Эрнест Хемингуэй - Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
Когда мы подъехали к больнице, я взял чемодан, и мы вошли. Внизу за конторкой сидела женщина, которая записала в книгу имя и фамилию Кэтрин, возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала, что у нее нет никакой религии, и женщина поставила против этого слова в книге черточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.
— Я отведу вас в палату, — сказала женщина.
Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли и пошли за ней по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.
— Вот это ваша палата, — сказала женщина. — Пожалуйста, раздевайтесь и ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.
— У меня есть ночная сорочка, — сказала Кэтрин.
— Вам удобнее будет в этой, — сказала женщина.
Я вышел и сел на стул в коридоре.
— Теперь можете войти, — сказала сестра, стоя в дверях.
Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке с квадратным вырезом, сделанной, казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.
— Теперь уже у меня хорошие схватки, — сказала она.
Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.
— Вот сейчас была сильная, — сказала Кэтрин. Я видел это по ее лицу.
— Где доктор? — спросил я у сестры.
— Спит внизу. Он придет, когда нужно будет. Я должна кое-что сделать madame, — сказала сестра. — Будьте добры, выйдите опять.
Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами и рядом затворенных дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел на стуле, и смотрел в пол, и молился за Кэтрин.
— Можете войти, — сказала сестра. Я вошел.
— Это ты, милый? — сказала Кэтрин.
— Ну, как?
— Теперь уже совсем часто.
Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.
— Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите мне опять руку под спину.
— А вам так легче? — спросила сестра.
— Ты теперь уходи, милый, — сказала Кэтрин. — Иди поешь чего-нибудь. Сестра говорит, это может тянуться очень долго.
— Первые роды обычно бывают затяжные, — сказала сестра.
— Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, — сказала Кэтрин. — Я себя хорошо чувствую, правда.
— Я еще немного побуду, — сказал я.
Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже. Кэтрин была очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила, что схватка хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.
— Ты уходи, милый, — сказала она. — При тебе мне как-то несвободно. — Ее лицо исказилось. — Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу быть хорошей женой и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый, а потом приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.
— У вас вполне хватит времени позавтракать, — сказала сестра.
— Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.
— До свидания, — сказала Кэтрин. — Позавтракай как следует, за меня тоже.
— Где тут можно позавтракать? — спросил я сестру.
— На нашей улице, у самой площади, есть кафе, — сказала она. — Там должно быть открыто.
Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горел свет. Я вошел и остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мне стакан белого вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и потом еще выпил чашку кофе.
— Что вы тут делаете в такой ранний час? — спросил старик.
— У меня жена рожает в больнице.
— Вот как! Ну, желаю счастья.
— Дайте мне еще стакан вина.
Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немного пролилось на стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояли ведра с отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.
— Чего тебе там нужно? — спросил я и наклонился посмотреть, нет ли в ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор и несколько увядших цветков.
— Ничего нет, пес, — сказал я. Собака перешла на другую сторону. Придя в больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин, и по коридору дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открыл дверь; палата была пуста, только чемодан Кэтрин стоял на стуле и на крючке висел ее халатик. Я вышел в коридор и стал искать кого-нибудь. Я увидел другую сестру.
— Где madame Генри?
— Только что какую-то даму взяли в родильную.
— Где это?
— Пойдемте, я вам покажу.
Она повела меня в конец коридора. Дверь родильной была приотворена. Я увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней. У стола стояла сестра, а с другой стороны, возле каких-то цилиндров — доктор. Доктор держал в руке резиновую маску, прикрепленную к трубке.
— Я дам вам халат, и вы сможете войти, — сказала сестра. — Идите, пожалуйста, сюда.
Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у ворота английской булавкой.
— Теперь можете войти, — сказала она. Я вошел в комнату.
— Это ты, милый? — сказала Кэтрин напряженным голосом. — Что-то дело не двигается.
— Вы monsieur Генри? — спросил доктор.
— Да. Как тут у вас, доктор?
— Все идет очень хорошо, — сказал доктор. — Мы перешли сюда, чтобы можно было давать газ во время схваток.
— Дайте, — сказала Кэтрин.
Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и повернул какой-то диск, и я увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом она оттолкнула маску. Доктор выключил аппарат.
— Не очень сильная. Вот недавно была одна очень сильная. Доктор сделал так, что меня как будто не было. Правда, доктор? — У нее был странный голос. Он повысился на слове «доктор». Доктор улыбнулся.
— Дайте, — сказала Кэтрин. Она крепко прижала резину к лицу и быстро дышала. Я услышал, как она слегка застонала. Потом она сдвинула маску и улыбнулась.
— Эта была сильнее, — сказала она. — Это была очень сильная. Ты не беспокойся, милый. Уходи. Позавтракай еще раз.
— Я побуду здесь, — сказал я.
Мы поехали в больницу около трех часов утра. В полдень Кэтрин все еще была в родильной. Схватки опять стали слабее. Вид у нее был очень усталый и измученный, но она все еще бодрилась.
— Никуда я не гожусь, милый, — сказала она. — Так обидно. Я думала, у меня все пройдет очень легко. А теперь — вот, опять… — Она протянула руку за маской и положила ее себе на лицо. Доктор повернул диск и следил за ней. Схватка скоро кончилась.
— Эта так себе, — сказала Кэтрин. — Она улыбалась. — Мне ужасно нравится этот газ. Чудесная вещь!
— Мы возьмем немного домой, — сказал я.
— Сейчас еще будет, — сказала Кэтрин торопливо. Доктор повернул диск и посмотрел на часы.
— Какой теперь промежуток между схватками? — спросил я.
— Около минуты.
— Вы не голодны?
— Я сейчас пойду завтракать, — сказал он.
— Вам непременно нужно поесть, доктор, — сказала Кэтрин. — До чего мне обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет давать мне газ пока?
— Если хотите, — сказал доктор. — Будете поворачивать до цифры два.
— Понимаю, — сказал я. На диске была стрелка, и он вращался с помощью рычажка.
— Дайте, — сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску к лицу. Я повернул диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул его назад. Я был очень рад, что доктор дал мне занятие.
— Это ты давал газ, милый? — спросила Кэтрин. Она погладила мою руку.
— Я.
— Какой ты хороший!
Она была немного пьяна от газа.
— Я поем в соседней комнате, — сказал доктор. — Чуть что — вы можете меня позвать.
Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, что он прилег и курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.
— Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? — спросила она.
— Конечно, сумеешь.
— Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но оно опять уходит. Сейчас будет. Дай скорей.
В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколько человек, и на столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.
— Что у вас есть? — спросил я кельнера.
— Второй завтрак уже кончился.
— Разве нет порционных блюд?
— Можно приготовить choucroute.[129]
— Дайте choucroute и пива.
— Кружку или полкружки?
— Полкружки светлого.
Кельнер принес порцию Sauerkraut[130] с ломтиком ветчины сверху и сосиской, зарытой в горячую, пропитанную вином капусту. Я ел капусту и пил пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику за столиками кафе. За одним столиком играли в карты. Двое мужчин за соседним столиком разговаривали и курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, где я завтракал утром, было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье, которая сидела у кассы и следила за всем, что подается на столики, и мальчик в фартуке. Я думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.
