Станислав Виткевич - Наркотики. Единственный выход
Резкий запрет на алкоголь и табак могут себе позволить страны относительно молодые, у граждан которых нет такой старой культуры и таких расшатанных нервов, как у людей послевоенной Европы. Надо учитывать и степень алкоголизации и никотинизации конкретных стран. У нас, похоже, она возрастает чуть ли не ежеминутно, и потому положение наше угрожающее. Я утверждаю, что общая борьба с табаком и алкоголем должна пройти краткий (скажем, десятилетний) период систематических ограничений, после чего во всех странах Европы, невзирая на связанные с этим экономические проблемы, необходимо ввести абсолютный запрет на оба эти ужасных assommoir[17]’а, а сопутствующие осложнения и потери будут быстро компенсированы психическим здоровьем и высокой производительностью труда граждан. По отношению к тем, кто безнадежно впал в порок, то есть к тем, кому абстиненция грозит смертью, можно применить систему регистрации и рационирования, что тут же пресечет контрабанду. Говорят, американцы благодаря такой системе искоренили кокаинизм в некоторых штатах, а японцы — опиумизм на Формозе. Впрочем, не мое это дело — обдумывать технику исполнения плана, ограничусь психологией.
Стало быть, никотин и его верная помощница — окись углерода (CO). Кому из курильщиков не знакомы чудесные и неприятные последствия первых сигарет. Начало курения обычно совпадает с периодом «первых Любовей» и так называемых «вельтшмерцев»[18], то есть просто более или менее осознанных метафизических переживаний, — вообще со временем первичной, эмбриональной консолидации индивидуальности, той эпохой человеческой жизни, когда формируется характер на годы вперед. Основное действие сигарет в эту эпоху — приглушение беспредметного отчаяния и смягчение разных объективных житейских огорчений. Несмотря на неприятности вроде головной боли, тошноты (а то и рвоты) и мерзкого вкуса во рту, психическое состояние сдвигается от злости к меланхолии, не лишенной очарования, даже по-своему приятной, причем возникает известное интеллектуальное возбуждение и мнимая ясность ума в сочетании с легкостью работы. И это почти все, чего можно ждать от табака. Действие такого рода длится весьма недолго — у некоторых лишь несколько месяцев, — после чего начинаются негативные симптомы, превозмогаемые лишь повышением дозы яда. Если бы те, кто даже не пытается усилием воли изменить свой внутренний настрой и смягчить ужас мира, шажок за шажком овладевая действительностью, если б они знали, что теряют в отдаленной перспективе из-за своего увиливания от проблем при помощи табака, они бы ужаснулись и бросили порок в зачаточном состоянии. Оценить жуткие перемены, незаметно происходящие в психической структуре под действием курения, могут только те, кто никогда не курил постоянно и часто прерывал это психофизическое свинство, хотя бы так борясь против систематического, чрезмерно быстрого увеличения ежедневной дозы отупляющего дыма. Однако уже на первых стадиях курения проявляется определенная самозащита организма — симптоматичное чувство упадка после каждого злоупотребления табаком. Начинающему курильщику всегда кажется, будто он дымит в виде исключения — в связи с особыми обстоятельствами, ради каких-то экстренных целей, но Боже сохрани, вовсе не намерен всерьез пристраститься к этой гнусной процедуре. Прежде чем табак незаметно станет ежеминутной потребностью, к нему прибегают только в связи с событиями, возвышающими над серостью буден: какая-нибудь вечеринка, напряженные дебаты, ситуация, усилить мгновенное очарование которой кажется важнее, чем быть всю жизнь здоровым, или необходимость срочно выполнить какую-то работу — вот вещи, ради которых якобы стоит пожертвовать приличным завтрашним самочувствием, отсутствием мерзкого осадка, физического и духовного отвращения к самому себе, а главное — ясностью разума. Но менее всего такой легкомысленный субъект отдает себе отчет в том, что каждая уступка убийственной диалектике наркотика все туже затягивает петлю у него на шее, мешая выбраться из западни, в которую он столь безрассудно угодил — нередко из-за снобизма, дешевой погони за впечатлениями, а то и по самой банальной глупости.
Я сейчас пишу в состоянии «К» после нескольких дней «НК» и потому так ясно вижу всю мерзость курения: в положительном смысле оно не дает мне абсолютно ничего, как и большинству курильщиков, кроме чисто внешнего удовольствия — потрафления жалким вкусо-нюхо-осязательным прихотям. Объективная ценность работы «под табачок», если отбросить ее мнимую быстроту, безусловно понижена, учитывая, сколько усилий требуется в нее вложить для полного завершения. Ведь работа курильщика никогда не бывает безупречна изначально: потом приходится долго и тщательно «шлифовать» и исправлять произведение, вместо того чтоб исторгнуть его из себя сразу в идеальном виде, соответствующем изначальному замыслу. И применимо это не только к продуктам умственного труда, но и ко всякому производству вообще. Просто в некоторых областях труднее это проверить: дескать некто — заурядный сапожник или портной, и баста. Остается невыясненным, что именно злоупотребление табаком застопорило внутреннее развитие и сделало невозможным технический прогресс. У меня была возможность убедиться в этом на примере живописи, в которой важны как ясность ума, так и технический навык. На больших временных отрезках тезис мой подтверждается абсолютно. Только не у каждого есть соответствующий опыт, достаточная способность к интроспекции (самонаблюдению), а главное — добрая воля. Обычно говорят: и так как-нибудь обойдется — и потихонечку ползут себе под откос прогрессирующего упадка.
