. Побывав у мирового судьи в Нолсбери и на судебном дознании в Уэлмингаме, я мог вернуться в Лондон дневным или вечерним поездом.
На следующее утро я снова пошел на почту, где письмо от Мэриан ожидало меня, как обычно. Когда мне его вручили, оно показалось мне очень легким по весу. Встревоженный этим, я распечатал его. В конверте была только узкая полоска бумаги, сложенная вдвое. Торопливым почерком было написано:
«Возвращайтесь как можно скорее. Нам пришлось переехать. Приезжайте прямо на Гоуверз-Уолк, Фулем Э 5. Я буду ждать вас. Не беспокойтесь о нас — мы живы и здоровы. Но возвращайтесь! Мэриан».
Известие, заключавшееся в этих строках, известие, которое я мгновенно связал с какой-то новой попыткой графа Фоско причинить нам вред, потрясло меня. Я застыл на месте, комкая письмо в руках. Что случилось? Какое коварное злодеяние задумал и совершил граф в мое отсутствие? Прошла целая ночь с той минуты, как Мэриан отослала свою записку, — пройдет еще много часов, пока я смогу вернуться к ним. Новое несчастье, о котором я еще не знаю, возможно, уже постигло их. А я должен оставаться здесь, за столько миль от них, прикованный к месту по распоряжению судебных властей!
Не знаю, к чему привели бы мои тревоги и волнения, возможно, я забыл бы о долге и чести, если б не моя вера в Мэриан. Только сознание, что я могу всецело положиться на нее, помогло мне немного успокоиться и придало мне мужество терпеливо ждать. Судебное дознание было моим первым препятствием к немедленному возвращению в Лондон. В назначенный час я пришел в суд. Присутствие мое было формально необходимо, но на этот раз меня даже не вызывали. Эта никому не нужная досадная отсрочка была тяжелым испытанием, хотя я старался отвлечься, прислушиваясь как можно внимательнее к происходящему на суде.
В числе присутствовавших был и лондонский поверенный покойного — мистер Мерримен, но он ничем не мог помочь следствию. Он заявил, что чрезвычайно удивлен и потрясен случившимся, но не может пролить никакого света на таинственные обстоятельства этого дела. В промежутках между вызовами свидетелей он подсказывал следователю вопросы, который тот, в свою очередь, задавал потом свидетелям, но и это не дало никаких результатов. После тщательного, настойчивого опроса многих лиц, знавших сэра Персиваля, опроса, продолжавшегося около трех часов, присяжные вынесли обычный вердикт: смерть в результате несчастного случая. К этому присовокупили официальное заявление, в котором говорилось, что следствием не установлено, как и кем были похищены ключи, отчего произошел пожар и с какой целью покойный проник в ризницу. На этом судебное дознание закончилось. Поверенному покойного поручили позаботиться о погребении сэра Персиваля. Свидетели могли считать себя свободными.
Не теряя ни минуты драгоценного времени, я расплатился по счету в отеле и нанял экипаж для поездки в Нолсбери. Какой-то джентльмен, стоявший около меня и видевший, что я собираюсь ехать в Нолсбери, вежливо обратился ко мне с просьбой разрешить ему ехать со мной, так как он живет в тех местах. Конечно, я ответил согласием.
По дороге мы, естественно, говорили на тему, интересовавшую в те дни всех местных жителей.
Мой новый знакомый хорошо знал поверенного по делам покойного сэра Персиваля. Он обсуждал с мистером Меррименом положение дел умершего баронета и вопрос о наследстве. Материальные затруднения сэра Персиваля были широко известны во всем графстве, — поверенному не оставалось ничего другого, как признать этот факт. Сэр Персиваль погиб, не оставив завещания, но даже если б он его и оставил, все состояние, унаследованное им от жены, уже пошло на погашение его долгов. Наследником поместья был его дальний родственник, который командовал кораблем, принадлежащим Англо-Индийской компании. Наследство, которое он теперь получал, было сильно отягощено долгами, но само поместье со временем, если капитан будет бережлив, может приносить большие доходы, и в будущем он мог стать весьма состоятельным человеком.
