Джин Уэбстер - Это же Пэтти!
– Приключения! – возбужденно крикнула она в ответ. – Подождите, пока не услышите!
Когда они остановились, их окружила толпа девочек в голубых пальтишках. Было время послеобеденного отдыха, и вся школа вышла на улицу. Оказанный ей прием привел бы стороннего наблюдателя к выводу, что Пэтти уезжала не на три дня, а на три месяца. Она и оба ее форейтора спустились на землю, и Мартин подобрал вожжи.
– Давай, молодежь! Все, кто желают прокатиться до конюшни, – последовало его гостеприимное приглашение.
Пассажиры хлынули потоком. Они набились вовнутрь – в два раза больше, чем мог выдержать «катафалк» – и вскарабкались на место возницы и на ступеньки; а две всадницы даже взгромоздились на спины лошадей.
– Что за приключение? – единодушно поинтересовались Конни с Присциллой, когда кавалькада с грохотом отъехала.
Пэтти махнула рукой в сторону чемодана.
– Вот оно. Возьмите его наверх. Я подойду к вам, как только доложу о своем приезде.
– Но это не твой чемодан.
Пэтти загадочно покачала головой.
– Вы и за тысячу лет не догадаетесь, кто его владелец.
– Кто?
Пэтти засмеялась.
– Похож на мужской, – сказала Конни.
– Так и есть.
– О Пэтти! Не будь такой несносной. Где ты его взяла?
– Это просто маленький сувенир, который я подобрала. Я расскажу вам сразу как переговорю с Вдовушкой. Скорее, проскользните, пока Джелли не смотрит.
Они украдкой бросили взгляд через плечо на тренера по гимнастике, которая уговаривала толстушку Айрин Маккало быстрее двигаться на теннисном корте. Мисс Джеллингс настаивала на том, что «отдыхом» следует активно заниматься на открытом воздухе. Девочки легко могли получить разрешение приветствовать возвращение Пэтти в комнате, но политика троицы заключалась в том, чтобы никогда не отпрашиваться по мелочам. Это все равно что без необходимости растрачивать кредит доверия.
Поднимаясь по лестнице, Присцилла и Конни поволокли чемодан, а Пэтти подошла к кабинету директрисы. Десять минут спустя она присоединилась к своим подругам в комнате номер семь, в Райской Аллее. Они сидели на кровати, подперев подбородки ладонями, и изучали чемодан, поставленный перед ними на стул.
– Ну? – спросили они одновременно.
– Она говорит, что рада, что я вернулась, и надеется, что я не объелась свадебным тортом. Если мои знания пришли в упадок…
– Кто его владелец?
– Мужчина с черными бровями и ямочкой на подбородке, который пел смешные песни, стоя справа третьим с конца.
– Джермин Хиллиард младший? – спросила Присцилла, затаив дыхание.
– Неужели? – Конни приложила руку к сердцу и преувеличенно громко вздохнула.
– Да право же! – Пэтти перевернула его вверх тормашками и показала на инициалы на обороте. – Дж. Х. мл.
– Это на самом деле его! – воскликнула Присцилла.
– Ради бога, Пэтти, где ты его достала?
– Он заперт?
– Да, – кивнула Пэтти, – но я открою его своим ключом.
– Что внутри?
– О, парадный костюм, воротнички и… и прочее.
– Как он к тебе попал?
– Видите ли, – вяло произнесла Пэтти, – это длинная история. Не знаю, хватит ли у меня времени до уроков…
– Ну, расскажи нам, пожалуйста. По-моему, с твоей стороны это свинство!
– Значит так, в прошлый четверг вечером приезжал клуб хорового пения.
Они кивнули, нетерпеливо выслушав бесполезную реплику.
– А я уехала в пятницу утром. В то время как я выслушивала прощальные наставления Вдовушки о том, чтобы не привлекать к себе внимания и своей воспитанностью поддерживать честь школы, Мартин передал на словах, что Принцесса захромала и поехать не сможет. Поэтому вместо того, чтобы отправиться на станцию в «катафалке», я поехала вместе с Мамзелью на трамвае. Когда мы вошли в него, он был доверху набит мужчинами. Йельский клуб хорового пения в полном составе уезжал на станцию! Их было так много, что они сидели на коленях друг у друга. Все, кто сидели сверху, поднялись и сказали очень серьезно и вежливо: «Мадам, прошу Вас».
Мамзель разгневалась. Она сказала по-французски, и все они, разумеется, поняли, что по ее мнению американские студенты ведут себя недостойно, а я украдкой улыбнулась – не удержалась, они были такими смешными. И тогда двое «нижних» предложили свои места и мы сели. И, вы не поверите, но «третий с конца» сидел прямо возле меня!
– Не может быть!
– О Пэтти!
– Вблизи он такой же симпатичный, как на сцене?
– Лучше.
– Это его настоящие брови или он их чернит?
– Выглядели, как настоящие, но я не могла их рассмотреть близко.
– Ну конечно настоящие! – возмущенно сказала Конни.
– И что бы вы думали? – спросила Пэтти. – Они ехали моим поездом. Как вам нравится такое совпадение?
