Чарльз Диккенс - Оливер Твист
— Ну, Билль! — сказалъ Соуэрберри могильщику. — Зарывай! Работа эта была не трудная, потому что могила была до того наполнена, что самый верхній гробъ находился всего на разстояніи нѣсколькихъ футовъ отъ поверхности земли. Могильщикъ лопатой сгребъ всю землю въ могилу, притопталъ ее ногами, перекинулъ лопату черезъ плечо и ушелъ, преслѣдуемый мальчишками, которые выражали ему свое неудовольствіе за то, что все такъ скоро кончилось.
— Идемъ, любезный! — сказалъ Бембль мужу покойницы, хлопнувъ его по спинѣ. — Сейчасъ запрутъ ворота.
Мужчина, который ни разу не двинулся еще съ мѣста, занятамъ имъ подлѣ могилы, поднялъ голову, съ удивленіемъ взглянулъ на говорившаго съ нимъ, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и упалъ въ обморокъ. Старуха была такъ занята отсутствіемъ своего плаща, (который снятъ былъ съ нея гробовщикомъ) что рѣшительно никакого вниманія не обратила на это. Несчастнаго облили холодной водой и онъ пришелъ въ себя. Когда онъ вышелъ на улицу, за нимъ заперли ворота кладбища, и всѣ разошлись въ разныя стороны.
— Ну, Оливеръ, — сказалъ Соуэрберри на обратномъ пути домой, — какъ это понравилось тебѣ?
— Очень хорошо, благодарю васъ, сэръ! — отвѣчалъ Оливеръ очень нерѣшительно. — Не очень, сэръ!
— Привыкнешь со временемъ, Оливеръ! — сказалъ Соуэрберри. — Будешь покойнѣе, когда привыкнешь, мой мальчикъ!
Оливеръ мысленно спрашивалъ себя, сколько времени приблизительно потребовалось на то, чтобы мистеръ Соуэрберри привыкъ. Но онъ рѣшилъ, что лучше будетъ не спрашивать объ этомъ и шелъ молча домой, думая о всемъ, что онъ видѣлъ и слышалъ.
VI. Оливеръ, раздраженный насмѣшками Ноэ, начинаетъ дѣйствовать и приводитъ его въ удивленіе
Мѣсяцъ испытанія прошелъ, и Оливеръ былъ формально принятъ въ ученики. Это былъ сезонъ, обильный заболѣваніями или, говоря коммерческимъ языкомъ, обильный спросомъ на гроба, такъ что въ теченіе нѣсколькихъ недѣль Оливеръ пріобрѣлъ много опытноcти. Успѣхъ коммерческихъ спекуляцій мистера Соуэрберри превзошелъ всѣ его ожиданія. Старѣйшіе обитатели города не помнили времени, когда такъ свирѣпствовала корь, вліявшая роковымъ образомъ на существованіе дѣтей; много было, поэтому, похоронныхъ процессій, во главѣ которыхъ шелъ маленькій Оливеръ въ шляпѣ въ длиннымъ крепомъ, доходившимъ ему до колѣнъ, вызывая тѣмъ неописанное удовольствіе и волненіе всѣхъ матерей города. Такимъ образомъ Оливеръ, сопровождавшій своего хозяина во всѣхъ процессіяхъ умершихъ дѣтей съ цѣлью пріучиться къ хладнокровію и умѣнью владѣть своими нервами, что необходимо истинному гробовщику, имѣлъ возможность наблюдать замѣчательную покорность судьбѣ и мужество, съ которымъ многіе переносили выпавшее на ихъ долю испытаніе.
