Йожа Герольдова - Верность памяти
— Вот и пусть те, кого я не знаю, не попрошайничают у моих ворот, — добродушно ответил он и налил ей вина.
У нее чуть было не сорвалось с языка: «Рука дающего да не оскудеет», но она вовремя вспомнила о том, что философия у виноделов простая: тот, кто просит, тот нищий, а юбка на то и существует, чтобы ее задирали… Таких, как дядюшка Мего, среди них нашлось бы немного.
— Я же не попрошайничаю, — возразила она, стараясь сохранить веселый, дружелюбный тон. — Я сказала только, что мне нужны деньги, а ваше дело решать, выполните вы мою просьбу или нет. Моя забота — доставить их тому, кто меня за ними послал.
— Кому деньги нужны, пусть сам за ними и приходит, — ответил папаша Михал, поднося стаканчик золотистого вина к свету. Он почмокал губами, повертел стаканчик около своего большого, с лиловыми прожилками носа и отхлебнул. — Я усажу его как положено, и мы потолкуем о делах сегодняшних и завтрашних. Ну а там будет видно…
— Папаша Михал, вы думаете, что тот человек захочет прийти к вам? — торопливо заговорила Мария. — Я лично не знаю, о чем с вами можно беседовать. Того, что происходит в мире, вы все равно не понимаете…
— Ха — ха, зато я знаю толк в грошах.
— Ваши деньги — другое дело. Им придала цену война.
— Мне, барышня, ни до чего, кроме грошей, нет дела. А на панов, будь они в шубах или в отрепьях, я плевать хотел!
— Извольте говорить со мной в подобающем тоне, иначе заработаете! — крикнула она в отчаянии. Она прибегала к этому средству, когда не находила других аргументов.
Винодел молча встал и налил вина из маленькой бочки. Дурманящий аромат сразу ударил в нос.
— Давай, Маришка, выпьем за то, что бог посылает нам солнышко и в изобилии вино, а также за то, что рука божья нас не наказывала в тяжелые годы… И впрямь, кто вино такое пьет, долго, счастливо живет, Я тоже, Маришка, хочу жить счастливо…
— Деньги… — скромно напомнила она.
— Деньги будут. Вот выяснится, кому и зачем они нужны… А пока давай выпьем и поговорим как разумные люди… Деньги у меня есть. Да и почему бы им не быть?
— Я рада, что вы меня поняли, — возликовала она.
— А вам, Маришка, не след бегать в октябре в старой курточке. Еще застудите кое — что…
— Папаша Михал! — вскричала она, залившись краской.
— Зовите меня просто Михалом. Мне это будет очень приятно. И купите себе пальто из английского сукна. Купите себе все, что нужно, — я оплачу.
С трудом подавив нахлынувший на нее прилив ликования, Мария улыбнулась.
— Вот такая вы мне больше нравитесь, Маришка. Я вижу, вы умница. Плюньте на политику, и давайте наслаждаться жизнью, ведь господь бог создал нас для того, чтобы мы наслаждались ею…
— Мне лично ничего не надо, — попыталась увести его со скользкой, таящей для нее опасности дорожки Мария.
— Да я знаю, Маришка… Идеалисты, социалисты, коммунисты — все стремятся запустить руку в наш карман. Конечно, в этом мире много соблазнов, особенно для молодежи. И я вас понимаю, Маришка. У кого ничего нет, тому многого хочется. Но теперь у вас будет все, Я одену вас в шелка и бархат.
Она представила себе, как этот старый ящер с налитыми кровью глазами одевает ее в разные тряпки, и ее охватила ярость. Она схватила рюмку и не раздумывая плеснула через плечо. Пусть это будет ее маленькая месть этому богачу и скряге. А впрочем, он не исключение. Все соседи под стать ему — такие же алчные и трусливые сластолюбцы. И в этот момент ее осенило: вот как надо вести себя с ними! Сначала ты просишь, потом делаешь вид, что растеряна, краснеешь от стыда, потом прикидываешься, будто обдумываешь предложение, а потом… потом наносишь удар.
— Вам, папаша Михал, самое время думать о душе, а не о молодых девушках, которые годятся вам во внучки, — посоветовала она виноделу, посмотрев на него свысока. — А теперь шутки в сторону. Я пришла к вам не вино распивать, а забрать десять тысяч. Чтобы завтра же они были…
— Что?! — воскликнул он, и даже при свете свечи она заметила, как побагровело его лицо.
— Со мной всегда можно договориться, папаша Михал. Не можете завтра, так я приду послезавтра. Но тогда уж не говорите, что не успели приготовить деньги.
— Ты еще мне будешь приказывать?! — прохрипел винодел, отшвырнув прибор для дегустации на пол, и вино обрызгало Марии чулки.
