Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер
От полисмена нельзя требовать романтического взгляда на вещи. Ни слезинки не утерли на ходу два блюстителя порядка. В мгновение ока они прошествовали внутрь клетки, а затем обратно, уже в обществе Биффи. Я устремился следом, для того чтобы скрасить ему последние минуты, а он обратил ко мне пылающее лицо и возопил голосом, исполненным чувства:
— Чизик шестьсот восемь — семьдесят три! Запиши, Берти, а то я забуду. Чизик шестьсот восемь — семьдесят три! Номер ее телефона!
И он исчез, сопровождаемый не менее чем одиннадцатью тысячами зевак. Тут голос у моего локтя произнес:
— Мистер Вустер! Что… что… что все это значит?
Рядом со мной стоял сэр Родерик и сильнее обычного топорщил брови.
— Ничего особенного, — ответил я. — Просто старина Биффи окончательно спятил.
Сэр Родерик отшатнулся.
— Что-о?
— Понимаете, у него случился припадок. Или родимчик.
— Опять? — Он глубоко вздохнул. — И за этого человека я чуть было не позволил моей дочери выйти замуж! — пробормотал он себе под нос.
Я дружески похлопал его по плечу. Заставил себя, хотя, поверьте, это было нелегко.
— Я бы на вашем месте, — говорю я ему, — отменил это дело. Крест бы поставил. Бесповоротно вымарал бы из расписания. Таков мой вам совет.
Он злобно покосился на меня.
— В ваших советах я не нуждаюсь, мистер Вустер! Я уже сам, независимо от вас, принял такое решение. А вы, будучи другом этого человека, — факт, который сам по себе должен был бы послужить мне предостережением, — вы, в отличие от меня, еще увидитесь с ним. И сделайте одолжение, поставьте его при встрече в известность, что он может считать свою помолвку расторгнутой!
— Будет сделано! — отозвался я и поспешил вослед зевакам. У меня создалось впечатление, что настало время потолковать о небольшом залоге.
Примерно через час я протолкался на стоянку к своему автомобилю. На переднем сиденье я обнаружил Дживса, погруженного в созерцание миров. При моем появлении он учтиво встал.
— Вы собираетесь уезжать, сэр?
— Да.
— А как же сэр Родерик, сэр?
— Его не будет. Бесполезно скрывать от вас, Дживс, что мы с ним раздружились. И даже не разговариваем.
— В самом деле, сэр? А мистер Биффен? Вы не будете его ждать?
— Нет. Он в тюрьме.
— Вот как, сэр?
— Да. Я хотел внести залог и увезти его, но они передумали и оставили его ночевать в кутузке.
— За что же его задержали, сэр?
— Помните, я вам рассказывал про девушку, которую он полюбил? Он увидел ее за стеклом во Дворце красоты и рванул к ней кратчайшим путем, то есть пробил в стекле окошко. Ну а полицейские чины его зацапали и уволокли закованного в цепи. — Тут я искоса взглянул на Дживса. Трудно сбоку устремить на человека пронзительный взор, но мне это удалось. — Дживс, — сказал я, — тут что-то кроется, на первый взгляд неуловимое. Ведь это вы посоветовали мистеру Биффену сходить во Дворец красоты. Вы что, знали, что он найдет там свою любимую?
— Знал, сэр.
Это было поразительно и даже отчасти загадочно.
— Надо же! Вы, кажется, знаете все на свете.
— Я просто знаком с будущей миссис Биффен, сэр.
— Ах так. Значит, вам было известно, что произошло в Нью-Йорке?
— Да, сэр. И именно по этой причине я не был расположен содействовать мистеру Биффену, когда вы любезно предложили мне оказать ему посильную помощь. Я ошибочно усмотрел в его действиях игру с чувствами девушки, сэр. Но когда вы ознакомили меня с истинным положением вещей, мне стало ясно, как я был несправедлив к мистеру Биффену, и я постарался исправить ошибку.
— Н-да. Вы ему оказали огромную услугу. Ведь он совсем помешался от любви.
— Весьма рад это слышать, сэр.
— Да и она тоже вам очень многим обязана. Старина Биффи — обладатель годового дохода в пятнадцать тысяч фунтов, не говоря уж о всяких там коровах, утках и курицах, которых столько, что просто девать некуда. Крайне полезная птица в семейном обиходе, курица.
— Да, сэр.
— Скажите, Дживс, а, собственно, каким образом вы оказались знакомы с этой девушкой?
Дживс задумчиво смотрел вдаль на людские толпы.
— Она моя племянница, сэр. Если мне дозволительно сделать замечание, я бы не советовал, сэр, так резко поворачивать руль. Мы едва не столкнулись с автобусом.
