Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2
— Ну, а если найдутся бумаги? — спрашиваетъ нерѣшительно мистеръ Винасъ.
— А это смотря по тому, что въ тѣхъ бумагахъ написано. Можетъ быть, мы предложимъ пріобрѣсти ихъ тѣмъ, кому онѣ нужны, — не сморгнувъ отвѣчаетъ мистеръ Веггъ.
— По сущей справедливости, мистеръ Веггъ?
— Совершенно такъ, мистеръ Винасъ. Если тѣ люди употребятъ бумаги на что-нибудь дурное, такъ это ихъ дѣло. Я о васъ такого высокаго мнѣнія, сэръ, что трудно даже выразить словами. Съ того самаго вечера, какъ я, помните, зашелъ къ вамъ въ лавку, когда вы, такъ сказать, плавали умомъ въ чашкѣ чая, я понялъ, что васъ нужно подбодрить какимъ-нибудь интересомъ. И въ этомъ дружескомъ предложеніи моемъ, сэръ, вы можете найти достойный васъ интересъ.
Послѣ этого мистеръ Веггъ начинаетъ распространяться о томъ, что всего больше занимаетъ его хитрую голову, а именно, — какой драгоцѣнный человѣкъ мистеръ Винасъ для предполагаемыхъ поисковъ. Онъ превозноситъ терпѣніе и тонкость работы мистера Винаса, его искусство въ подборѣ разрозненныхъ костей, его познанія по части всевозможныхъ тканей и волоконъ, и затѣмъ выражаетъ надежду, что мистеръ Винасъ по ничтожнѣйшимъ признакамъ откроетъ въ мусорѣ клады, если только они тамъ есть.
— Вонъ я, такъ не гожусь для этой работы, — прибавляетъ мистеръ Веггъ. — Дѣйствую ли я буравомъ, пробую ли щупомъ, никакъ я не умѣю сдѣлать такъ, чтобы не было замѣтно, что я копался въ насыпи. У васъ оно выйдетъ совсѣмъ по другому; у васъ будетъ, что называется, чисто, разъ ужъ вы приметесь за это дѣло. А вѣдь теперь вы навѣрно приметесь, ибо вы, по своему званію человѣка, крѣпко и свято заручились въ томъ своему собрату-человѣку.
Засимъ мистеръ Веггъ дѣлаетъ скромный намекъ на непримѣнимость деревяшки къ ходьбѣ по лѣстницамъ на прискорбную наклонность этого придаточнаго члена (въ тѣхъ случаяхъ, когда онъ бываетъ призванъ къ дѣйствію съ цѣлью прогулки по зыбкимъ мусорнымъ кучамъ) проваливаться въ рыхлый грунтъ и такимъ образомъ приковывать своего владѣльца къ мѣсту. Засимъ, оставивъ въ сторонѣ эту часть вопроса, онъ указываетъ, какъ на знаменательный феноменъ, на то обстоятельство, что еще до водворенія своего въ павильонѣ, онъ впервые услыхалъ именно отъ него, мистера Винаса, легенду о скрытомъ въ мусорныхъ кучахъ богатствѣ. «Недаромъ это было сказано тогда», прибавляетъ онъ съ туманно-благочестивымъ видомъ. Въ заключеніе онъ возвращается опять къ «справедливости»: мрачно, иносказательно намекаетъ на нѣчто, могущее подвергнуть нареканію мистера Боффина (о которомъ онъ еще разъ откровенно отзывается, какъ о весьма неразборчивомъ человѣкѣ, пользующемся плодами убійства) и провидитъ въ недалекомъ будущемъ преданіе его карающему правосудію, какъ послѣдствіе ихъ дружескихъ усилій. И это (какъ положительно утверждаетъ мистеръ Веггъ) отнюдь не въ разсчетѣ на награду, хотя не взять награды значило бы не имѣть за душой никакихъ твердыхъ принциповъ.
