Тулепберген Каипбергенов - Зеница ока
Утром в контору Сержанов пришел, едва над степью поднялось солнце. Выбрал время, чтобы никто не видел, как отворяет он другую дверь. Не ту, что прямо, а ту, что сбоку, безымянную, не директорскую. Первый раз за двадцать пять лет не директорскую. И делать это унизительно и противно. Крадучись, озираясь на каждом десятом шагу, добрался он до конторы, а когда вошел в нее, вовсе смутился.
В приемной сидело человек пять. Надо же такому случиться? Явились ни свет ни заря со своими просьбами, жалобами и нуждами. Будто нарочно торопились поглядеть на позор Сержанова. Тяжела ноша освобожденного, тяжела «приставка».
Стал на перепутье: прямо идти в «свой» кабинет или направо — в замовский? Как назло, Фарида заставила надеть новый летний пиджак, и он мешал теперь Сержанову, смущал своей белизной, торжественностью.
Повернуть, что ли, назад, сделать вид, будто забыл дома ключи от двери? А люди смотрят на Сержанова, и непонятно, как смотрят, не то с усмешкой, не то с удивлением, не то с сочувствием. Впрочем, что тут тянуть? Надо — так надо! Поздоровался с людьми Сержанов, подошел к сидевшему на последнем от двери стуле старику и тронул его за плечо:
— Все моложе вас… Пойдемте!
Не прямо, направо повел посетителя и тем решил первую трудную задачу первого дня своего замства.
Кабинет был скромным. Впрочем, «скромный» — это громко сказано, да и кабинетом-то его назвать трудно. Полутемная комнатушка с одним подслеповатым окном. Выглядела она так убого и так мрачно, что Сержанову почудилось, будто входит он в чулан, в сараюшку для старого инвентаря. Обшарпанный стол. Где только его откопали? Стулья — дешевле не бывает. Занавески из пыльной поблекшей ткани. Кресло! Стыдно сесть в него. Рыжие пятна. Чайник на нем кипятили, что ли?
Сесть в пятнистое кресло все же пришлось: не стоя же принимать посетителей?
— В чем нужда? — спросил Сержанов старика, застывшего в почтительной позе у порога.
— Да хотел повысить себе пенсию. Право ведь имею… Всю жизнь в совхозе.
— Помню, помню. Но вы же приходили ко мне зимой. Я направил вас к человеку из собеса. Были у него?
— А как же, на другой день и поехал.
— И что же?
— Да что… Прогнал он меня.
— Как то есть прогнал? Старого уважаемого человека… Не имеет права!
— Прогнал, однако. Положил я ему на стол каракулевую шкурку, как вы советовали.
— На стол? — не поверил Сержанов.
— На стол. А куда же? Так в газетке и положил. Он спросил: «Что это?» Я ответил: «Очень дорогая вещь — каракуль для вас». А он выставил меня. Пригрозил еще и в милицию сдать…
Сержанов залился смехом:
— В милицию… Мог и сдать. Ну кто же так поступает? Сказали бы: «Сувенир. Он у нас копейки стоит…» И класть надо не на стол, а на подоконник.
Заморгал виновато глазами старик:
— Не сообразил…
— Вот-вот, а тут соображать надо!
— Что же теперь делать, Ержан-ага?
— Что делать? Снова ехать к нему.
— Прогонит, — усомнился в разумности совета старик.
— Одного прогонит, а если с приветом от меня, то оставит.
— Великая благодарность вам, директор! Великая… Проводив старика, Сержанов не без удовольствия отметил, что прежняя должность его все еще соединена с ним. И оговорившись, люди не считают это ошибкой. Он для них по-прежнему хозяин совхоза и аула.
— Заходите! Заходите! — стал приглашать ожидавших приема повеселевший Сержанов. — У кого какая нужда?
На гостеприимный призыв откликнулись сразу двое.
— В очередь, друзья!
— Мы вместе. Двоих за одного можно считать, и дело у нас общее. Вроде братьев мы, хоть и не братья, соседи только. Он Калмен, а я — Салмен.
Какое-то светлое оживление внесли в мрачный замдирек-торский кабинет эти два говорливых, загорелых до черноты человека, очень похожих друг на друга и тем опровергающих собственное заверение, что они только соседи.
— Отцы наши поставили дома рядом, — продолжал Салмен. — Родились мы оба в одну ночь и имена получили созвучные, как близнецы. Поэтому, когда слышали «Салмен» или «Калмен», откликались оба.
— Погодите! — остановил посетителя Сержанов.-~ Где же стоят ваши дома? Я что-то не видел в округе двух степняков, родившихся в одну ночь?
— А мы и не степняки, — ответил за Салмена Калмен. — Мы рыбаки. И дома наши на берегу Арала. Теперь хотим перенести их в совхоз.
— На берегу Арала, значит? — наконец понял Сержанов, кто перед ним. Понял и загорелся любопытством: — Не рядом ли с домами ваших отцов стоит дом старика Нур-жана?
