Марсель Прево - Полудевы
С того года, когда они встретились в первый раз, различные неудачи озлобили их еще больше, и в них окрепло намерение действовать сообща против общества, от которого они страдали. По совету Мод, мать ее добилась развода; несколько месяцев спустя мистер Рувр умер и по ликвидация его дел, у вдовы оказалось тысяч шестьдесят франков и по двести тысяч у Мод и Жакелин. Живя вместе, три дамы могли не отставать от равных им по положению в свете и не растрачивать совершенно своего состояния. Но Мод не желала изменять роскоши, которой она еще так недавно пользовалась. Ей понадобилось огромное помещение, трое слуг, выезд в две тысячи франков в месяц. Когда не доставало на это процентов, Мод, не задумываясь, добавляла из своего капитала, потому что не хотела разорять мать, а Жакелин была очень практична и скупа. Но что за беда! Мод так верила в будущее и шла к разорению совершенно спокойно. Последующие обстоятельства едва не оправдали ее надежды. Один молодой румынский дворянин, страшно богатый, граф Кристеану, влюбился в нее до того, что сделал предложение через неделю после первой встречи и, получив согласие, отправился на родину за разрешением родителей. Случилось так, что он неизвестно из-за чего поссорился с одним клубным товарищем и был убит на дуэли ударом сабли. Мод носила траур. В те дни Гектор Тессье сделал замечание: «Любовь к этой женщине всегда будет сопровождаться драмой».
Почти одновременно и Жюльена постигла неудача. На выборах восемьдесят девятого мистер Аскен был побежден своим республиканским соперником, и молодой секретарь остался в Париже один, без открытого всегда для него кошелька депутата, оставившего ему в наследство квартиру на улице Бом, оплаченную за несколько лет вперед. И в картах он стал менее счастлив; несколько раз он был в затруднении, из которого выручал его Аскен, наезжавший в Париж раз в два месяца: старый провинциал навещал свою возлюбленную Матильду Дюруа и дочку Этьеннет. В этой простой семье мистер Аскен удовлетворял некоторое время свои вкусы парижского жуира и там же Сюберсо сделал Сюзанну Дюруа своей любовницей; Аскен вновь переживал несколько недель настоящего парижского вивера.
В конце девяностого года Аскен внезапно умер. Сюберсо рассчитывал получить что-нибудь, но ни он, ни Этьеннет не были упомянуты в завещании; только при наступлении совершеннолетия она должна была получить 20 тысяч франков в виде страховой премии, положенной Аскеном в страховое общество на ее имя в день ее рождения.
В то время, когда на Мод и Жюльена обрушились все невзгоды, любовь их дошла до самых высших пределов. Жюльен каждый день являлся к Руврам и целые часы проводил в комнате Мод, которая заставляла домашних привыкнуть к его присутствию, он свыкся с этой неудовлетворенной любовью и, совершенно побежденный властной девушкой, сделался в ее руках какой-то вещью. Мод не остановилась и пошла дальше; подчинив себе любящего человека, сделав из Жюльена свое послушное орудие, своего раба, она перекроила его душу по образцу своей собственной, внушив ему свои чувства. При ней Жюльен смотрел на жизнь ее глазами, как на борьбу за богатство и власть; он согласился на такую чудовищную сделку: сделаться настоящим любовником ее только после замужества. Жертва эта стоила ему большой борьбы. Смелый скептик в присутствии любовницы, он становился наедине с собой нерешительным. Мод будет принадлежать другому, Мод сделается женой другого! Мог ли он не возмущаться при этой мысли? Как и все слабые существа, он надеялся, что все как-нибудь уладится само собой: что-нибудь вроде удара сабли, от которого погиб румын.
Проекты Мод относительно Максима Шантель повергли в ужас Жюльена; он боялся большой опасности, догадываясь, что теперь Мод серьезно обдумывает выйти замуж, совершенно не соображаясь с его взглядами. Она до последней минуты целые полгода хранила тайну Сент-Амандской встречи. Он заметил (и только теперь сообразил), что за последние шесть месяцев она изменила свою жизнь, больше следила за своими словами и жестами, чтобы в глазах общества, так склонного менять свои суждения, казаться безупречной. «Я дал одурачить себя, – думал Сюберсо, – Мод поступила нечестно. Если я действительно ее союзник, она должна была посвящать меня в свои планы… Да уж, не любит ли она его, в самом деле?»
Мысли эти терзали его в тот темный февральский вечер, когда он, взволнованный, с лихорадочным нетерпением ожидал у себя Мод. Была уже почти ночь, газовые фонари горели на улицах, покрытых снегом; снег медленно еще падал за окнами большими, но редкими хлопьями на тротуары, на дорогу, на оголенные черные ветви огромного пустого парка.
Пробило пять часов на маленьких часиках Empire, в виде амфоры, которые служили украшением небольшого столика.