– Что по этому поводу сказала Мамзель?
– Она волновалась, словно старая наседка над одним цыпленком. Она вверила меня заботам кондуктора с таким количеством инструкций, что он наверняка чувствовал себя неопытной няней. Члены клуба хорового пения ехали в вагоне для курящих, за исключением Джермина Хиллиарда младшего, который проследовал за мной в салон-вагон и сел в кресло прямо напротив меня.
– Пэтти! – воскликнули они шокировано в один голос. – Но ты ведь не говорила с ним?
– Конечно, нет. Я смотрела в окно и делала вид, что его там нет.
– О! – разочарованно пролепетала Конни.
– И что произошло? – спросила Присцилла.
– Абсолютно ничего. Я сошла в Кумсдейле, и дядя Том встретил меня на машине. Шофер взял мой чемодан у носильщика, и я почти совсем его не видела. Мы подъехали к дому как раз к чаю, и я присоединилась к чаепитию, не поднимаясь наверх. Дворецкий отнес мой чемодан, пришла горничная и попросила ключ, чтобы разобрать вещи. Этот дом просто кишит прислугой. Я вечно до смерти боюсь не натворить чего-нибудь, что они сочли бы непристойным.
Там были все шаферы и подружки невесты, и всем было очень весело, только я не могла сообразить, о чем они все время болтают, ведь все они знали друг друга и отпускали множество непонятных мне шуток.
Конни с чувством кивнула.
– Именно так они вели себя на взморье прошлым летом. По-моему, у взрослых отвратительные манеры.
– Я и впрямь почувствовала себя довольно незрелой, – призналась Пэтти. – Какой-то мужчина принес мне чаю и спросил, что я изучаю в школе. Он старался проявить послушание перед Луизой и развлечь маленькую кузину, но постоянно думал о том, какая скука разговаривать с девочкой, у которой волосы заплетены в косы.
– Я говорила тебе уложить их наверх, – заметила Присцилла.
– Погоди! – важно произнесла Пэтти. – Когда я поднялась наверх, чтобы переодеться к ужину, в холле меня встретила горничная, которая так и вылупила глаза.
«Прошу прощения, мисс Пэтти, – проговорила она. – Но это точно Ваш чемодан?»
«Да, – сказала я, – разумеется, это мой чемодан. А что с ним не так?»
– Она только махнула в сторону стола и не сказала ни слова. Там лежал он, нараспашку!
Вынув из кармана ключ, Пэтти отперла чемодан и откинула крышку. Сверху, аккуратно сложенный, лежал мужской парадный костюм, а из узких прорезей торчали трубка, коробка сигарет, несколько воротничков и другие разнообразные мужские безделушки.
– Ах! – затаив дыхание, воскликнули они хором.
– Это его, – с жаром прошептала Конни.
Пэтти кивнула.
– А когда я показала чемодан дяде Тому, он чуть не умер от смеха. Он позвонил на станцию, но там ничего об этом не знали, и я не знала, где будет выступать клуб хорового пения, поэтому мы не могли телеграфировать мистеру Хиллиарду. Дядя Том живет в пяти милях от города, так что в тот вечер мы просто не могли ничего предпринять.
– Только представьте, что он почувствовал, когда стал переодеваться для концерта и обнаружил новое розовое вечернее платье Пэтти, разложенное на самом верху чемодана! – предположила Присцилла.
– Ах Пэтти! Ты думаешь, он открывал его? – спросила Конни.
– Боюсь, что так. Чемоданы абсолютно идентичны и ключи, очевидно, подходят к ним обоим.
– Я надеюсь, там все было в порядке?
– О да, смотрелось чудесно. Все было отделано розовой лентой. Отправляясь в гости к дяде Тому, я всегда пакую чемодан, помня о горничной.
– А как же ужин и свадьба? Что ты делала без своих вещей? – спросила Присцилла, с грустью припомнив многочисленные визиты к портнихе.
– Я подхожу к самому интересному! – заверила Пэтти. – Мисс Лорд просто не позволяет мне иметь приличное вечернее платье. Она сама ходила со мною и говорила мисс Прингл, как его нужно шить, по образу и подобию всех моих бальных платьев: девять дюймов от пола, рукава по локоть и дурацкий пояс. Я все равно терпеть его не могла.
«Ты должна помнить, что ты школьница, – процитировала Конни, – и до тех пор пока…»
– Погодите, сейчас я вам расскажу! – торжествующе произнесла Пэтти. – Луиза принесла мне одно из своих платьев – одно из своих самых лучших бальных платьев – только она больше не собиралась его носить, поскольку ее приданое состоит из одних новых вещей. Оно было из белого крепа, расшитого золотыми блестками, со шлейфом. Спереди оно тоже было длинным. Мне приходилось ступать, не поднимая ног. Пришла горничная и одела меня; с помощью золотой ленты она уложила мне волосы наверх, а тетя Эмма одолжила жемчужное ожерелье и пару длинных перчаток, так что я выглядела просто прелестно, – я не вру – вы бы меня не узнали. Мне можно было дать не меньше двадцати!