Лоренс Стерн - Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
Вот почему Йорик хотя и часто нападал на отца — однако никогда не позволял себе пускать при этом в ход все свои силы.
Девство доктора Слопа в заключительной части предыдущей главы побудило его на этот раз стать на сторону осажденного отца, и он собирался уже обрушить все христианские монастыри на голову доктора Слопа, как в комнату вошел капрал Трим доложить дяде Тоби, что его тонкие пунцовые штаны, в которых предполагалось совершить атаку на миссис Водмен, не подойдут; ибо портной, распоров их, чтобы вывернуть наизнанку, обнаружил, что они уже были выворочены. — — Ну так выворотите их снова, братец, — с живостью проговорил отец, — ведь придется еще не один раз их выворачивать, прежде чем дело будет сделано. — — Они уже насквозь прогнили, — сказал капрал. — — Тогда во что бы то ни стало, — сказал отец, — закажите, братец, новую пару — — ибо, хотя мне известно, — продолжал отец, обращаясь ко всему обществу, — что вдова Водмен уже много лет по уши влюблена в брата Тоби и пускала в ход всякие женские уловки и хитрости, чтобы пробудить в нем ответное чувство, однако теперь, когда она его поймала, — лихорадка ее пойдет на убыль. — —
— Она достигла своей цели. — —
— В этом положении, — продолжал отец, — о котором Платон, я убежден, никогда не думал, — — любовь, видите ли, не столько чувство, сколько должность, в которую вступает человек, как брат Тоби вступил бы в какой-нибудь армейский корпус, — — все равно, любит ли он военную службу или нет — — состоя в ней — он ведет себя так, как если бы он ее любил, и пользуется каждым случаем, чтобы показать себя человеком доблестным.
Эта гипотеза, как и все гипотезы моего отца, была в достаточной степени приемлема, и дядя Тоби хотел сделать только одно возражение — встречавшее у Трима полную поддержку — — однако отец еще не вывел своего заключения. — — — Вот почему, — продолжал отец (возвращаясь к своей теме), — хотя всем известно, что миссис Водмен расположена к моему брату Тоби, — и мой брат Тоби, с своей стороны, расположен к миссис Водмен, и в природе вещей ничто не препятствует музыке загреметь хоть сегодня же вечером, однако я ручаюсь, что пройдет год, а они все еще не сыграются.
— Мы худо распорядились, — проговорил дядя Тоби, вопросительно посмотрев в лицо Триму.
— Я бы поставил в заклад мою шапку монтеро, — сказал Трим. — — Эта шапка монтеро, как я вам уже сказал, была постоянной ставкой Трима, и так как он ее подновил в тот самый вечер, собираясь идти в атаку, — это сильно поднимало ее цену. — — Я бы, с позволения вашей милости, поставил в заклад мою шапку монтеро против шиллинга — ежели бы прилично было, — продолжал Трим (делая поклон), — предлагать пари вашим милостям. — —
— — Ничего неприличного в этом нет, — сказал отец, — это просто оборот речи; ведь говоря, что ты поставил бы в заклад шапку монтеро против шиллинга, — все, что ты хочешь сказать, обозначает, что по-твоему…
— — Ну-ка, что по-твоему?
— По-моему, вдова Водмен, с позволения вашей милости, не продержится и десяти дней. — —
— Откуда у тебя, — насмешливо воскликнул доктор Слоп, — это знание женщин, приятель?
— Из любовной истории с одной папистской церковницей, — сказал Трим.
— С бегинкой, — пояснил дядя Тоби.
Доктор Слоп был слишком разгневан, чтобы прислушиваться к дядиному пояснению; вдобавок отец воспользовался этой критической минутой, чтобы обрушиться на всех монахинь и бегинок без разбора, называя их тупоумными, протухшими бездельницами, — — Слоп не мог это перенести — — а так как дяде Тоби и Йорику тоже надо было принять кое-какие меры, первому — в отношении своих штанов, а второму — в отношении четвертого раздела своей проповеди — для успеха предстоявшей каждому из них на другой день атаки, — то общество разошлось, и отец остался один. Чтобы заполнить полчаса свободного времени до отхода ко сну, он велел подать себе перо, чернила и бумагу и написал дяде Тоби следующее наставительное письмо:
Дорогой брат Тоби.
Я собираюсь сказать тебе кое-что о природе женщин и о том, как за ними ухаживать; и счастье, может быть, для тебя, — хотя и не такое уж счастье для меня, — что ты имеешь возможность получить наставительное письмо по этому предмету, а я в состоянии его написать.