Все это мистеръ Винасъ, моргая своими слабыми глазками и теребя свои шершавые, пыльные волосы, торчащіе, какъ уши у террьера, выслушиваетъ очень внимательно.
Мистеръ Веггъ, закончивъ свою рѣчь, широкимъ жестомъ раздвигаетъ руки, какъ бы для того, чтобы показать мистеру Винасу, до какой степени чистосердечія открыта его грудь, и затѣмъ скрещиваетъ ихъ въ ожиданіи отвѣта. Мистеръ Винасъ нѣсколько секундъ смотритъ на него во всѣ глаза и наконецъ говоритъ:
— Я вижу, что вы уже попробовали покопаться, мистеръ Веггъ. Вы по опыту знакомы съ трудностями этой работы.
— Нѣтъ, строго говоря, нельзя сказать, что я пробовалъ, — отвѣчаетъ Веггъ, немного озадаченный такимъ замѣчаніемъ. — Я только расковыривалъ сверху. Сверху расковыривалъ слегка.
— И ничего не нашли, кромѣ затрудненій?
Веггъ грустно качаетъ головой.
— Гм… Право, не знаю, что мнѣ вамъ на это сказать, мистеръ Веггъ, — говоритъ Винасъ, подумавъ.
— Скажите да, — настаиваетъ Веггъ въ понятномъ нетерпѣніи.
— Не будь я удрученъ моимъ горемъ, отвѣтъ мой былъ бы — нѣтъ. Но, будучи удрученъ горемъ, мистеръ Веггъ, и доведенъ до безумія я скажу — да.
Веггъ въ восторгѣ наполняетъ оба стакана, повторяетъ церемонію постукиванья краемъ объ край и мысленно пьетъ съ большимъ удовольствіемъ за здоровье и благоденствіе молодой особы, которая довела мистера Винаса до настоящаго состоянія его души.
Главные пункты дружескаго предложенія еще разъ тщательно пересмотрѣны, и по нимъ постановленъ договоръ. Эти пункты: тайна, вѣрность и неутомимая настойчивость. Павильонъ будетъ всегда открыть мистеру Винасу для изслѣдованій, и будутъ приняты мѣры, чтобъ не привлечь вниманія сосѣдей.
— Постойте: я слышу шаги, — неожиданно восклицаетъ мистеръ Винасъ.
— Гдѣ? — вскрикиваетъ, вздрогнувъ, мистеръ Вегъ.
— Снаружи. Тсс…
Друзья уже были готовы скрѣпить свой договоръ пожатіемъ рукъ; но теперь они молча воздерживаются отъ этого, раскуриваютъ потухшія трубки и безпечно откидываются на спинки своихъ стульевъ. Нѣтъ сомнѣнія — шаги. Шаги приближаются къ окну, и чья-то рука стучитъ въ стекло. «Войдите!» откликается Веггъ, разумѣя: «въ дверь». Но тяжелая старинная рама окна тихонько приподымается, и изъ темнаго фона ночи тихонько выдвигается голова.
— Скажите: здѣсь мистеръ Сайлесъ Веггъ?… А! Теперь вижу.
Дружески договаривающіяся стороны, вѣроятно, почувствовали бы себя не совсѣмъ-то покойно даже въ томъ случаѣ, если бы посѣтитель вошелъ обыкновеннымъ путемъ; теперь же, видя его прислонившимся грудью къ окну и таинственно выглядывающимъ изъ мрака ночи, они очутились въ положеніи весьма незавидномъ. Особенно нехорошо чувствуетъ себя мистеръ Винасъ: онъ кладетъ на столъ свою трубку, поднимаетъ голову и смотритъ на пришельца такими глазами, точно это его собственный индійскій младенецъ изъ банки пришелъ затѣмъ, чтобъ отвести его домой.
— Добрый вечеръ, мистеръ Веггъ. Осмотрите пожалуйста щеколду у калитки: она не дѣйствуетъ.
— Кажется, это вы, мистеръ Роксмитъ? — еле выговариваетъ Веггъ.
