Ливиу Ребряну - Восстание
Заметив, что Григоре всерьез расстроился, Виктор попытался обратить все в шутку:
— Зачем же ты поспешил, Григорицэ? Кто в этом виноват? Подождал бы немного, и я бы тебе нашел жену получше Теклы. Вот ее, например!
Ольга покраснела до ушей, но все-таки заставила себя рассмеяться, пытаясь скрыть замешательство. Григоре пристально посмотрел на нее и ответил:
— Твоя правда… Кто бы мог подумать, что озорная шалунья, с которой я познакомился лет пять назад, превратится в такую очаровательную девушку? Теперь я могу лишь тщетно сожалеть об упущенных возможностях.
— Не торопитесь со своими сожалениями, милостивый государь! — запротестовала, справившись с собой, Ольга. — Для начала вы должны выяснить, согласилась ли бы я выйти за вас замуж! Ну, а раз зашла речь о моей персоне, то могу сразу же вам заявить: моим мужем сможет быть только человек веселый и элегантный, но главное, он должен быть прекрасным танцором. А не таким угрюмым нелюдимом, как вы! Так и знайте!
— Браво! — воскликнул Виктор. — Наконец ты себя разоблачила, барышня! Значит, мечтаешь о танцоре? Может быть, хочешь, чтобы мы тебе предоставили артиста оперетты? А?
Григоре не сводил с девушки глаз, словно шутливый разговор пробудил в его душе смутные видения и мечты, угасшие еще до того, как они приняли отчетливые очертания. Ольга казалась ому дополнением Теклы. Она обладала всеми достоинствами сестры, но выраженными еще ярче, а в ее глазах за лукавыми искорками словно трепетала чувствительная душа. Он покачал головой, будто отбрасывая призрачные мечты, и тихо вздохнул:
— Слишком поздно…
7— А, господин Титу!.. Угадайте, какой я вам приготовила сюрприз! — с таинственным видом приветствовала своего жильца госпожа Александреску, остановив его в коридоре. — Не угадали?.. А ну, пожалуйте сюда!
Титу только что распрощался с Григоре, с которым вместе обедал у Пределяну. Не удивительно, что он был в своем лучшем костюме, щеголеватый, как жених. Госпожа Александреску ввела его в свою комнату, где на него вскинула удивленный взгляд хорошенькая миниатюрная блондинка.
— Пожалуйста! — воскликнула госпожа Александреску, победоносно указывая на гостью.
Титу церемонно поцеловал руку незнакомке:
— Счастлив познакомиться с вами, госпожа Мими!
— Как это вы ее сразу узнали? — поразилась хозяйка.
— По красоте и еще по кое-каким признакам! — ответил Титу.
Мими рассмеялась. Ей польстила галантность молодого человека.
— Мне мама сказала, что вы поэт. А теперь я сама убедилась в этом! — проворковала гостья и в один голос с матерью потребовала, чтобы он объяснил свои слова.
Титу сознался, что, перебирая как-то книги, которые лежали в ящиках в коридоре, он наткнулся на незнакомый роман и принялся его читать. Госпожа Александреску разрешила ему пользоваться книгами зятя с одним условием — класть все на место в том же порядке. На нескольких страницах он нашел сделанную карандашом надпись: «Ты меня любишь, птенчик дорогой?» Он понял, что Мими задавала этот вопрос своему будущему мужу. Думая о почерке и содержании надписи, Титу попытался представить себе внешность Мими и увидел ее в своем воображении именно такой, какой она оказалась в жизни. А так как в книге он не нашел ответа на столь нежный вопрос, то взял на себя смелость сам ответить: «Я тебя очень люблю, дорогой птенчик!»
— Ой, как мило! Это правда? — воскликнула приятно удивленная Мими. — А я ничего, ну ничегошеньки не помню!
— Но вам, господин Титу, необходимо знать, — вмешалась госпожа Александреску, — что мой зять страшно ревнив, так что не вздумайте ухаживать за Мими. Он на все способен…
— Да брось ты, мамочка, не клевещи на Василе, а то наш гость еще подумает, что мой муж просто грубиян.
Титу горячо запротестовал, заверяя, что это ему и в голову не пришло бы, хотя не удивительно, если муж такой очаровательной женщины готов ради нее даже на преступление. Затем он узнал, что мужа Мими перевели в Бухарест на очень хорошую должность врача при городской управе, сейчас они приехали, чтобы подыскать квартиру, так как недели через две ему надо будет приступить к новой работе, и Мими пробудет здесь несколько дней, пока не найдет что-нибудь подходящее…
— Я вам уже говорила, господин Титу, что мой зять — человек достойный, — снова вмешалась госпожа Александреску. — Жаль только, что он ужасный бирюк… Вот сейчас привел сюда Мими, но зашел только на секунду, поздоровался и был таков… А знаете, почему? Я им рассказала, — обратилась она к дочери, — как Василе обижает меня из-за бедного Женикэ…
Мими перевела разговор на другую тему. Титу поддержал ее и предложил свои услуги на тот случай, если понадобится сопровождать Мими в поисках квартиры. Правда, он тут же добавил, что, к сожалению, как раз на днях уезжает погостить в имение одного из своих друзей…
Если до сегодняшнего дня Титу не знал, как быстрее удрать от хозяйки, то на этот раз ему совсем не хотелось уходить. Уж очень хорошенькой и соблазнительной показалась ему Мими.