БЕЗ ПРАВА ЗАМЕНЫ
Перевод В. Шапенко.
Все показания были собраны. Машина правосудия сработала без сучка без задоринки. Судья поправил пенсне — оно вот-вот собиралось спикировать с носа, — мерзко кашлянул и обрушил на нас скверные новости.
— Подсудимый Вустер, — произнес он, и вряд ли кто сможет описать мои муки и стыд при таком к себе обращении, — обязан заплатить штраф в размере пяти фунтов.
— О, разумеется! — откликнулся я. — Вне всяких сомнений! Я мигом заплачу!
Я несказанно обрадовался, что дело уладилось за столь разумную плату. В море лиц я подметил Дживса, сидящего в задних рядах. Не подвел, старина, пришел-таки посмотреть на молодого хозяина в судный час.
— Послушайте, Дживс, — выкрикнул я, — у вас пятерки не найдется? Я тут немного поиздержался.
— Тишина в зале! — заревел какой-то придирчивый субъект.
— Все в порядке, — успокоил я, — мы просто утрясаем кое-какие финансовые детали. Так найдется, Дживс?
— Да, сэр.
— Молодчина!
— Вы приходитесь другом подсудимому? — спросил судья.
— Я состою на службе у мистера Вустера, ваша честь.
— Тогда заплатите штраф секретарю,
— Хорошо, ваша честь.
Судья холодно кивнул в мою сторону, будто давая понять, что с меня можно снять кандалы, водрузил на место пенсне и продолжил заседание, кинув на беднягу Сиппи самый отвратительный взгляд, который только приходилось видеть стенам полицейского суда на Бошер-стрит.
— Дело подсудимого Леона Троцкого, имя которого, — начал он, снова взглянув на Сиппи, — как я склонен думать, вымышленное и ненастоящее, — куда серьезнее. Он признается виновным в злоумышленном нападении на полицейского с применением насилия. Показания последнего свидетельствуют о том, что подсудимый нанес ему удар в область живота, причинив острую боль, а также иным образом препятствовал исполнению служебных обязанностей. Я, конечно, понимаю, что в ночь после ежегодных Гребных гонок между Оксфордом и Кембриджем власти делают определенные послабления, но на подобный акт буйного хулиганства, совершенный подсудимым Троцким при отягчающих обстоятельствах, мы не можем смотреть сквозь пальцы, равно как не можем и смягчить наказание. Он приговаривается к тридцати суткам тюремного заключения среднего режима без права замены штрафом.
— Нет, минуточку… это же… эх, черт подери! — запротестовал бедняга Сиппи.
— Тишина в зале! — замычал придирчивый субъект.
— Следующий, — объявил судья. На этом дело и кончилось.
Сложилось все самым злополучным образом. Моя память сохранила лишь смутные обрывки произошедшего, но, кажется, случилось вот что.
Хотя обычно я человек до спиртного мало охочий, есть в году один день, когда, отложив все дела, я позволяю себе немного расслабиться и тряхнуть стариной, как в былые дни. Я имею в виду день ежегодных соревнований по гребле между Оксфордским и Кембриджским университетами, или, скорее, ночь после них. Только тогда вы и сможете меня увидеть «под мухой». По такому случаю, признаюсь вам без утайки, я здорово набрался, и посему, когда я натолкнулся на старину Сиппи напротив «Эмпайра», настроение у меня было куда как добродушным. Поэтому мне будто ножом по сердцу полоснуло, когда я заметил, что обычно жизнерадостный Сиппи, этот отчаяннейший из гуляк, был словно в воду опушенный. Словно в душу его закралась печаль.
— Берти, — обратился он ко мне, когда мы прогуливались по Пиккадилли, — сердце мое под гнетом печали, жаждет слабейшей надежды. — У Сиппи были способности к сочинительству, но нужды насущные он удовлетворял в основном за счет денежного вспомоществования своей старой тетки, живущей в деревне, и речь его частенько принимала литературную направленность. — Но вся беда в том, что надежды нет никакой, даже малейшей. Я попал в передрягу, Берти.
— Что случилось, приятель?
— Завтра мне придется на три недели поехать к совершенно никчемным, скажу более — положительно чешуйчатым друзьям моей тетки Веры. Это она все устроила, и пусть проклятие племянника покроет волдырями каждую луковицу в ее саду.
— Кто же эти дьяволы? — поинтересовался я.
— Некие типы по фамилии Прингл. Последний раз я их видел, когда мне было десять лет от роду, с тех пор я вспоминаю о них как об отвратительных прыщах на теле Англии.
— Плохи твои дела. Тут, пожалуй, упадешь духом.
— Весь мир, — заключил Сиппи, — стал серым. Как же мне стряхнуть проклятую депрессию?
