Джон Фаулз - Энигма
— Что делает его таким же, как тысячи и тысячи других?
— Но нам известен о нем один особый факт. Он сделал то, чего не делали тысячи и тысячи других. Значит, мук было несравненно больше. Ощущение провала, ловушки. И вынужденность — потому что все в его мире было таким шаблонным, таким консервативным — делать вид, будто он вполне счастлив. Никаких творческих талантов по словам Питера. Даже в суде как адвокат он ничем особенно не выделялся. Только обширные сведения в некоторых областях права. — Она сказала: — Ну и его культурные пристрастия. Он как-то сказал мне, что очень любит исторические биографии. Жизнеописания великих людей. И еще театр — он искренне очень его любил. Все это я знаю потому, что, кроме этого, нам разговаривать практически было не о чем. И он обожал Уинстона Черчилля. Крупнейшего старого скомороха из них всех.
В разброд мыслей сержанта вторглось воспоминание: мисс Парсонс о том, как Филдинг «чуть было» не проголосовал за лейбористов в 1945 году[6]. Да, это как-то укладывалось.
И сказал:
— Продолжайте.
— Он все больше и больше ощущает себя третьестепенным персонажем в скверной книге. Даже собственный сын его презирает. Значит, он — зомби. Винт высокого класса в поддельной машине. Он чувствует себя уже не высокопривилегированным и преуспевшим, но полным и нелепым неудачником.
Теперь она кончиком пальца чертила на столике невидимые фигуры: квадрат, круг с точкой в центре. Сержант прикидывал, есть на ней хоть что-нибудь под платьем. Он представил, как она сидит верхом у него на коленях, обвивает ему руками шею, мучает его. И беспощадность. Влюбляешься, внезапно понимая, чего недоставало предыдущей любви.
— Затем в один прекрасный день он видит, как покончить с истлеванием и муками. Как обрести своего рода бессмертие.
— Исчезнув.
— Единственное, чего люди не забывают, это нечто нераскрытое. Ничто не живет так долго, как неразгаданная тайна. — Она подняла палец, чертивший фигуры. — При условии, что она такой и останется. Если его выследят, найдут, все снова рухнет. И снова его впишут в ту же историю. Нервный криз. Псих. Ну и так далее.
Теперь что-то сдвинулось, кусочки собранных улик начали склеиваться, и слушать ее было тем же, что быть с ней. Шум на заднем плане, другие голоса, липкая жара — все начало отступать. Только одно сверлило, но он отмахнулся.
— И, следовательно, исчезнуть навсегда?
Она улыбнулась ему.
— Трюк Бога.
— Что-что?
— Богословы рассуждают о Deus absconditus — Боге, который пропал? Без объяснений почему. Потому-то мы никогда о нем не забываем.
Он снова подумал о мисс Парсонс.
— Вы полагаете, он покончил с собой?
— Ставлю все, что у меня есть. До последнего пенни.
Он посмотрел вниз, подальше от ее глаз.
— Этот ваш писатель — он предложил такой сценарий?
— Всего лишь деталь. Я стараюсь продать вам мотив.
Он помолчал, потом нашел ее глаза.
— К сожалению, я должен копаться именно в деталях.
Его собственные глаза оказались в жестких тисках.
— Значит, теперь ваш черед. Ваша специальность.
— Мы думали об этом. Бросился в морс с ночного парома через Ла-Манш. Но мы проверили. Они были переполнены. Много людей оставалось на палубе. Никаких шансов.
— Вы не должны его недооценивать. Он понимал бы, что это рискованно.
— Не пропало ни одной частной яхты или лодки. Мы и это проверили.
Она взглянула на него из-под бровей — чуть заговорщицки; секундное наслаждение сговором — и она скромно потупилась.
— Могу назвать вам подходящий водоем. И очень уединенный.
— Где?
— В лесу за Тетбери-Холлом. Они называют его озером. Это просто большой пруд. Но по их словам очень глубокий.
— И как он добирается туда, оставшись незамеченным?
— Он прекрасно знает окрестности Тетбери. Их заметная часть принадлежит ему. Лисья травля. Стоит ему удалиться от Лондона на расстояние пешей прогулки, и он в безопасности.
— И как он это осуществил?
— Переодетым? Взять такси он не мог. Или рискнуть поехать на поезде. Так автобусом?
— Чертовски много пересадок.
— Он не торопился. Он вряд ли хотел оказаться вблизи от дома до темноты. Остановка в нескольких милях оттуда? А потом пешком напрямик? Он любил ходить.
— Ну а как утопить себя? Утопленнику требуется большой груз, чтобы тело не всплыло.
