Эрнест Хемингуэй - Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
— Я читаю газеты. А нового что? Конец скоро?
— Не думаю.
Он подлил в стакан граппы из пузатой бутылки. — Если у вас не все в порядке, — сказал он, — я могу спрятать вас.
— У меня все в порядке.
— Если у вас не все в порядке, поживите здесь.
— Где здесь?
— В моем доме. Многие живут здесь. У кого не все в порядке, те часто живут здесь.
— А таких много?
— Смотря о чем речь. Вы из Южной Америки?
— Нет.
— По-испански говорите?
— Немного.
Он вытер стойку.
— Перейти границу теперь трудно, но все-таки возможно.
— Я не собираюсь переходить.
— Вы можете жить здесь, сколько вам захочется. Вы увидите, что я за человек.
— Сейчас мне надо идти, но я запомню адрес и вернусь.
Он покачал головой.
— Вы не вернетесь, раз вы так говорите. Я думал, у вас правда не все в порядке.
— У меня все в порядке. Но всегда приятно иметь адрес друга.
Я положил на стойку десять лир в уплату за кофе.
— Выпейте со мной граппы, — сказал я.
— Это не обязательно.
— Выпейте.
Он налил два стакана.
— Помните, — сказал он. — Приходите сюда. Не доверяйтесь никому другому. Здесь вам будет хорошо.
— Я в этом уверен.
— Вы уверены?
— Да.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Тогда позвольте сказать вам одну вещь. Не разгуливайте в этом мундире.
— Почему?
— На рукавах ясно видны места, откуда спороты звездочки. Сукно другого цвета.
Я промолчал.
— Если у вас нет бумаг, я могу достать вам бумаги.
— Какие бумаги?
— Отпускное свидетельство.
— Мне не нужны бумаги. У меня есть бумаги.
— Хорошо, — сказал он. — Но если вам нужны бумаги, я могу достать вам все, что угодно.
— Сколько стоят такие бумаги?
— Смотря что именно. Цена умеренная.
— Сейчас мне ничего не нужно.
Он пожал плечами.
— У меня все как следует, — сказал я.
Когда я выходил, он сказал:
— Не забывайте, что я ваш друг.
— Не забуду.
— Еще увидимся.
— Непременно, — сказал я.
Выйдя, я обогнул вокзал, где могла быть военная полиция, и нанял экипаж у ограды маленького парка. Я дал кучеру адрес госпиталя. Приехав в госпиталь, я вошел в каморку швейцара. Его жена расцеловала меня. Он пожал мне руку.
— Вы вернулись! Вы невредимы!
— Да.
— Вы завтракали?
— Да.
— Как ваше здоровье, tenente? Как здоровье? — спрашивала жена.
— Прекрасно.
— Может быть, позавтракаете с нами?
— Нет, спасибо. Скажите, мисс Баркли сейчас в госпитале?
— Мисс Баркли?
— Сестра-англичанка.
— Его милая, — сказала жена. Она потрепала меня по плечу и улыбнулась.
— Нет, — сказал швейцар. — Она уехала.
У меня упало сердце.
— Вы уверены? Я говорю о молодой англичанке — высокая, блондинка.
— Я уверен. Она поехала в Стрезу.
— Когда она уехала?
— Два дня тому назад, вместе с другой сестрой-англичанкой.
— Так, — сказал я. — Я хочу попросить вас кое о чем. Никому не говорите, что вы меня видели. Это крайне важно.
— Я не скажу никому, — сказал швейцар.
Я протянул ему бумажку в десять лир. Он оттолкнул ее.
— Я обещал вам, что не скажу никому, — сказал он. — Мне денег не надо.
— Чем мы можем помочь вам, signor tenente? — спросила его жена.
— Только этим, — сказал я.
— Мы будем немы, — сказал швейцар. — Вы мне дайте знать, если что-нибудь понадобится.
— Хорошо, — сказал я. — До свидания. Еще увидимся.
Они стояли в дверях, глядя мне вслед.
Я сел в экипаж и дал кучеру адрес Симмонса, того моего знакомого, который учился петь.
Симмонс жил на другом конце города, близ Порта-Маджента. Он лежал в постели и был еще совсем сонный, когда я пришел к нему.
— Ужасно рано вы встаете, Генри, — сказал он.
— Я приехал ранним поездом.
— Что это за история с отступлением? Вы были на фронте? Хотите сигарету? Вон там, в ящике на столе.
Комната была большая, с кроватью у стены, роялем в противоположном углу, комодом и столом. Я сел на стул возле кровати. Симмонс сидел, подложив подушки под спину, и курил.
— Плохие у меня дела, Сим, — сказал я.
— У меня тоже, — сказал он. — У меня всегда плохие дела. Курить не хотите?
— Нет, — сказал я. — Что нужно для того, чтобы уехать в Швейцарию?
— Вам? Вас итальянцы не выпустят за границу.
— Да. Это я знаю. Ну, а швейцарцы? Как поступят швейцарцы?
— Они вас интернируют.
