Джон Килленс - Молодая кровь
Когда Лори вышла во двор, под большим черным котлом уже пылал огонь, хворост трещал, и искры от него разлетались, как светляки. Лори задумчиво смотрела на пламя, озарявшее полутемный двор. Из-под дома выскользнула темно-серая ящерица и полезла на дерево. Лори взглянула на серое небо в зловещих тучах. От утренней сырости ныли руки и ноги. Вдыхая влажный воздух, Лори замочила в корыте белье и посыпала его стиральным порошком. Был понедельник, и из всех дворов Плезант-гроува поднимался дым, будто все негры жгли жертвенный огонь в честь всевышнего.
— Дети, не забудьте положить картон в ботинки. Может, пойдет дождь, когда будете возвращаться из школы.
— Хорошо, мама.
— Опять надо отдавать вашу обувь в починку.
Господи боже, не одно, так другое!
На прощание Лори, прежде чем поцеловать детей, повертела их перед собой, поправила одежду, осмотрела шею и уши.
— Ты сегодня причесывался, Робби?
— А как же!
— Где, в кухне? Ну-ка, покажи гребенку! Наконец дети ушли. Впереди был тягостный день,
как долгая пустынная дорога. Почему-то Лори чувствовала себя подавленной. Перестала тереть белье, рассеянно разглядывала свои руки. Да, теперь они совсем не те, что прежде! Когда-то пальцы были длинные, тоненькие на концах и люди говорили, что бог наградил ее талантом, что ей суждено стать музыкантшей. Профессор Ларкинс считал ее самой лучшей своей ученицей. Бывало, мама Большая сидит возле нее в своей качалке довольная-предовольная, наконец вытрет старческие глаза и скажет: «Играй, мой сахарок, моя миленькая, играй, чтобы и белые и черные косточки прыгали!» А что за руки у нее сейчас — узловатые, мозолистые, грубые, потерявшие форму; суставы безобразно торчат. Ко всему эти руки привыкли — и к стиральной доске, и к щетке, и к утюгу, и к иголке. Так и проработаешь на белых до самой смерти! Теперь уж, пожалуй, все ноты перезабыла!
Проворно работая, Лори и не заметила, как первая партия белья была выстирана. Болели суставы, тело покрылось испариной, утренняя сырость пронизывала до костей. Соленый пот капал со лба, обжигал узкие глаза, попадал в рот, и снова, как всегда, таяли в утреннем тумане мечты об иной жизни, о том, чтобы добиться чего-нибудь, стать пианисткой или учительницей. Даже мечта об отъезде из Джорджии — и та никогда не сбудется. Лори Ли вспомнила отца, его слова: «Я не хочу, чтобы мои дети были рабочим скотом у белых!» — и усмехнулась. Что у них с Джо впереди? Работа, работа и работа.
— Ау, Лори Ли, как себя чувствуешь?
Лори разогнула спину, утерла лицо подолом. Из-за изгороди выглядывала Джесси Мэй Брансон.
— Неплохо, Джесси. Что толку жаловаться? А ты как?
— Да не очень-то, милочка, хвастать нечем. Сил маловато. Видела я, что старуха чуть свет сегодня стучала к тебе. Я как раз выходила на крыльцо за газетой. Бежит с утра пораньше. Самая надоедливая баба во всем округе Кросс, честное слово!
— Ну, она всегда отдает, что бы ни взяла. Джесси Мэй повернула разговор по-другому:
— Что-то не видать, чтоб у нее топилось. Ну и баба! В понедельник замачивает белье, во вторник стирает, в среду кипятит, в четверг полощет, в пятницу вешает, в субботу снимает. А в воскресенье небось гладит, потому что в церкви я ее что-то не вижу.
Обе рассмеялись.
— Господи, до чего же злой язык у тебя, Джесси! Стыдись!
Соседка протянула через изгородь пустую чашку.
— Лори, ты не дашь ли мне чашку крупы? В субботу отдам.
Лори снова принялась за стирку, а Джесси Мэй пошла к себе заниматься тем же. Простирав белье второй раз, Лори положила его кипятить. Не успела она бросить в котел последнюю вещь, как на лицо ей упала капля. Лори повернула руку ладонью вверх. Долго ждать не пришлось — дождь. Внезапно поднялся сильный ветер, пламя под котлом заметалось, в небе угрожающе громыхнуло. Лори заторопилась. Хоть бы с первой партией разделаться и повесить в кухне, тогда бы все-таки день не пропал. Казалось, ветер нарочно согнал весь дождь к домику Лори. С соседнего двора доносился пронзительный голос Джесси Мэй. Пламя погасло — листья, мусор и клубы пыли засыпали все.
Лори Ли вошла в дом, присела к столу и невидящими глазами уставилась в газету. Кошка Скиппи выпрыгнула из-за плиты, потянулась и начала тереться о ноги хозяйки. Лори погладила мягкую черную шерстку и задумалась о детях. Робби растет не по дням, а по часам. Он нашел Скиппи на улице и принес ее домой, а как раз за несколько дней до этого к Дженни Ли в кровать прыгнула крыса и укусила ее. Лори Ли, когда оставалась одна, всегда думала о детях.