— Что-нибудь надувное? Матрас? Автомобильная камера? А потом отплыть подальше и выпустить воздух?
— У меня из-за вас начнутся кошмары.
Она улыбнулась, откинулась на спинку и сложила руки на коленях, а потом ухмыльнулась и сбросила все это.
— Я вдобавок воображаю себя Агатой Кристи.
Он не спускал с нее глаз, и она потупилась в притворном раскаянии.
— Насколько вы серьезны относительно всего этого?
— Я об этом много думала в Париже. Главным образом из-за эпизода с Британским музеем. Никак не могла понять, зачем он хотел меня увидеть. То есть если бы он не хотел, то это был бы риск: он мог случайно на меня наткнуться. И в читальный зал нельзя просто взять и войти. Надо предъявить пропуск. Не знаю, проверялось ли это.
— Все служащие до единого.
— И вот теперь я думаю, это было своего рода весточкой. Он не собирался встречаться со мной, но по какой- то причине хотел, чтобы я знала, что как-то связана с его решением. Может быть, из-за Питера. Ради чего-то, что я но какой-то причине для него знаменовала.
— Выход, недоступный для него?
— Может быть. Не то что я особенная. То есть в обычном мире. Вероятно, в его я была большой редкостью. Я думаю, он просто нашел способ сказать, что был бы рад поговорить со мной. Войти в мой мир. Но не мог.
— А почему Тетбери-Холл?
— Самое подходящее место. В духе Агаты Кристи. Единственное, где никто не подумает искать. И аккуратность. Он был очень аккуратным человеком. Не терпел никакого беспорядка. На собственной земле. Без нарушения чьих-либо прав. Просто вариант к тому, чтобы застрелиться в собственной комнате для хранения ружей.
Он поглядел ей в глаза.
— Одно меня тревожит. Те ваши два часа после работы в тот день.
— Я просто пошутила.
— Но дома вас не было. Миссис Филдинг звонила вам именно тогда.
Она улыбнулась.
— Теперь мой черед спросить, насколько вы серьезны.
— Просто подвязываю болтающиеся концы.
— А если я не отвечу?
— Не думаю, что ваш писатель это допустит.
— Конечно, допустит. Тут для него самая суть: у хороших людей помимо долга есть еще инстинкт.
Поддразнивание, но он знал, что его испытывают; что это было именно то, что требовалось узнать. И каким-то образом за последние полчаса дело умерло. И не столько потому, что он принял ее теорию, но просто он, как и все остальные, хотя и по другой причине, теперь понял, что оно действительно никакого значения не имеет. Что сделано, то сделано, и разбирать по кусочкам, выяснять, как именно все происходило, никакого значения не имело. Значение имело живое лицо с карими глазами, полувызывающее-полуподдразнивающее — лишь бы не совершить преступления против него. Он пытался придумать маневр, что-нибудь, что потребовало бы дальнейших вопросов, и отверг самую мысль. В конце концов он улыбнулся и посмотрел вниз.
Она сказала мягко:
— Ну, мне пора. Если только вы не арестуете меня за ясновидение.
* * *Они вышли на тротуар перед домом на Уиллоу-роуд и остановились лицом друг к другу.
— Ну-у…
— Благодарю вас за чашку чая.
Он посмотрел на асфальт, против воли снова становясь официальным:
— У вас есть мой номер. Если вдруг что-нибудь еще…
— Не считая легкомысленных фантазий.
— Ничего подобного. Было очень интересно.
Наступило краткое молчание.
— Вам следовало бы надеть форму. Тогда бы я помнила, кто вы такой.
Он поколебался, потом протянул руку.
— Поберегите себя. И я куплю этот роман, когда он выйдет.
Она коротко пожала ему руку, а потом скрестила свои на груди.
— Который?
— Тот, о котором вы говорили.
— Есть еще один. Про убийство. — Она поглядела через его плечо в конец улицы. — В самом зародыше. Когда я найду кого-нибудь, кто поможет мне справиться с техническими моментами.
— Вроде полицейских процедур?
— И тому подобного. Главным образом психологии полицейских.
— Ну, это вряд ли составит затруднения.
— Вы думаете, кто-то…
— Я знаю кого-то.
Она чуть выдвинула вперед левую сандалию, вгляделась в нее на фоне тротуара, все еще держа руки скрещенными на груди.
— Но вряд ли он сможет завтра вечером?
— Как вы предпочитаете ужинать?
— Правду сказать, я люблю готовить сама. — Она подняла глаза. Когда я не на работе.
— Сухое белое? Около восьми?
Она кивнула и закусила губы с намеком на иронию, если не на сомнение.
![Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