«Глупостями увлекаюсь, вместо того чтобы заняться своими делами, — вздохнул он, возвратясь к себе. — Она, конечно, славненькая, но теперь мне не до того, нечего тратить время на подобные похождения».
Титу пока точно не знал, когда поедет к Григоре Юге. Тот сказал — дня через два-три. Следовательно, нужно быть готовым в любую минуту. В его комнатке было холодно и темно. Шел седьмой час. В первую очередь необходимо переодеться, чтобы не изнашивать попусту свой лучший костюм. Великое дело быть хорошо одетым. Чувствуешь себя совсем иначе, более уверенным в своих силах. Все-таки ему здорово повезло, что он был в новом костюме, когда знакомился с дочерью хозяйки. Снова думает о Мими! Хватит! Титу вспомнил, что подошва на правом ботинке чуть отстала. Делать сейчас все равно нечего, в комнате холодно, самое лучшее, пока ботинок совсем не прохудился, отнести его к сапожнику…
Не надев шляпы, Титу пошел в глубь двора к сапожнику Мендельсону. В коридоре он услышал щебет Мими. Значит, еще не ушла. Сапожника Титу знал хорошо, впрочем, как и всех остальных соседей, которые, будучи людьми бедными, составляли что-то вроде одной большой, шумной и сварливой семьи. Мендельсон занимал две выходящие во двор комнатушки. Окно было только в одной, вторая освещалась входной дверью. Вся мастерская ютилась в углу, за дверью. Здесь, скрючившись на трехногой табуретке, Мендельсон весь день стучал молотком, шил и ворчал, советовался с женой или поучал мальчишку-подмастерья, если не было клиента, с которым можно было отвести душу. Хотя Мендельсону перевалило за пятьдесят, в его черных густых, вечно всклокоченных волосах и бороде не появилось еще ни одной седой нити. Он хвастал, что выучился ремеслу у самого Раппопорта, и от всей души мечтал получить когда-нибудь заказ на новую пару обуви. Пока же довольствовался мелкой починкой, лишь бы заработать на кусок хлеба. Когда Титу зашел, старик энергично колотил молотком по дамской туфле.
— Подождите, пожалуйста, минутку, господин Херделя, — приветствовал его сапожник, не прерывая работы. — Закончу только каблук для госпожи Тэнэсеску, а то она вечером собирается в театр, а господин Тэнэсеску ждет… Садитесь!.. Мишу, где ты там? Подай стул господину Херделе!
Титу поздоровался за руку с сыном сапожника Мишу и господином Тэнэсеску. Усаживаясь, он заметил в самом темном углу комнатки незнакомого солдата.
После некоторой паузы господин Тэнэсеску, по-видимому продолжая прерванную беседу, заговорил своим старческим голосом:
— Раз уж зашла речь о справедливости, господин Мишу, то следует начать с самого начала, как это положено. Установите справедливость по отношению к крестьянам, пожалуйста, я ничего не имею против, но в первую очередь не разрешайте издеваться над теми, кто всю жизнь верой и правдой служил государству, не обкрадывал его, не жульничал, не занимался махинациями, а на старости лет оказался нищим.
Тэнэсеску вышел на пенсию год тому назад, но женат был на женщине моложе его на целых двадцать пять лет. Так как Мишу ничего не ответил, старик гневно продолжал:
— Раз я на вас трудился всю жизнь и вы меня выжали как лимон, то уж не заставляйте унижаться на старости лет. Неприлично это и несправедливо.
Мендельсон, рьяный социалист, которого полицейские не раз арестовывали и избивали в своих застенках, ответил, не поднимая глаз от работы:
— Справедливость ничего не стоит и потому в коммерции не ценится!
— Если уж вы, господин Тэнэсеску, жалуетесь на несправедливость, — укоризненно воскликнул вдруг Мишу, — то подумайте, каково положение в деревне, куда не пробивается даже луч надежды!
Но отставной чиновник рассердился еще пуще:
— Да отстаньте вы от меня с вашими мужиками! У мужиков, слава богу, все есть — и еда, и одежда, и свободное время для отдыха! Не морочьте вы нам все время голову крестьянами, мы-то прекрасно знаем, как они живут в деревне! Позаботьтесь хоть чуточку о нас, горожанах, ведь это мы мучаемся по-настоящему, и один господь бог знает, как нам тяжело!