— Папаша Михал, это не я, а война вам приказывает. Итак, послезавтра от половины первого до часа я приду к вам, а вы приготовите конверт с десятью тысячами.
— Кусочек — то немалый! — воскликнул винодел и сжал кулаки.
— Желаю вам приятного ужина, — сказала Мария, приветливо поклонившись, и встала.
— А что, если я не дам денег? — задал вдруг вопрос винодел.
— Тогда вам конец. Умрете, и ни одна собака вас не пожалеет… Прощайте, папаша Михал!
* * *Мария мельком взглянула на полковника, который курил, наслаждаясь проплывающими за окном пейзажами, и улыбнулась нахлынувшим на нее мыслям. Да, ему — то скупость беланских виноделов известна лишь понаслышке, а она убедилась в этом воочию, выколачивая из них деньги. Боже, как она тогда ненавидела этих скряг!
10
Гавлик не питал никаких иллюзий относительно того, что ему удалось укротить воинственную директоршу. Не так — то это просто, да и особым педагогическим даром он не обладал. К тому же и директоршу понять можно. Ее раздражительность небеспочвенна: ведь целое лето, когда большинство людей загорали и купались где — нибудь на пляжах, она провела в бесконечных тяжбах со строителями и распрях с вышестоящими организациями. А это кого угодно сделает раздражительным. Поэтому сейчас во избежание возможных ссор и столкновений, наверное, лучше всего было бы молчать вплоть до остановки на бургасском вокзале, пока перед их взорами не появятся отливающее сталью море и корабли в порту. Он все — таки предпочел беседовать с ней, но не реагировать на выпады, направленные против офицеров. А впрочем, что вообще эта стареющая блондинка с живыми, насмешливыми глазами знает об офицерах? Какой, к примеру, он, Гавлик, образцовый офицер? Он просто угрюмый штабной брюзга… Образцовым был тот офицер, которого он встретил во время восстания. Но это было так давно…
Нет, тот офицер, конечно, не был пределом совершенства, но он был человеком замечательным, и Гавлику очень хотелось походить на него. Из — за него, собственно, двадцать семь лет назад Гавлик оставил работу в строительстве и пошел учиться в военную академию, а потом служить в войска.
Приятели над ним смеялись:
— Руда, ты же участник Словацкого восстания, партизан. Бумаги у тебя в порядке, и награды имеются… Стоит тебе только заикнуться, и тебя назначат руководителем предприятия.
А Гавлик стал офицером. Через год исполнится тридцать лет, как он надел форму. И все эти годы примером для него оставался тот словацкий офицер…
* * *Разведдозор обошел северные склоны Троицы и начал спускаться к Подгради. Первым шел Лубелан, в десяти шагах за ним следовал Кубович, а Гавлик замыкал группу.
— Пан десатник, не забывайте соблюдать дистанцию десять шагов! — прикрикнул на него четарж Кубович.
Направляясь на восток, разведчики предполагали выйти к слиянию двух рек. Пробирались осторожно. Для разведчиков это было делом привычным, а для Гавлика — все в новинку. Разведчики понимали друг друга без слов, даже темнота им не мешала. Гавлику же лишь оставалось надеяться, что его в случае необходимости обо всем проинформируют.
— Опять ни души, — буркнул себе под нос Кубович, и десатник понял, что это сказано для него, что таким образом бывалый разведчик информирует его, новоиспеченного командира. — Если бы здесь были боевые немецкие части, они бы уже давно заняли эту территорию.
— Они попытаются взять нас в кольцо, — предположил Гавлик, — но мы будем сражаться не на жизнь, а на смерть.
— Такой войны, наверное, сам господь бог не припомнит, — проговорил свободник и вытер рукавом автомат с коротким стволом.
— Пойдем дальше? — спросил Гавлик.
— Как хотите, пан десатник, — откликнулся четарж. — Здесь вы командуете.
Гавлик хотел было возразить, но воздержался: если он рассорится с разведчиками, то к реке они наверняка не попадут.
— Не я же назначал дозор, — заметил он миролюбиво. — Я понимаю, что вам, четарж, неприятно…
— Вовсе нет, — перебил его Кубович довольно неучтиво. — Я до сих пор не затрагивал этой темы: ждал, пока вы сами об этом заговорите.
— Значит, и вы об этом думали… Вам неприятно, что меня, низшего по званию, назначили старшим…
— На войне это не столь важно. Беда в том, что вы не разведчик, что у вас нет практики в нашем деле. Боюсь, вам не под силу прошагать пятьдесят километров по буграм.
— Ничего, как — нибудь постараюсь.
— Чего доброго, загнетесь раньше времени.