Напримѣръ, когда Соуэрберри хоронилъ какую нибудь богатую старую леди или джентльмена, имѣвшихъ множество племянниковъ и племянницъ, которые казались неутѣшными во время болѣзни родственницы или родственника и были повидимому совершенно поглощены своимъ горемъ, выглядѣли на похоронахъ довольными и счастливыми, непринужденно и весело разговаривая между собою, какъ будто бы ничего рѣшительно не случилось. Мужья перенесли потери своихъ женъ съ героическимъ самообладаніемъ. Жены, надѣвая трауръ по своимъ мужьямъ, какъ будто бы главнымъ доказательствомъ горя могла служить лишь извѣстная одежда, заботились больше всего о томъ, чтобы костюмъ этотъ шелъ имъ къ лицу. Замѣчателенъ былъ вообще тотъ фактъ, что всѣ эти леди и джентльмены, такъ страстно выражавшіе свое неутѣшное горе во время церемоніи, тотчасъ же по возвращеніи домой приходили въ себя и совершенно успокаивались къ тому времени, когда наступало время чаепитія. Все это было весьма любопытно и поучительно и Оливеръ съ большимъ удивленіемъ присматривался къ этому.
Научился ли Оливеръ Твистъ покорности судьбѣ на примѣрѣ столькихъ добрыхъ людей, я не могу сказать, не смотря на то, что я его біографъ; одно только могу я съ достовѣрностью утверждать, что въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ онъ стойко переносилъ помыкательства и издѣвательства Ноэ Клейполя, который сталъ относиться къ нему несравненно хуже съ тѣхъ поръ, какъ началъ завидовать, что только что поступившій на службу мальчишка, фигурируетъ въ процессіяхъ съ черной палкой и въ шляпѣ съ крепомъ, тогда какъ онъ, несмотря ли старшинство свое, остается по прежнему въ своей старой шапкѣ и кожаномъ передникѣ. Шарлота обращалась съ нимъ худо, потому что такъ обращался съ нимъ Ноэ. Мистриссъ Соуэрберри была его непреклоннымъ врагомъ, потому что мистеръ Соуэрберри выказывалъ склонность быть его другомъ; находясь такимъ образомъ между этими тремя особами съ одной стороны и изобиліемъ похоронъ съ другой, Оливеръ чувствовалъ себя далеко не такъ хорошо, какъ голодный поросенокъ, попавшій въ кладовую съ зерномъ при пивоварнѣ.
Теперь я перехожу къ весьма важному эпизоду въ исторіи жизни Оливера и хочу описать одинъ случай, на первый взглядъ какъ бы незначительный и пустой, а между тѣмъ имѣвшій косвенное вліяніе на весьма существенную перемѣну во всѣхъ его будущихъ планахъ и поступкахъ.
Въ одинъ прекрасный день, когда наступилъ обычный часъ обѣда, Оливеръ и Hoэ спустились въ кухню, гдѣ имъ приготовленъ былъ лакомый кусокъ баранины — полтора фунта самой скверной шеины. Шарлоту вдругъ вызвали за чѣмъ то; Ноэ Клейполь, который былъ голоденъ и золъ, рѣшилъ какъ нибудь использовать этотъ короткій промежутокъ времени и нашелъ, что наиболѣе подходящимъ для этого будетъ, если онъ начнетъ издѣваться надъ Оливеромъ Твистомъ.
Желая по возможности скорѣе предаться этой невинной забавѣ, онъ положилъ ноги на столъ, схватилъ Оливера за волосы, надралъ ему уши, выразилъ свое мнѣніе, что онъ подлый трусъ, и затѣмъ объявилъ, что безпремѣнно придетъ смотрѣть, когда его повѣсятъ, гдѣ бы ни случилось это событіе, котораго онъ жаждалъ. Далѣе, какъ и подобало такому ожесточенному и испорченному питомцу благотворительнаго учрежденія, сталъ онъ придумывать самыя разнообразныя мелочи, чтобы досадить Оливеру, но ни одна изъ нихъ не привела къ желанной цѣли — заставить мальчика заплакать. Мелочная, низкая душенка Ноэ подсказала ему, что сегодня, если онъ желаетъ достигнуть результата, необходимо придумать что нибудь тонкое, ядовитое и онъ рѣшилъ перейти на личности.
