Ба Цзинь - Осень
— По-моему, Мэю не поправиться. Вопрос только одного-двух месяцев.
— Остается надеяться на лекарства Ван Юнь-бо, — промолвила сквозь слезы Юнь, желавшая удержать ускользающую надежду.
Но никто не верил в это. После некоторого колебания Цзюе-синь покачал головой.
— От лекарств Ван Юнь-бо особой пользы не будет. Он прописывает обычные лекарства против кровохарканья. Когда я его провожал, он потихоньку от других сказал мне, что надежда на выздоровление очень маленькая, но что ему ничего не оставалось, как прописать какое-нибудь лекарство. Еще сказал, что если бы пораньше вызвали его, то, может быть, и удалось бы что-нибудь сделать.
— Во всем виноват дядя. Это он довел сына до такого положения, — возмущалась Шу-хуа.
— Виноват не только один человек. Весь старый строй имеет к этому отношение. В противном случае разве мог бы дядя сам распоряжаться жизнью Мэя? — неожиданно произнес Цзюе-минь.
Цзюе-синь с тревогой взглянул на Шу-хуа, затем на Цзюе-миня; Цинь незаметно для других кивнула Цзюе-миню, соглашаясь с ним, Шу-хуа и Юнь не совсем понимали смысл сказанного Цзюе-минем, но Юнь некогда было размышлять над этим: ее захлестнула волна печали.
— Если Мэя не вылечат, то семье Чжоу — конец. Посмотрим, что еще выкинет тогда дядя. Прожил на свете столько лет, а такой дурной! — разозлилась Шу-хуа, чувствуя необходимость облегчить душу руганью по адресу Чжоу Бо-тао.
— Шу-хуа! — с горечью вырвалось у Цзюе-синя. Он с упреком взглянул на сестру и глазами показал на Юнь, которая неподвижно сидела на своем стуле, опустив голову и вытирая платком глаза. Он отвел от нее взгляд и снова обратился к Шу-хуа: — Это еще не конец. Тетя еще может принести ему наследника.
— Ну, и что? Допустим даже, что у тети действительно родится мальчик. А дядя будет с ним обращаться так же, как с Мэем! Теперь у дяди есть предлог взять наложницу. Боюсь, что он никому житья не даст! — спорила Шу-хуа, будучи не в силах сдержать душившее ее негодование.
Это было уже чересчур. Цзюе-синь тоже не удержался и вспылил:
— Тебя послушать — так ты, пожалуй, успокоишься только тогда, когда ниспровергнешь дядю! — Он снова перевел взгляд на Юнь, опасаясь, что слова Шу-хуа могут причинить ей боль.
Шу-хуа фыркнула. Цинь улыбнулась: «Шу-хуа!» — сделала она предостерегающее движение губами. Шу-хуа понимающе кивнула, подошла к письменному столу, оперлась на него и мягко позвала:
— Цзюе-синь! — Тот удивленно повернулся к ней. — Я хочу поговорить с тобой. Думаю в конце года поступать в колледж, — продолжала она.
— Собираешься учиться? — уставился на нее Цзюе-синь.
— Угу, уже решила. В тот, где училась Цинь, в Женское училище. Цинь готова помочь мне, поэтому экзаменов я не боюсь, — возбужденно ответила Шу-хуа, считавшая, что брат не будет препятствовать ее решению.
Цзюе-синь задумался, уставившись в пол, но в душе у него была такая сумятица, что в голову ничего не приходило.
— По-моему, дядя Кэ-мин и другие не согласятся, — задумчиво произнес он, стараясь избежать собственного суждения.
По лицу Шу-хуа словно скользнуло облако. Секунда недоумения и на губах ее снова играла улыбка. Она уже смеялась.
— Пусть говорят, что им нравится, — презрительно проговорила она, — я не боюсь! Это мое личное дело, и мне все равно — согласятся они или нет.
— Но ведь дядя Кэ-мин — глава семьи, а ты его племянница, — колебался Цзюе-синь, все еще не зная, на что решиться.
Шу-хуа снова начала сердиться.
— Допустим, — заспорила она, — что он — глава семьи. Может быть, ты скажешь, что он интересуется хоть чем-нибудь необычным, что происходит в доме? До разных пакостей ему дела нет, а если что дельное — так он тут как тут. Только ты его и боишься! А я не боюсь. Обязательно поступлю в колледж. Ты будешь против — так мне Цзюе-минь поможет! — Выпалив все это одним духом, она вернулась на прежнее место.
Цзюе-синь так изменился в лице, как будто его ударили. Бледный, с поникшей головой, он не издавал ни звука. К нему медленно подошел Цзюе-минь, собираясь что-то сказать, но Цзюе-синь вдруг поднял голову и жалобно обратился к Шу-хуа:
— Ну, зачем так сердиться, сестра? Я же не сказал, что не разрешу тебе учиться. Любое дело нужно обдумать и обсудить не спеша. Ведь ты знаешь, что я всегда стараюсь помочь вам. Я только и думаю о вашем благе…
За дверью раздался девичий голос: «Госпожа пришла!» — Ци-ся распахнула занавеску, показалась грузная фигура госпожи Чжоу. Слегка покачиваясь, она вошла в комнату. Цзюе-синь тут же умолк; все встали.
— О чем спорите? — улыбнулась госпожа Чжоу. — Ты только что вернулся, Цзюе-синь? — обратилась она к сыну. — Ну, как Мэй? — Брови ее сошлись к переносице, и от этого движения слабая улыбка пропала.
Цзюе-синь пододвинул матери стул и, когда та села, подробно описал состояние Мэя; не утаил он от нее и того, что тихо сообщил ему Ван Юнь-бо, когда шел к носилкам.
