Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 9
Центральной фигурой, героем дня был мистер Полли. Ибо он не только явился причиной пожара, уронив горящую лампу, опалив себе брюки и едва не сгорев живьем, как он уже в двадцатый раз всем объяснял, но и вовремя вспомнил о доброй, но совершенно беспомощной старухе в соседнем доме, сообразил, что к ней можно добраться по ограде фишбурнской Королевской гостиницы, и, проявив упорство и энергию, спас ее, хотя это было нелегко по причине преклонных лет старой леди. Все восхищались мистером Полли и спешили выказать ему свое восхищение крепкими до боли бесконечными рукопожатиями. Мистер Рамбоулд, не разговаривавший с мистером Полли вот уже пятнадцать лет, горячо поблагодарил его, сказав, что он никогда по-настоящему не знал мистера Полли, и заявил, что мистеру Полли, по его мнению, необходимо дать медаль. Это предложение нашло отклик у всех. Хинкс тоже считал, что мистеру Полли надо дать медаль. Он даже во всеуслышание объявил, что у мистера Полли прекрасная, отзывчивая душа — или что-то в этом роде. У него был виноватый вид: он сожалел о том, что раньше утверждал, будто мистер Полли — человек слабый и ничтожный. Он также прибавил, что мистер Полли — человек чести, хотя и с несколько желчной печенью.
Мистер Полли со скромным и даже несколько рассеянным видом блуждал по гостинице, выслушивая все сказанное выше. Лицо у него было вымыто, волосы причесаны и разделены на пробор, на нем были черные брюки хозяина гостиницы — человека более крупного, чем мистер Полли во всех измерениях.
Он поднялся наверх, где сидели все остальные лавочники, подошел к окну, поглядел на заваленную обломками улицу, на лужи воды и потушенные газовые фонари. Его товарищи по несчастью возобновили свой перескакивающий с предмета на предмет отрывистый разговор. Они касались то одного, то другого, а иногда надолго умолкали. На столе, на пианино и на камине стояли чашки с недопитым какао, на середине стола возвышалась ваза с печеньем, в которую мистер Рамбоулд, сидевший сгорбившись, то и дело по рассеянности запускал руку, а потом хрустел так, что казалось, где-то рядом потрескивает горящий уголь. Собрание имело весьма торжественный вид благодаря черным воскресным костюмам. Маленький Клэмп выглядел особенно нарядно и почтенно: на нем был открытый фрак, белый бумажный гладстоновский воротник и широкий белый с синим галстук. Все чувствовали себя участниками грандиозной катастрофы, о которой будут писать в газетах и даже поместят неясные фотографии, изображающие обращенные в руины дома. Перед лицом такой катастрофы каждый благородный человек должен испытывать печаль и благоговение.
Нельзя отрицать и той крупицы надежды, что появилась в сердцах этих превосходных людей. Теперь каждый из них понимал, что фортуна вновь обратилась к ним лицом, что им суждено получить назад свои деньги, которые, казалось, были навсегда потеряны в недрах розничной торговли. Жизнь возрождалась в их воображении, как птица Феникс из пепла.
— Я думаю, — заметил мистер Клэмп, — что будет подписка среди населения.
— В пользу тех, кто не застрахован, — вставил мистер Уинтершед.
— А что же будет с приказчиками «Мантела и Тробсанса»? Они, должно быть, потеряли почти все.
— О них позаботятся, в этом нет сомнения, — откликнулся мистер Рамбоулд. — Можно не беспокоиться.
Молчание.
— Я застрахован, — с нескрываемым удовлетворением заявил мистер Клэмп. — Фирмой «Ройял Саламандер».
— Я тоже, — промолвил Уинтершед.
— А я фирмой «Глазго сан», — заметил мистер Хинкс. — Очень надежная фирма.
— А вы, мистер Полли, застрахованы?
— Он этого заслуживает, — сказал мистер Рамбоулд.
— Что верно, то верно, — подтвердил Хинкс. — Черт меня побери, если это не так. Просто несправедливо, если у него нет страховки.
— Застрахован фирмой «Коммершиэл энд Дженерал», — через плечо бросил мистер Полли: он все еще стоял у окна. — У меня все в порядке.
На минуту опять все замолчали, хотя чувствовалось, что каждый размышляет про себя над этой волнующей проблемой.
— Слава богу, я избавился от залежалого товара, — проговорил мистер Уинтершед. — Это уже хорошо.
Его замечание показалось всем несколько сомнительного свойства, и еще меньше пришлось по душе следующее:
— Распер недоволен, что до него не дошло.
Всем стало немного не по себе, и никто не отважился пуститься в объяснения, почему Распер «недоволен».
— Распер занят сейчас своим делом, — сказал Хинкс. — Не понимаю, что он там затеял? Сидит на дороге с какими-то щипцами в руках и проволокой: видно, починяет что-то. Как только его не переехала пожарная машина из Порт-Бэрдока!
