Кэтрин Скоулс - Королева дождя
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы седая женщина смогла осторожно выглянуть наружу. При виде Анны она отскочила.
— Вам сюда нельзя, — заявила она и замолчала, словно сама удивилась своей грубости. — Ей нельзя никого видеть. Распоряжение доктора Лейтона.
— Я ее крестная мать, — сообщила Анна. — Я хочу ее видеть.
Щель в дверном проеме уменьшилась.
— Я очень сожалею.
— Тогда завтра?
— Боюсь, что нет. — Женщина оглянулась, словно ища у кого-то поддержки. — Девочка скоро уедет в Найроби. Доктор Лейтон считает, что ей лучше как можно быстрее вернуться в Австралию. Ее больше нельзя травмировать. — Она натянуто улыбнулась и собралась закрыть дверь. — До свидания!
— Подождите! — Анна отошла в сторону и подтолкнула вперед Ордену. — Это няня Керрингтонов. Впустите хотя бы ее. Она заботилась о Кейт с рождения.
Анна чувствовала, что ее голос становится громче, что ее охватывает отчаяние.
— Вы должны ее впустить. Если нужно, я пойду к епископу.
Женщина пренебрежительно посмотрела на нее.
— Я не думаю…
Анна не дала ей договорить.
— Да что с вами, люди?! Кейт любит эту женщину. Она нужна девочке. Впустите же ее! — Анна рванулась вперед, чтобы убрать преграду, очистить проход.
Но Стенли, сжав ей локоть, остановил ее. Она заставила себя успокоиться. В напряжении прошла минута.
Наконец дверь открылась шире.
— Ну ладно. Но только ее!
Они быстро проехали бедные окраины и вскоре уже оказались за городом. Просторная равнина была усеяна колючими деревьями, походившими на мазки кистью по красному фону. Небо у них над головой было темно-фиолетовым, испещренным белыми пятнами птиц.
Стенли посмотрел на Анну, затем повернулся к Эллис, сидевшей сзади, и снова переключил внимание на дорогу.
— Если мы не будем задерживаться в пути, то вечером сможем разбить лагерь возле двух баобабов.
Анна кивнула: это было их любимое место. Они часто вешали противомоскитные сетки на нижние ветки баобабов и спали под звездами.
— В Коун-Хилл приедем к вечеру пятницы, — добавил Стенли.
Коун-Хилл. Это название пробудило в Анне смешанное чувство облегчения, нетерпения и страха. Они со Стенли должны были заново пережить эту ужасную историю, она знала: им придется отвечать на многие вопросы и вспоминать малейшие детали. Но рассказывая все снова и снова, она испытает облегчение и заглушит горе. Старая Королева тоже будет там. Как и Зания, и Наага. Они сильные, мудрые, любящие. Они целители.
— Это твое. — Стенли вручил Анне маленький предмет, завернутый в ткань. — Я не вернул его полиции. Мне захотелось сохранить его. Он напоминал бы мне о тебе, если ты… не останешься со мной. — Его голос задрожал.
Они обменялись улыбками — благодать и свежесть оазиса среди пустыни. Эллис наклонилась вперед, просунув голову между их плечами, чтобы посмотреть, как Анна будет разворачивать сверток.
— Ах! — Эллис узнала куклу. — Хорошо, что подарок Нааги не оказался в руках врагов, — заметила старушка и, довольная, снова уселась.
Анна пригладила рыжие волосы куклы. Она вспомнила о куклах и о плюшевых мишках Кейт — драгоценных игрушках, ожидавших возвращения своей владелицы. Девочки, которая скоро отправится на другой край земли.
«Возможно, миссионеры правы», — подумала Анна. Новая жизнь на новом месте, вероятно, единственный способ для Кейт справиться со своим горем.
Пока же дочери Сары и Майкла придется верить в то, во что верят все остальные: что ее родители — христианские мученики, погибшие из-за своих убеждений. Женщин Коун-Хилла нужно защитить. Но однажды Кейт должна узнать правду: ее мать не была беспомощной жертвой. Она была сильной и храброй. Она была той, кто заглянул в лицо смерти и выбрал смерть во имя любви и доверия.
«Когда настанет время, — пообещала себе Анна, — я найду Кейт, где бы она ни была, и расскажу ей эту историю».
Правдивую, длинную историю боли, любви и смерти.
Жизни…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
1990, Лангали, Танзания
Кейт смотрела на темно-синий Индийский океан, лежащий в девяти тысячах метрах под бортом самолета, слушала приглушенный рев двигателей и думала о бесчисленных километрах, которые она оставляла за спиной. Ее снедало нетерпение и волнение. Осталось всего одиннадцать часов.