Поначалу все не так уж плохо — пока не достигнута точка, после которой вредоносность увеличения дозы растет в геометрической прогрессии. Но скоро все большие порции наркотика перестают действовать как «допинг» — начинается настоящая трагедия: выкури в день хоть полтораста сигарет, уже ничего из себя не выжмешь. Может, кто-то вообще не способен ничего из себя выжать — это другой вопрос. Но я убежден, что у курильщиков в девяноста таких случаях из ста причина — в отравлении никотином и окисью углерода, которой, из-за неполного сгорания табака и бумаги, много в сигаретном дыме. Отупение и пришибленность возрастают с каждой затяжкой убийственным дымом, в то же время нарастает тревога. Хуже всего — противоречивые чувства, а табак как раз и вызывает злейшую из таких пар: поверхностное возбуждение и невозможность им воспользоваться из-за паралича высших центров. Я отчетливо ощущаю это сейчас, когда пишу эти слова, но впредь буду систематически, ежедневно писать в состоянии «НК», и всякий читатель заметит разницу. А если нет? Это было бы ужасно — доказывало бы, что я курю уже слишком давно и отвыкание невозможно без исключительно негативных последствий в самом начале абстиненции. Но нет, трижды нет — дело только во времени. Конечно, если кто надумает бросить под конец жизни, когда из-за хронического беспрерывного курения дошел уже до доз чрезмерных, для такого надежды нет, да оно и лучше, если он кончит в отупении, не позволяющем ему даже видеть свой упадок со всей ясностью. Это случаи, подлежащие регистрации (непристойное слово — лучше не пускать его в оборот). Сдается мне, тот факт, что у нас, в России и на Балканах столь редки так называемые «великие старцы», имеет своим истоком курение взатяжку. Люди у нас, passez mois l’expression grotesque[19], «идут в расход» раньше времени, как в жизни, так и в литературе, — они повторяются во все худших изданиях, не более того. Но чтобы некто, будучи почтенным старцем в расцвете мудрости и сил — как жизненных, так и художнических — сотворил шедевры или совершил великие деяния, — такое в вышеупомянутых странах встречается крайне редко. Я готов приписать это скорее воздействию курения, нежели пьянству. Алкоголь, по крайней мере, быстро сжигает свои жертвы, порой творчески, причем дозы растут очень быстро. А проникотиненные «живые трупы» бесплодно мыкаются иногда еще очень долго, живя лишь воспоминаниями о добром старом времени и былой славой, но не творят, как правило, уже ничего. Немцы курят в основном сигары, а сигарами редко кто затягивается, то есть втягивает дым в легкие, где большая абсорбирующая поверхность впитывает огромную часть содержащихся в нем ядов. Количество никотина, поглощаемого слизистой оболочкой горла и носа, а со слюной и желудком, ничтожно мало в сравнении с тем, что могут впитать легкие. Французы в основном не затягиваются вовсе — заникотиненный француз это случай исключительный. Хотя надо признать: число людей, курящих взатяжку, выросло после войны и в западных странах. Англичане спасаются трубкой, из-за чего, возможно, больше яда вместе со слюной попадает им в желудок, но число затягивающихся так называемых «сынов Альбиона» сравнительно невелико. А вот мы, русские и всякого рода балканцы, не говоря уж о настоящем Востоке, втягиваем гнусный дым до самых пупков и отравляемся процентов на 80 сильнее, чем люди Запада. У нас те, кому за пятьдесят, — по большей части люди конченые. Убереглись те, кто либо не курил вовсе (напр., Бой), либо, как Жеромский или мой отец, вовремя бросили из-за болезни легких. И пусть не болтают оптимисты, будто «нам это ничуть не вредит, мы можем себе это позволить». Повторяю: тот, кто никогда не бросал на длительный срок, понятия не имеет, кем он мог бы стать, если б не курил вообще никогда или окончательно бросил, прежде чем наступило необратимое отупение и дезорганизация воли. Известно, что большинство курильщиков рано или поздно вынуждено начать пить либо в больших количествах потреблять кофе или чай. Исключение составляют люди, которые механизировались в какой-либо бессмысленной работе и уже ничего сами от себя не требуют. Ведь алкоголь и кофеин (теин оказался тем же кофеином) — лучшие антидоты против никотиновой кретинизации и могут, в известных пределах, компенсировать постыдную спячку коры мозга, угоревшего в табачном дыму. Так доходят и до злостного алкоголизма и кофеинизма, которые тоже имеют предел как допинг и неизбежно ведут к мозговому оцепенению и распаду телесного каркаса. Такого субъекта в исключительных случаях еще можно побудить к тому, чтоб он внезапно дал выход своей энергии, но его обыденная «rendement»[20] уменьшается при употреблении этих противоядий прямо-таки с поразительной скоростью. Особенно кофеин заставляет наращивать дозы — гораздо быстрее, чем никотин и алкоголь.