Вскоре разговор опять вернулся к причине пожара, и мистеру Полли пришлось в двадцать первый раз объяснять, как все случилось. К этому времени его история обросла такими бесспорными и точными деталями, что стала похожа на выступление свидетеля в суде.
— Уронил лампу, — говорил он. — Я только что зажег ее. Поднимаюсь наверх и вдруг споткнулся: у нас одна ступенька сломана. Ну, я и упал. Все кругом вспыхнуло моментально.
К концу рассказа он стал зевать и направился к двери.
— Всего хорошего, — сказал мистер Полли.
— Спокойной ночи, — отозвался Рамбоулд. — Вы сегодня вели себя, как герой! Если вам не дадут медали…
Мистер Рамбоулд выразительно замолчал.
— Дадут! Дадут! — воскликнули мистер Уинтершед и мистер Клэмп.
— Спокойной ночи, старина, — сказал мистер Хинкс.
— Спокойной ночи, — ответил мистер Полли.
Он медленно пошел наверх. В его душе царило смущение, хорошо знакомое всем знаменитостям. Он вошел в спальню и зажег свет. Это была уютная комната, одна из самых лучших в гостинице, стены ее были оклеены чистыми веселыми обоями в цветочках, в углу стояло большое зеркало. Мириэм спала, ее плечи бесформенной горой громоздились под одеялом — зрелище, которое в течение пятнадцати лет казалось мистеру Полли ненавистным. Неслышно ступая, он подошел к туалетному столику и стал задумчиво разглядывать себя в зеркале. Потом подтянул сползавшие брюки.
— Совсем утонул в этих штанах, — тихо сказал он. — Смешно, когда у тебя нет и пары собственных брюк… Как будто заново родился. Нагим я пришел в этот мир.
Мириэм зашевелилась, повернулась и открыла глаза.
— Привет! — сказала она.
— Привет! — отозвался мистер Полли.
— Будешь ложиться?
— Уже три часа утра.
Молчание. Мистер Полли медленно разоблачается.
— Я тут думала, — сказала Мириэм. — В общем, все обстоит не так уж плохо. Мы получим страховку. И начнем сначала.
— Гм, — промычал мистер Полли.
Она отвернулась от него и задумалась.
— Снимем домик получше, — опять начала Мириэм, разглядывая рисунок на обоях. — Я всегда ненавидела лестницу в нашем доме.
Мистер Полли снял ботинок.
— Надо найти более бойкое место, — пробормотала Мириэм…
— Не так уж плохо, — опять пробормотала она…
— Тебе не мешает встряхнуться, — сказала она совсем уже сквозь сон.
И тут в первый раз за все время мистеру Полли пришло в голову, что он что-то забыл сделать.
Он ведь должен был перерезать себе горло!
Эта мысль показалась ему замечательной, но потерявшей особую необходимость, а планы самоубийства казались ему ушедшими в далекое прошлое; его удивляло только, почему он ни разу за это время о них не вспомнил. Странная штука — жизнь! Если бы он исполнил свое намерение, он не увидел бы никогда этой чистой, уютной комнаты, освещенной электрическим светом… Он стал вспоминать всякие мелочи. Куда он положил бритву? Кажется, в маленькой гостиной позади лавки, но куда — точно он сказать не мог. Впрочем, теперь это уже не имело значения.
Он спокойно разделся, лег в постель и в мгновение ока заснул.
9. Гостиница «Потуэлл»
Человек, хоть однажды сумевший прорваться сквозь бумажные стены обыденной жизни, сквозь эти непрочные стены, которые тем не менее так надежно от рождения до могилы держат многих из нас в плену, неизбежно приходит к открытию: если окружающий мир тебе не нравится, его можно изменить. Надо только принять твердое решение любой ценой изменить его — и ты добьешься своего. Ты можешь оказаться в более неприятном, трудном и даже опасном положении, но, может случиться, что жизнь твоя станет ярче, приятнее или, на худой конец, просто интереснее. Существует только одна категория людей, которые полностью повинны в своей неустроенности: это те, кто находит жизнь скучной и невыносимой. Нет на свете таких обстоятельств, которых нельзя было бы изменить в результате целеустремленных действий, разве только если ты окружен тюремными стенами, да и они могут в любой момент расступиться и превратиться, как мне говорили, в стены лазарета, если ты человек умный и решительный. Я пишу об этом не из любви к поучениям — я делаю выводы из наблюдений над фактами и событиями. И мистер Полли, бодрствующий по ночам, мучимый возобновившимся несварением желудка, с храпящей Мириэм под боком и преследуемый мыслью, что круг опять замкнулся, однажды вдруг осознал, что нет на свете безвыходных положений, и, таким образом, спасся от подступившего было отчаяния.