— Эй, ты отродье, — сказалъ Ноэ, — гдѣ твоя мать?
— Она умерла, — отвѣчалъ Оливеръ;- прошу, пожалуйста, не говорить о ней.
Оливеръ вспыхнулъ и дыханіе его ускорилось; въ углахъ рта и у ноздрей появилось нервное подергиваніе, — то былъ, по мнѣнію мистера Клейполя, вѣрнымъ признакомъ жестокаго приступа плача. Это побудило его продолжать начатое.
— Отчего же она умерла? — спросилъ онъ.
— Отъ разбитаго сердца, — какъ говорили мнѣ наши старыя сидѣлки, — отвѣчалъ Оливеръ, говоря какъ бы про себя и не думая о Ноэ. — Мнѣ кажется, я знаю, что значитъ умереть отъ разбитаго сердца.
— Толи-роли, лоли, лоли, фоли-роли, — запѣлъ Ноэ, замѣтивъ слезу, скатившуюся по щекѣ Оливера. — О чемъ-же ты это хнычешь?
— Не изъ за того, что вы говорите, — отвѣчалъ Оливеръ, поспѣшно отирая слезу, — не думайте этого, пожалуйста!
— Эге, не изъ-за меня! — передразнилъ его Ноэ.
— Нѣтъ, но изъ-за васъ, — рѣзко оборвалъ его Оливеръ. — Довольно! Не смѣйте ничего больше говорить о ней. Лучше не говорите!
— Лучше не говорить! — воскликнулъ Ноэ. — Такъ-съ! Лучше не говорить! Не будь такимъ безстыднымъ, отродье! Твоя мать! Ночная красотка была она, вотъ что! О, господи!
Ноэ выразительно кивнулъ головой и поднялъ кверху свой красный носъ, считая это наиболѣе подходящимъ дѣйствіемъ для даннаго случая.
— Знаешь ли ты, нищенское отродье, — продолжалъ Ноэ, которому молчаніе Оливера придавало все больше и больше смѣлости. — Знаешь ли, нищенское отродье, — продолжалъ онъ съ оттѣнкомъ притворной жалости, — теперь этому никто не поможетъ и тебѣ даже не помочь! мнѣ очень жаль тебя и, я увѣренъ, всѣмъ, рѣшительно всѣмъ жаль тебя. Да вѣдь ты и самъ прекрасно знаешь, что твоя мать была ни болѣе, не менѣе, какъ настоящая уличная потаскуха.
— Что вы сказали? — спросилъ Оливеръ, быстро обернувшись.
— Настоящая уличная потаскуха, нищенское отродье, вотъ что! — отвѣчалъ Ноэ совершенно спокойно. — А потому, нищенское отродье, хорошо она сдѣлала, что умерла, иначе ее или заперли бы въ смирительный домъ въ Лондонѣ, или бы сосали на каторгу, или повѣсили.
Слова эти довели Оливера до бѣшенства; кровь бросилась ему въ голову и онъ, вскочивъ съ мѣста, опрокинулъ столъ и стулъ, схватилъ Ноэ за горло, тряхнулъ его такъ, что у него зубы застучали и, собравъ всѣ силы свои, нанесъ ему тяжелый ударъ, моментально свалившій его на полъ.
Вотъ что сдѣлало жестокое обращеніе съ этимъ, еще минуту тому назадъ спокойнымъ, кроткимъ и безобиднымъ созданіемъ! Но духъ его не могъ нe возмутиться; жестокое оскорбленіе, нанесенное его матери зажгло огнемъ всю его кровь. Грудь его тяжело поднималась. Онъ стоялъ, вытянувшись во весь ростъ, глаза его сверкали и искрились, вся фигура его измѣнилась, когда онъ гнѣвно смотрѣлъ на своего трусливаго мучителя, лежавшаго теперь у его ногъ.