Она повернулась к соседнему сиденью, где спала Анна. Маленькая подушка поддерживала ее голову; руками она обхватила колени, а с запястья у нее свисал браслет Зании.
Кейт тревожно всматривалась в лицо женщины: долгий перелет — нелегкое испытание для такого больного человека. От постоянной боли у Анны под глазами залегли тени, вокруг рта образовались глубокие складки. Но уголки ее губ были приподняты, словно сны ее расцвечивались яркими образами.
Наблюдая за спящей, Кейт почувствовала прилив нежности. За последние недели она так хорошо узнала это лицо, сидя с женщиной у костра и слушая ее рассказ. Они плакали вместе и поодиночке, вместе молчали. Вместе ели, пили и спали. И все это время Анна рассказывала Кейт свою историю, напоминающую течение реки. Бурной, глубокой реки…
Когда история, наконец, закончилась, Анна откинулась на спинку кресла.
Кейт заговорила первой:
— Когда вам станет лучше, мы уедем.
Анна беспомощно посмотрела на нее.
— Я отвезу вас обратно, — объяснила Кейт. — В Африку.
Лицо женщины оставалось неподвижным, пока она не осознала сказанное Кейт. Затем по лицу скользнуло недоверие, а на смену ему пришла чистая, глубокая радость…
— Не желаете попить? — спросила стюардесса у Кейт, наклонившись, чтобы подать ей маленький поднос со стаканом и салфеткой.
— Нет, спасибо. — Кейт покачала головой. — А моя подруга отдыхает.
Стюардесса посмотрела на Анну. В мгновение накрашенного голубыми тенями ока она осмотрела спящую: линялые штаны, янтарные бусы, кожаный ремень, растрепанные седые волосы. Затем перевела взгляд на бутылочку со странной зеленой жидкостью, которая лежала в кармашке сиденья перед ней. Она удивленно подняла брови и повернулась к Кейт.
— Это лекарство, — сразу же сказала Кейт. — По рецепту врача.
Наступила короткая пауза. На лице стюардессы сомнение боролось с любезностью. Наконец она вежливо улыбнулась.
— Вы летите в Найроби? — поинтересовалась она.
— Да.
— Хотите поучаствовать в сафари?
— Нет, — Кейт улыбнулась в ответ. Ее улыбка была сильной и теплой и поднималась из самой глубины души. — Мы летим домой.
В церкви было прохладно. Воздух пах пылью и отполированным деревом. В большой вазе у входа стояли увядшие цветы розово-фиолетовой бугенвиллии, оставшиеся с прошлого воскресенья.
Кейт резко закрыла за собой двери, отгородившись от небольшой толпы, которая следовала за ней от самой взлетно-посадочной полосы. Она стояла неподвижно, глядя на ряды пустых скамей. Они подчеркивали пустоту церкви и чувство абсолютного одиночества в бесконечности Вселенной. Хотя Кейт и радовалась, что ей удалось отделаться от любопытных, она сожалела, что рядом с ней нет Анны. Но женщина осталась в самолете, ожидая, когда привезут носилки. Она настояла на том, чтобы Кейт не ждала их вместе с ней.
— Побудьте немного одна, — предложила Анна. — Я очень скоро присоединюсь к вам.
Кейт заглянула ей в глаза и прочитала в них то, что женщина не стала произносить вслух: «Ты должна пройти через это самостоятельно. Никто не сделает это за тебя. Мы можем только поддержать тебя морально…»
Кейт медленно шла по проходу между скамьями, ступая по гладким темным половинам. Подойдя к алтарю, она стала искать именную табличку, о которой ей говорила Анна.
Медная табличка блеснула из полумрака свежей полировкой. Собравшись с духом, девушка нагнулась, чтобы прочитать выгравированные слова:
Священной памяти Майкла и Сары Керрингтон.
Верные до самой смерти.
Кейт дважды прочла эти простые фразы, но традиционная эпитафия совершенно ее не тронула. Когда она отвернулась, то была уверена, что по-прежнему контролирует свои эмоции…
Но тут она заметила другую табличку, висевшую рядом. Эта была деревянная, слова на суахили вырезали печатными буквами:
Истинно любит та женщина,
Которая отдает жизнь за своих друзей.
Кейт уставилась на табличку: она была украшена звездами, птицами и цветами — знаками красоты и великолепия. В сердце у нее вспыхнула боль, стала быстро расти и в результате взорвалась гневом. Кейт неожиданно поняла: кто бы ни вырезал эти слова, отныне он стал ее врагом. Ведь он забрал у нее что-то очень ценное: вырвал из ее сердца и присвоил. Что-то… Нет! Кого-то. Ее собственную мать…