Хотя я был поглощен мыслью о возвращении в Лондон, это сообщение, подтвердившееся в дальнейшем, было для меня очень ценным. Я мог считать, что мое молчание относительно подлога, совершенного сэром Персивалем, вполне оправдано. Тот, чьи права он узурпировал, должен был теперь унаследовать поместье. Доход от Блекуотер-Парка, по праву принадлежащий одному ему за последние двадцать три года, был растрачен до последней копейки покойным сэром Персивалем. Вернуть этот доход было невозможно. Если б я огласил свое открытие, это никому не принесло бы никакой пользы. Продолжая хранить молчание, я скрывал подлинное лицо человека, который обманным путем женился на Лоре. Ради нее я счел за лучшее молчать. Ради нее я, рассказывая всю эту историю, называю всех ее участников вымышленными именами.
Я расстался со своим случайным спутником близ Нолсбери и сразу же отправился к мировому судье. Как я и предполагал, никто не явился предъявить мне обвинение. Нужные формальности были соблюдены, и меня отпустили. Когда я выходил из городской ратуши, мне подали письмо от мистера Доусона. Он писал, что дела задержали его, поэтому он не смог приехать и лично подтвердить мне свою готовность оказать мне всяческую помощь, если б она мне понадобилась. Я тут же написал ему в ответ о своей искренней благодарности и о том, что сожалею о невозможности повидать его, ибо по неотложным делам должен сегодня же вернуться домой.
Через полчаса экспресс мчал меня в Лондон.
IIБыло около десяти часов вечера, когда я доехал до Фулема и разыскал дорогу в Гоуверз-Уолк.
Лора и Мэриан встретили меня у дверей. Мне кажется, что до этой минуты мы сами не сознавали, как крепки те узы, которые связывали нас троих. Наша встреча была такой радостной, будто разлука длилась много месяцев, а не несколько дней. У Мэриан было измученное, озабоченное лицо. Как только я увидел ее, я понял, кто принял на себя все удары судьбы и нес на своих плечах все заботы в мое отсутствие. Лора выглядела несравненно лучше и оживленнее, чем раньше. Мне стало ясно, что Мэриан тщательно скрыла от нее страшную смерть в Старом Уэлмингаме и настоящие причины нашего теперешнего переезда со старой квартиры.
Перемена обстановки, по-видимому, очень обрадовала и заинтересовала Лору. Она сочла, что у Мэриан явилась счастливая мысль устроить мне сюрприз — переехать из тесного, шумного, многолюдного городского квартала в тихое, тенистое загородное местечко близ реки. У нее было много планов на будущее — она говорила о рисунках, которые ей предстояло закончить, о новых покупателях и заказчиках, которых я разыскал, о шиллингах и пенсах, которые она скопила, и, показав мне свой туго набитый кошелек, гордо предложила мне взвесить его на руке. Для меня было радостным сюрпризом увидеть, как она похорошела и поправилась, — я этого не ждал. Я был обязан столь неожиданным счастьем мужеству Мэриан, преданности Мэриан.
Когда мы с Мэриан остались одни и могли откровенно поговорить обо всем, я попытался выразить ей благодарность и восхищение, которые переполняли мое сердце. Но благородная, великодушная Мэриан не пожелала и слушать меня. Святое женское самоотречение, отдающее все, ничего не требуя взамен, было присуще ей всегда и во всем.
— Я бы написала вам более обстоятельно, — сказала она, — но у меня не было ни одной свободной минуты… Вы выглядите усталым и измученным, Уолтер. Боюсь, что письмо мое очень встревожило вас?
— Да, вначале, — ответил я, — но я успокоился, Мэриан, зная, что могу всецело положиться на вас. Прав ли я: этот неожиданный переезд вызван каким-нибудь новым коварством графа Фоско?