Если бы так угодно было распорядителю наших судеб — и твои познания достались тебе не слишком дорогой ценой, я бы предпочел, чтобы ты вместо меня макал в эту минуту перо в чернила; но так как вышло иначе — — — — — пока миссис Шенди здесь рядом готовится лечь в постель, — — я набросаю тебе в беспорядке, как они пришли мне на ум, ряд полезных для тебя, на мой взгляд, советов и наставлений, которые я привожу в знак любви к тебе, не сомневаясь, дорогой Тоби, в том, как они будут тобою приняты.
Во-первых, в отношении всего, что касается в этом деле религии — — хотя жар на щеке моей свидетельствует, что я покраснел, заговорив с тобой об этом предмете, ибо, несмотря на нелицемерное старание твое держать такие вещи втайне, мне хорошо известно, как мало ты пренебрегаешь исполнением ее предписаний, — но я все-таки желал бы отметить одно из ее правил в особенности, о котором (в продолжение твоего ухаживания) ты забывать не должен, а именно: никогда не выступай в поход, будь то утром или после полудня, не поручив себя сначала покровительству всевышнего, дабы он охранял тебя от лукавого.
Гладко брей себе голову по меньшей мере раз в каждые четыре или пять дней и даже чаще, для того чтобы, если по рассеянности случится тебе снять перед ней парик, она не в состоянии была приметить, сколько волос снято у тебя Временем — — и сколько Тримом.
— Еще лучше удалить из ее воображения всякую мысль о плешивости.
Всегда держи в уме, Тоби, и действуй в согласии с твердо установленной истиной — —
что женщины робки. И слава богу, что они такие, — — иначе с ними житья бы не было.
Смотри, чтобы штаны твои были не слишком узкие, но не давай им также чересчур свободно висеть на бедрах, подобно шароварам наших предков.
— — Золотая середина предотвращает всякие выводы.
Что бы ты ни собирался сказать, много или мало, не забывай, что всегда надо говорить тихим, мягким тоном. Молчание и все, что к нему приближается, вселяет в мозг мечты о полуночных тайнах. Поэтому, если можешь, никогда не бросай щипцов и кочерги.
Избегай всяких шуток и балагурства в разговоре с ней и в то же время принимай все доступные для тебя меры, чтобы ей не попадали в руки книги и писания, проникнутые этим духом; существуют книги душеспасительные, и хорошо, если бы тебе удалось приохотить ее к ним; но ни в коем случае не позволяй ей заглядывать ни в Рабле, ни в Скаррона, ни в «Дон Кихота». — —
— — Все эти книги возбуждают смех, а ты знаешь, дорогой Тоби, нет страсти серьезнее плотского наслаждения.
Втыкай булавку в грудь твоей рубашки, перед тем как войти в ее комнату.
Если тебе дозволяется сесть рядом с ней на диван и она дает тебе случай положить твою руку на свою — остерегайся им воспользоваться — — ты не можешь это сделать так, чтобы она не узнала состояния твоих чувств. Оставляй ее на этот счет и на счет как можно большего числа других вещей в полном неведении: поступая таким образом, ты привлечешь на свою сторону ее любопытство; но если она все-таки не сдастся, а осел твой по-прежнему будет становиться на дыбы, как есть все основания предположить… Тебе следует первым делом выпустить несколько унций крови из-под ушей, как было в обычае у древних скифов, которые вылечивались таким способом от самых бурных приступов вожделения.
Авиценна, далее, стоит за то, чтобы смазывать соответственное место настоем чемерицы, производя надлежащие опорожнения и прочищения желудка, — — и я считаю, что он прав. Но ты должен есть поменьше или вовсе не есть козлятины или оленины — — не говоря уже о мясе ослят или жеребят — и тщательно воздерживаться — — поскольку, разумеется, ты в силах — от павлинов, журавлей, лысух, нырков и болотных курочек. — —
Что же касается напитков — мне нет надобности рекомендовать тебе настой из вербены и травы ганеа, замечательное действие которого описывает Элиан[436], — но если бы ты потерял к нему вкус — оставь его на время и замени огурцами, дынями, портулаком, водяными лилиями, жимолостью и латуком.
Сейчас мне больше не приходит в голову ничего полезного для тебя, кроме разве… объявления новой войны. — — Итак, пожелав тебе, дорогой Тоби, всего наилучшего,
остаюсь твоим любящим братом,
Вальтером Шенди.
Глава XXXV
Между тем как отец писал это наставительное письмо, дядя Тоби и капрал заняты были деятельными приготовлениями к атаке. Когда они отказались (по крайней мере, на теперешний раз) от мысли вывернуть тонкие пунцовые штаны, не было больше никаких оснований откладывать эту атаку дальше завтрашнего утра, и она назначена была на одиннадцать часов.