— Какого Нуржана? — спросил Салмен.
На Арале Нуржанов без счета, — добавил Калмен.
— Нуржанов, может, и много, — пояснил Сержанов. — А Нуржан Сержанов, наверное, один?
— А-а! Нуржан Сержанов, верно, один! — кивнул Салмен. — Дом его, однако, не рядом…
— Совсем не рядом, — уточнил Калмен. — На лошади — полчаса, потом на лодке — час да пешком — два.
— Значит, нелегко добираться?
— Нелегко, — подтвердил Салмен.
— Главное, незачем, — махнул рукой Калмен. — Пустой дом. Покинул море старик.
— Что так? — наигранно удивился Сержанов.
— Человек для чего живет у моря? — принялся растолковывать Салмен. — Чтобы рыбу ловить. А если рыбы нет, то и ловить нечего.
— Куда ж девалась рыба? Салмен развел руками:
— Будто не знаете. Туда, куда и вода. Калмен поспешил с уточнениями:
— На три метра опустилось море. Где была вода, там теперь земля. На «Жигулях» ехать можно.
— А за рыбой мы теперь не на лодке — на самолете отправляемся. Летаем бригадами на Судачье озеро. Разве это дело? Стоял наш аул на берегу, а теперь до берега час ходьбы. Бросают люди Арал.
— И вы тоже?
— И мы тоже, — за обоих ответил Салмен.
— К нам, значит, хотите?
— К вам, Ержан-ага, в «Жаналык».
Сержанов откинулся на спинку пятнистого кресла и, будто размышляя и взвешивая, уставился в потолок, такой же задымленный и пятнистый, как кресло.
— В «Жаналык», говорите… А что делать умеете, соседи-близнецы?
— Рыбу ловить, — не задумываясь объявил Калмен.
— Вот видите, рыбу ловить. А где в «Жаналыке» рыба? Нет в «Жаналыке» рыбы. Есть хлопок, есть рис… Можете растить хлопок? Нет. Рис? Тем более…
Опустив головы, «близнецы» слушали Сержанова. Верно, они не умели растить хлопок и рис.
— Вас ведь даже на прополку и уборку не бросали.
— Не бросали, — подтвердил Калмен не без гордости. — У вас «белое золото», у нас «живое серебро» — тоже драгоценность. У вас страда, у нас путина, тоже каждый человек на счету.
— Вот именно. Так куда же мне вас?
— Но все говорят, что в сельском хозяйстве люди нужны.
— Неверно говорят, — отрезал Сержанов. — Не нужны мне люди. Руки нужны.
— Руки без ног сами не придут, — улыбнулся Салмен.
— А ногам без тела на чем держаться? — подхватил Калмен.
— А тело без головы, сами знаете…
— А голова, да если знает кому принадлежит, — это уже человек.
— Не так ли, Ержан-ага?
— Ох, балагуры! — улыбнулся Сержанов, но тут же посерьезнел. — Человек требует: дай жилье, товар в магазин завези, детсад построй, место в школе для ребят дай, дай побольше заработок, бюллетень дай, пенсию помоги оформить. Этих просьб мне хватает во как, — он провел ладонью над теменем. — Мне рук в хозяйстве не хватает, да сноровистых рук, чтоб один за двоих успевал, а вы пока вдвоем на хлопке за одного не потянете. Последуйте примеру старого Нуржана! — нравоучительно заключил Сержанов. — У покидающих море один путь…
— А какой путь старого Нуржана? — поинтересовался Салмен.
— Тот, что ведет в город.
— Дальняя это дорога, — вздохнул Калмен.
— Зато верная. Там и дело найдете, и кров получите. Да торопитесь! — встал из-за стола Сержанов. — Утром машины идут в райцентр, какая-нибудь вас захватит…
«Канительное это дело, однако, собирать народ, — устало зевнул Сержанов. — Неизвестно, когда обопрешься на него, да и обопрешься ли!»
Ушли рыбаки, место их заняли двое жаналыкцев. Один собирался женить сына, и ему были нужны кое-какие дефицитные товары для молодых. Без содействия директора в магазине их не получишь. Второй торопился на похороны старика свата и просил машину.
Вроде бы не дело Сержанова распределять магазинный товар. Ну да это как судить. Дефицит на то и дефицит, что хотят его все, но не каждый получает. Кому же получать? Тому, кто первый в очередь прибежал? Так что же выходит: один будет пахать, а другой по очередям бегать и в выигрыше окажется? Ну уж нет. Сержанов ввел порядок: редкий товар продавать тем, у кого заслуги перед совхозом. Но тут другой вопрос: всегда ли он знал, где какая заслуга, где перед совхозом, а где перед директором? Не путал ли? Может, и путал, кто ж без греха, но порядка придерживался строго, потому и стал Завмаг практически вторым в ауле человеком после Сержанова.