«Она не придет», – думал он. И вчерашняя ярость вновь поднималась в нем, усыпленная в продолжение дня брошенными Мод в опере словами. Раздался короткий электрический звонок; он вздрогнул и побежал отворять, обновленный, побежденный, ослабевший.
Как только закрылась дверь, он страстно обнял эту трепещущую фигуру. Он не находил других слов, повторяя сто раз одно: «Мод… Мод…». Он твердил это имя, крепко сжимая ее в своих объятьях, целуя ее голову, уши, волосы, шею, и оно звучало как ласка, как поцелуй… – потом, через минуту, усадив ее в кресло, он принялся целовать ее платье, носок башмака, он повторял это имя, эти живые буквы, в которых для любовника заключается грация, ум, запах и формы обожаемой женщины.
«Мод… дорогая Мод…»
Она быстро сняла перчатки и положила руки на его плечи, также целовала его лоб и глаза и в то же время грела свои замерзшие пальцы о его шею и пылавшие щеки. Ее также приводили в смущение и поздний час, и место, и его присутствие.
– Я люблю тебя… Я люблю тебя… – повторяла она тем тихим и измененным голосом, который он один знал… – Я люблю тебя…
Она произнесла эти слова так близко от его лица, что он чувствовал ее дыхание, сладкое как поцелуй.
– О! – прошептал Жюльен, – как я страдал вчера вечером!.. Вы нарочно мучили меня.
Она медленно поднялась, заставив и его встать, и увлекла его в соседнюю комнату.
– Садитесь подле меня и будьте умны, – сказала она. – Нам надо серьезно переговорить; для этого я и пришла сюда.
– Только для этого? – покорно и трусливо спросил он.
– Только для этого, прежде всего. В самом деле, друг мой, дело очень важное, выслушайте меня.
Он послушно сел около нее. Говоря с ним, девушка пристально смотрела на него своими темно синими, казавшимися черными глазами. Она магнетизировала его, и воля ее сообщалась ему. И он загипнотизированный ею, пассивно покорился исходившему из этих глаз выражению высшей воли.
– Слушайте меня… Вы знаете, я не люблю и не буду никого любить, кроме вас. Надо быть сумасшедшим как вы, чтобы вообразить, что я могу предпочесть вам какого-нибудь Шантеля. Это ясно как день и вы поймете, если захотите рассуждать… Только (она еще глубже смотрела в глаза Жюльена) я хочу выйти замуж и непременно за Шантеля.
Она на минуту остановилась. Жюльен молчал. Слова: «Люблю одного вас и никогда не полюблю никого» как бы усыпили его сердце.
– Я хочу выйти замуж, – продолжала Мод, придавая голосу еще более твердости. – Я не могу вести далее такую жизнь, я стою на краю пропасти. Средств моих хватит ненадолго… Во всяком случае, конец близок! Надеюсь, вы настолько любите меня, чтобы не желать увидеть моего падения, но, как бы то ни было, я не желаю его, слышите? Значит, мне необходимо выйти замуж; это мое право; я всегда говорила вам, что такова моя воля, и мы уговорились на этот счет: прежде всего безусловная свобода обоих. Правда это?
– Правда.
– Прекрасно! Сдержим же свое слово. Мы пренебрегли жалкими светскими условиями, созданными для других и непригодными для нас; я, по крайней мере, горжусь этим. Мы с вами бунтовщики и авантюристы, пусть так, но по отношению друг к другу сдержим слово, не так ли? – или порвем все и разойдемся.
Жюльен схватил ее за руки:
– О! Мод!.. Нам расстаться! Не говорите этих слов!.. Вы в состоянии были бы оставить меня, вы?
– Клянусь вам, – объявила Мод, вставая, – что если вы, вопреки нашему уговору и вашим обещаниям, вопреки моему праву и воле, захотите помешать мне выйти замуж, клянусь, вы никогда, никогда в жизни не увидите меня больше.
И тотчас же, обхватив его голову руками, она поцеловала его и проговорила:
– Но я люблю тебя, – сказала она, – и никогда не расстанусь с тобой.
Жюльен, опьяненный и разбитый, прошептал:
– А если вы полюбите вашего мужа?.. Кто поручится?
– Ты сумасшедший, – возразила она. – Клянусь любить тебя одного и всю жизнь принадлежать тебе одному. Я не хочу никого, никого, кроме тебя… Ну, полно, будь же достоин моей любви! Прочь слабость!.. Ты честен и потому мое замужество только развяжет тебе руки. Неужели ты хочешь всю жизнь бегать, добывая средства к существованию? Хочешь, чтобы я давала уроки музыки? Я люблю тебя и потому хочу, чтобы ты был богат и свободен; если ты любишь, ты должен желать видеть меня царицей. Давай открыто бороться за счастье за счет низших нам существ, которых мы должны без смущения употреблять на свою пользу, оседлывая их так же спокойно, как лошадь. И мы останемся друг для друга выше этих людей, которых мы презираем и попираем ногами. Это было твоей мечтой, когда я встретилась с тобой. Что поколебало тебя с тех пор?