Госпожа Чжоу слушала молча, только лицо ее все больше хмурилось и можно было видеть, как печаль и возмущение искажают его черты. Только когда Цзюе-синь кончил, она тяжело вздохнула и посетовала:
— Да, судьба… Не ожидала, что брат окажется таким упрямцем. Ведь говорила же я ему, что Мэй болен и нужно показать его врачам. Брат никогда никого не слушал. Будь он чуточку умнее — разве дошло бы до этого? Жаль Мэя.
— Права была тетя Чжан, когда говорила, что дядя бессердечен. Мне и жену Мэя жаль. Как-то она будет жить? — с состраданием произнесла Юнь; глаза ее покраснели.
Гнев Шу-хуа, которой удалось добиться согласия Цзюе-синя, теперь уже прошел и, улыбнувшись, она снисходительно похвалила Юнь:
— Хороший ты человек, Юнь. Она часто обижала тебя, а ты ее жалеешь. — Я не такая.
— Ты не слышала, что говорил сейчас Цзюе-синь! — покачала головой Юнь. — Жена Мэя по-своему права: опт тоже обижена судьбой. Мое положение много лучше. А к чему помнить о мелких придирках? — И она улыбнулась госпоже Чжоу: — Скажите, тетя, права я?
— Конечно, правда на твоей стороне, — кивнула та, затем обратилась к Шу-хуа: — А тебе, дочка, не мешало бы поучиться у Юнь. Человек должен быть добрее. Это принесет ему счастье в последующей жизни.
— Так! Мама заговорила о счастье в последующей жизни! — прыснула Шу-хуа. — Я пожила пока мало, а надоела уже многим. Я всем только беспокойство причиняю, даже ты, мама, от меня устала. Так неужели я решусь жить еще одну жизнь?
Слова дочери прогнали грусть с лица госпожи Чжоу.
— Ну, говорить ты мастерица, — улыбнулась она. — Немного беспокойства — это пустяки. Так или иначе, в их распоряжении (она подразумевала госпожу Ван, Чэнь итай и других) — только несколько уловок. Но мне они теперь не страшны. Я даже думаю, что молодежь должна быть веселее. Ведь если в молодости характер плохой, то с годами еще больше испортится и будет, как у твоей тетки Ван.
Шу-хуа незаметно обменялась взглядами с Цинь и Цзюе-минем; все трое понимающе улыбнулись.
— Ну, мама — передовой человек, — громко одобрил Цзюе-минь. — Я полностью присоединяюсь к ней. Я думаю, Шу-хуа, мы сумеем доставить маме побольше беспокойства, не так ли? А найти конфликты в нашем доме не так уж трудно. Мама говорит, что ей теперь не страшно. Так что мы теперь можем за нее не беспокоиться. — Он подмигнул сестре.
— Правда, не страшно, мама? Тогда у меня есть к тебе просьба, — поспешила взять быка за рога Шу-хуа.
— Какая просьба? Что еще у тебя на уме? Можно подумать, что вы все здесь заранее сговорились, — доброжелательно откликнулась госпожа Чжоу, полагая, что дочь все еще шутит.
— Мама, я в конце года хочу поступить в колледж, в котором училась Цинь. Цинь берется уладить это, а Цзюе-синь и Цзюе-минь согласились помогать мне. — Ведь ты согласишься, мама, да? — упрашивала Шу-хуа улыбаясь.
Госпожа Чжоу нахмурилась и некоторое время молчала: выражение ее лица не менялось, и радость Шу-хуа как будто немного поблекла, однако она, не теряя надежды, ожидала ответа матери. Цинь воспользовалась минутой молчания, чтобы повлиять на тетку:
— По-моему, тетя, стоит отпустить Шу-хуа поучиться. Во всяком случае, она только бездельничает дома и зря скучает. Ныне времена другие: учеба помогает расширить кругозор. А преподаватели у нас в колледже — хорошие.
— Мама, — подхватил Цзюе-минь, — Цинь правильно говорит. Сейчас уже немало девушек учатся в училищах и школах. А Шу-хуа — настойчивая, жаль будет, если ей не придется учиться — зря пропадет.
Госпожа Чжоу тихо вздохнула. Лицо ее прояснилось.
— Я ведь понимаю, чего вы хотите, — миролюбиво произнесла она. — Я никогда не пыталась вмешиваться в ваши дела. Что я могу сказать? Я знаю, что от учебы вреда не будет. Вот, например, ты, Цинь. Ты разбираешься во всем лучше других, так как ты училась. По правде говоря, ты мне всегда была по душе: ученье тебя не испортило. — Она дружески улыбнулась девушке. — Но девушки из нашей семьи — из семьи Гао — никогда в школах не учились. Даже когда вы занимались дома с учителем, кое-кто был недоволен и прохаживался по этому поводу. Я сама, — обратилась она к Шу-хуа искренним тоном, — и рада бы согласиться отпустить тебя учиться, но все же немного боюсь — не знаю, что они скажут. Кэ-мин, правда, упрям, но все же справедлив. А вот Кэ-ань и тетя Ван — особенно она — так они за компанию с Чэнь итай последнее время только и делают, что мне поперек дороги становятся. Мне один их гнусный вид омерзителен: набелены белее снега, смеются лишь губами, а не сердцем. Настоящие «коварные министры»[27]. И все время держат в уме уйму пакостей. — Госпожа Чжоу разволновалась и так и сыпала словами. Но выговаривала она все совершенно отчетливо — и ни одно слово не ускользнуло от внимания слушающих. При последних словах она невольно скрипнула зубами, обуреваемая гневом. Затем резко повернулась к Ци-ся: — Налей-ка мне чаю.