В прошлую субботу она ходила с ними за покупками на всю неделю и встретила у входа в Большую бакалею старшего дьякона баптистской церкви Плезант-гроува — мистера Дженкинса.
— Здравствуйте, Лори Ли, — сказал он, — чудесные у вас ребятишки, право слово! Девочка как персик, и мальчик, благослови его бог, похож на вас — точная копия. Вы с ним как две капли воды.
Лори улыбнулась со сдержанной гордостью.
— Спасибо вам, мистер Дженкинс. Вы и вправду считаете, что ребята у меня неплохие?
— Конечно! Такой присмотр за ними! Всем известно, что Лори Ли Янгблад без дела никогда не сидит! — Он повернулся к мальчику, косолапо стоявшему с самодельной тележкой. — Ну и вырос же ты, Лилипутик! Давно ли под стол пешком ходил, я помню! Не хотел расти — и баста! Сколько тебе уже, а?
— Восьмой, — пробормотал Робби, глядя себе под ноги. Лори знала, что ему очень хотелось бы ответить: «Десятый».
— Сколько, сколько? Боже милостивый, я не спрашиваю тебя, парень, какой номер галош ты носишь, я спрашиваю, сколько тебе лет!
Все засмеялись. Высокий худой дьякон даже прослезился от смеха.
— Ну, до свидания, Лори Ли. В церкви увидимся. Привет дьякону Янгбладу. — Он порылся у себя в карманах и дал детям по пятаку.
Кого бы она ни встречала, все хвалили ее детей, даже некоторые белые. Но растить их было нелегко!
Кошка опять потерлась о ноги хозяйки пушистой шкуркой и убежала. Лори Ли улыбнулась.
А дождь-то все сильнее и сильнее. Она глянула на потолок: там уже образовались желтые круги и начали просачиваться капли — сейчас потечет сверху. Лори поспешила подставить кастрюли и тазы, пока еще не начался потоп. Потом присела было к кухонному столу, но сразу же вскочила и пошла в комнату, где стояла швейная машина.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Разгоряченный и усталый, Джо Янгблад на миг выпрямился во весь свой гигантский рост. Солнце скрылось за большой темной тучей, и в воздухе повеяло зимним холодком. Дрожь пробежала по потной обнаженной спине Джо. Пожалуй, лучше надеть рубашку.
Джо работал уже довольно продолжительное время на платформе номер три — один, без помощника. Надсмотрщик мистер Джон был не таков, как мистер Пит. Он заставлял трудиться до седьмого пота, но сам не стоял у тебя над душой. Джо валился с ног от усталости, но продолжал таскать бочки, несмотря ни на что, калечил себя и все же держался за эту работу. У него семья, он обязан думать о семье! Ему нельзя заводить скандалы с белыми и рисковать заработком. Мест, где берут на работу негров, стало теперь меньше, чем волос у лысого.
Застегивая рубашку, Джо услышал торопливые шаги. Он обернулся и увидел мистера Пита. У Джо даже дух захватило. Пронеси господи!
Мистер Пит шел прямо к нему,
— Здорово, Джо.
— Мое почтение, мистер Пит.
— Ну, как тебе работается здесь?
— Да вроде ничего.
— А знаешь, с сегодняшнего дня я назначен начальником третьей платформы. Теперь все рабочие здесь подчиняются мне, и ты, значит, тоже.
Джо только глянул на него остекленевшим взглядом. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Ну, что ты по этому поводу скажешь?
— По поводу чего, мистер Пит?
— Да вот, что я тебе сейчас сказал.
— А мне-то что? Меня же это не касается! Мистер Пит постоял с минуту, глядя на Джо и постукивая по земле своей палкой.
— Ну вот, значит, ты знаешь, что я теперь здесь начальник. Будешь от меня получать распоряжения и выполняй все без фокусов! — Он еще раз строго глянул на Джо, почесал длинный нос, повернулся и зашагал прочь.
В этот вечер Джо пошел к мистеру Виллу просить о переводе на другую платформу или на другую работу. Мистер Вилл отказал: надо уметь работать с кем прикажут.
— Кто здесь командует, малый, ты или я? Пора тебе знать, как надо вести себя с белыми людьми!
Джо брел домой усталый и злой, проклиная все и всех. Солнце давно уже зашло, и городок окутывала мгла, но было жарко, как днем. Ни малейшего ветерка. Почему это белые никак не оставят его в покое? Он ведь никого не задевает! Какого же черта они к нему пристают? «Я тружусь изо всех сил и ни в какие их дела не вмешиваюсь…» Прежде, бывало, Джо ходил грудь колесом, гордо подняв голову, а теперь едва бредет, как заморенный старик… «А много ля я прожил! Да ведь я совсем молодой!» Богатырские плечи Джо опущены, точно он всегда тащит на себе бочку со скипидаром. «Да я ведь еще молодой, и жена у меня молодая, и ребятишки маленькие. Вот соберусь в один прекрасный день и укачу отсюда!..» Но кто может поручиться, что в Нью-Йорке, или Чикаго, или Детройте окажется лучше? Не будет же он с семьей бродить по стране, как бродят звери по лесу! Джорджия не только родина белых, это и его родина!