— Я знаю. Но какая механика этого дела?
— Никакой. Это очень просто. Вы можете ездить куда угодно. Нужно, кажется, только являться на проверку или что-то в этом роде. А что? Вас преследует полиция?
— Пока еще не ясно.
— Если не хотите говорить, не надо. Хотя любопытно было бы послушать. Здесь не бывает никаких происшествий. Я с треском провалился в Пьяченце.
— Да что вы!
— Да, да, очень скверно прошло. И ведь хорошо пел. Я собираюсь попробовать еще раз — здесь, в «Лирико».
— Очень жаль, что мне не удастся послушать.
— Вы страшно любезны. У вас что, серьезные неприятности?
— Не знаю.
— Если не хотите говорить, не надо. А почему вы здесь, а не на этом треклятом фронте?
— Я решил, что с меня довольно.
— Молодец. Я всегда знал, что вы не лишены здравого смысла. Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы так заняты.
— Ничуть не бывало, дорогой Генри. Ничуть не бывало. Я буду рад чем-нибудь заняться.
— Вы примерно моего роста. Не сходите ли вы купить для меня штатский костюм? У меня есть костюмы, но они все в Риме.
— Да, ведь вы там жили раньше. Что за гнусное место! Как вы могли там жить?
— Я хотел стать архитектором.
— Самое неподходящее для этого место. Не покупайте ничего. Я вам дам все, что нужно. Я вас так разодену, что вы будете неотразимы. Идите вон туда, в гардеробную. Там есть стенной шкаф. Берите все, что вам понравится. И ничего вам не нужно покупать, дорогой мой.
— Я бы все-таки охотнее купил, Сим.
— Дорогой мой, мне гораздо легче отдать вам все, что я имею, чем идти за покупками. У вас есть паспорт? Без паспорта вы далеко не уедете.
— Да. Мой старый паспорт при мне.
— Тогда одевайтесь, дорогой мой, и вперед, в добрую старую Гельвецию.[118]
— Это все не так просто. Мне еще нужно в Стрезу.
— Чего же лучше, дорогой мой! А там в лодочку — и прямым сообщением на другую сторону. Если б не мое пение, я поехал бы с вами. И поеду.
— Вы там можете перейти на тирольский фальцет.
— И перейду, дорогой мой. Хотя ведь я умею петь. В этом-то и странность.
— Головой ручаюсь, что вы умеете петь.
Он откинулся назад и закурил еще сигарету.
— Головой лучше не ручайтесь. Хотя все-таки я умею петь. Это очень забавно, но я умею петь. Я люблю петь. Послушайте. — Он зарычал из «Африканки»; шея его напружилась, жилы вздулись. — Я умею петь, — сказал он. — А там как им угодно.
Я посмотрел в окно.
— Я пойду отпущу экипаж.
— Возвращайтесь скорее, дорогой мой, и сядем завтракать.
Он встал с постели, выпрямился, глубоко вдохнул воздух и начал делать гимнастические упражнения. Я сошел вниз и расплатился с кучером.
Глава тридцать четвертаяВ штатском я чувствовал себя как на маскараде. Я очень долго носил военную форму, и мне теперь не хватало ощущения подтянутости в одежде. Брюки словно болтались. Я взял в Милане билет до Стрезы. Я купил себе новую шляпу. Шляпу Сима я не мог надеть, но костюм был очень хороший. От него пахло табаком, и когда я сидел в купе и смотрел в окно, у меня было такое чувство, что моя новая шляпа очень новая, а костюм очень старый. Настроение у меня было тоскливое, как мокрый ломбардский ландшафт за окном. В купе сидели какие-то летчики, которые оценили меня не слишком высоко. Они избегали смотреть на меня и подчеркивали свое презрение к штатскому моего возраста. Я не чувствовал себя оскорбленным. В прежнее время я бы оскорбил их и затеял драку. Они сошли в Галларате, и я был рад, что остался один. У меня была газета, но я не читал ее, потому что не хотел читать о войне. Я решил забыть про войну. Я заключил сепаратный мир. Я чувствовал себя отчаянно одиноким и был рад, когда поезд прибыл в Стрезу.
На вокзале я ожидал увидеть комиссионеров из отелей, но ни одного не было. Сезон уже давно окончился, и поезд никто не встречал. Я вышел из вагона со своим чемоданом, — это был чемодан Сима, очень легкий, потому что в нем не было ничего, кроме двух сорочек, — и постоял на перроне под дождем, пока поезд не тронулся. Я спросил у одного из вокзальных служащих, не знает ли он, какие отели еще открыты. «Гранд-отель» был открыт, и «Дез'иль-Борроме», и несколько маленьких отелей, которые не закрывались круглый год. Я пошел под дождем к «Дез'иль-Борроме», с чемоданом в руке. Я увидел проезжавший по улице экипаж и сделал знак кучеру. Лучше было приехать в экипаже. Мы подкатили к подъезду большого отеля, и портье вышел навстречу с зонтиком и был очень вежлив.