— Я самый. Я не стану васъ безпокоить. Я не войду. Я только зашелъ по дорогѣ къ себѣ на квартиру передать вамъ порученіе. Я долго не рѣшался войти въ калитку, не позвонивъ: не держатъ ли, думаю, собаки?
— Очень жаль, что не держатъ, — бормочетъ себѣ подъ носъ Веггъ и встаетъ со стула, обернувшись спиной къ окну. — Ни слова, мистеръ Винасъ! Это тотъ самый прощалыга.
— Кто это у васъ? Кто-нибудь изъ нашихъ общихъ знакомыхъ? — спрашиваетъ, заглядывая въ окно, секретарь.
— Нѣтъ, мистеръ Роксмитъ, это мой пріятель. Пришелъ посидѣть со мной вечерокъ.
— А-а, прошу извинить. Мистеръ Боффинъ просилъ вамъ сказать, что онъ не требуетъ, чтобы вы сидѣли дома по вечерамъ въ ожиданіи его посѣщеній. Ему пришло въ голову, что вы, можетъ быть, считаете себя связаннымъ этой возможностью. Онъ не подумалъ объ этомъ раньше. Такъ, значить, теперь такъ и знайте: если онъ когда-нибудь заѣдетъ, не извѣстивъ васъ объ этомъ заранѣе, и не застанетъ васъ дома, онъ и не будетъ сѣтовать на васъ. Я взялся передать это вамъ по пути, — вотъ и все. Доброй ночи.
Съ этими словами секретарь опускаетъ окно и исчезаетъ. Настороживъ уши, они слышать, какъ шаги его удаляются за калитку и какъ калитка затворяется за нимъ.
— Вотъ для какого человѣка мной пренебрегли, мистеръ Винасъ, — говоритъ Веггъ, когда шаги совсѣмъ затихли. — Позвольте васъ спросить, что вы о немъ думаете?
Повидимому, мистеръ Винасъ еще не рѣшилъ, что ему думать «о немъ», ибо онъ дѣлаетъ нѣсколько попытокъ дать опредѣленный отвѣтъ, но можетъ только выговорить что-то въ родѣ того, что у этого человѣка «какой-то странный видъ».
— Двуличный видъ, хотите вы сказать, — подхватываетъ Веггъ. — Вотъ какой у него видъ. Мнѣ подавайте одноличныхъ людей, а двуличныхъ я не терплю. Это продувная бестія, сэръ, — мѣдный лобъ.
— Вы, значитъ, думаете, что у него рыло въ пуху? — спрашиваетъ Винасъ.
— Въ пуху? — повторяетъ Веггъ съ горькимъ сарказмомъ. — Въ пуху?! О Боже, какою отрадой было бы для моей души — говорю, какъ человѣкъ и христіанинъ, — если бъ я не былъ рабомъ истины и не долженъ былъ сказать: несомнѣнно.
Вотъ въ какія диковинныя убѣжища прячутъ иногда голову безперые страусы, какое невыразимое нравственное удовлетвореніе для разныхъ Вегговъ сознавать себя подавленными тою мыслью, что у какого-нибудь мистера Роксмита мѣдный лобъ!
— Каково подумать въ такую чудную звѣздную ночь, — говоритъ мистеръ Веггъ, провожая своего сотоварища до калитки, причемъ оба несовсѣмъ твердо стоятъ на ногахъ отъ обильныхъ возліяній, — каково подумать, мистеръ Винасъ, въ эту ночь, что всякіе прощалыги и мѣдные лбы могутъ себѣ преспокойно прогуливаться подъ твердью небесной, точно праведники.
— А мнѣ зрѣлище этихъ свѣтилъ жестоко напоминаетъ ее, — уныло стонетъ мистеръ Винасъ, задирая голову кверху такъ, что съ него сваливается шляпа, — ее и ея роковыя слова, что она не хочетъ видѣть себя, не хочетъ, чтобъ и другіе видѣли ее между…
