Макс Фриш - Синяя борода
Свидетель украдкой хихикает.
— Последний вопрос, господин Нойенбургер...
Путешествия заканчиваются возвращением домой. (Цюрих — Клотен.)
Таксист, приветливый венгр, знает, как ехать — через Кройцплац. Мой свидетель, хозяин гаража, как раз там заправляет баки горючим.
— Вам, значит, показалось, что он пьян?
— Он даже не помнил, что утром уже был здесь и что я ему утром говорил о сцеплении.
— Он был вашим клиентом?
— Много лет.
— Когда он привез к вам свой «вольво»?
— До обеда, я точно помню, и не будь господин доктор старым клиентом, я бы ему не обещал, что он в тот же день сможет поехать за город. По субботам у нас работает только один механик.
— Когда господин Шаад снова пришел к вам?
— Вскоре после полудня.
— Вскоре после полудня...
— Я все ему объяснил — сцепление долго не выдержит. Оно напрочь сносилось. А чтобы заменить сцепление, как известно, требуется время.
— Его машина, следовательно, в полдень еще не была готова...
— К сожалению.
— Значит, он не мог поехать за город...
— Господин доктор огорчился, но единственное, что я мог пообещать ему в субботу, и господин доктор это понимал, что попытаюсь еще раз подтянуть сцепление.
— Когда господин Шаад пришел еще раз?
— Около шести часов. Как договорились.
— И его машина была уже в порядке?
— Вроде бы.
— Когда обвиняемый около шести часов вечера пришел в гараж, на нем по-прежнему был галстук, как и в полдень?
— Вроде бы.
— Да или нет?
— Галстук у него сбился набок, и вид у него был довольно расхристанный, ну как это бывает, когда человек перебрал, потому-то я и не выдал ему машину, иначе у него попросту отобрали бы права. Уж очень от него несло спиртным. А что врачу делать без водительских прав!
— Я не об этом спрашиваю, господин Люшер.
— Уж очень от него несло.
— Я спрашиваю вас: когда вы в ту субботу видели обвиняемого около шести часов вечера, был на нем галстук или нет?
— Так я это уже сказал.
Сцепление еще и по сей день не в порядке.
— Господин Шаад, почему вы все время качаете головой?
Я и сегодня еще жду, чтобы мой официальный защитник, в течение трех недель старавшийся заставить моих бывших супруг дать обеляющие меня показания, наконец ознакомил девятерых присяжных с тем, что тоже является правдой:
— Хочу напомнить о его четырехлетней деятельности в совете общины, о его дельных предложениях при постройке больниц, не забудем также, что он лично участвовал в размещении и устройстве беженцев, боролся против загрязнения наших озер, не говоря уже о его повседневной работе в качестве практикующего и пользующегося популярностью врача, далее напомню о его самоотверженном труде в Биафре, где он три месяца занимался лечением больных, а также о его многочисленных лекциях по планированию семьи, не забудем его деятельности по борьбе с наркоманией среди нашей молодежи, серьезного изучения иглоукалывания и не в последнюю очередь — его успехов в лечении иглоукалыванием. В конце концов, его биография состоит не только из многочисленных браков! Не в последнюю очередь напомню о его интересе к музыке, например...
Прокурор нашел еще одну запись:
«Если эрекция порой не происходит, а сейчас это бывает довольно часто, женщины склонны ставить под вопрос и все прочие способности мужчины. Не проходит дня без нескольких хотя бы небольших укоров. Нив самом деле совершаю промах за промахом: в обществе, за рулем, в саду и т. д., надеюсь, хоть не в клинике».
Помощь приходит со стороны садовника-присяжного:
— Я хотел бы задать вопрос обвиняемому, то бишь спросить насчет обвинения и остановиться на нем, ведь эта Розалинда Ц. как женщина была удовлетворена, я хочу сказать, в то время, когда она была убита, так зачем ей было доводить придирками господина доктора Шаада до того, чтобы он убил ее, ведь он же улаживал ее налоговые дела, вот этого я никак не понимаю.
Иной раз я остаюсь лежать в ванне уже после того, как вытекла вода — только капает из крана, а я лежу с закрытыми глазами и слышу:
— У нас была прислуга — испанка, и Феликс иногда сам готовил, это доставляло ему удовольствие. Пожалуйста, не сочтите это жалобой! Он знал, что я не буду выполнять роль его служанки.
— Он знал это...
— Феликс всегда был очень великодушен.
— Но материально вы чувствовали себя зависимой от него..
— Этого я не могу отрицать.
Это, видимо, была белокурая Андреа.
— Я, например, играла на скрипке.
— Но у вас же на это не хватало времени...
— Возможно, тут я сама была виновата.
— В чем вы были виноваты, фрау Шаад?
— Я очень требовательна к себе.
— А Феликс Шаад этого не понимал?
— Я часто посещала собрания Эраноса.
— Что это такое?
— Феликс считал, что от университета было бы больше пользы, посещать какой-нибудь курс лекций или семинар, а потом сдать экзамены, но какой предмет избрать, он тоже не знал.
— Понимаю...
— Но это еще не значит, что я была просто домашней хозяйкой.
— Верно.
— Я вышла замуж за Шаада, потому что любила его.
— Чем вы до этого занимались?
— Я должна была зарабатывать себе на жизнь. i
— Вы были классной надзирательницей? j
— Да.
— А кем вы работаете сейчас?
— Я больше не верю в нашу систему школьного обучения.
— И вы можете на это жить, фрау доктор Шаад?
Я намыливаю голову.
— Вы тоже, фрау доктор Шаад, сказали бы, что обвиняемый и мухи не обидит?
— Я бы так не сказала.
А как бы вы сказали?
— Когда он выходил из себя, я хочу сказать, когда он терял голову, или как это там называется, он мог разорвать на себе рубашку, я это не раз наблюдала, а то хватал какой-нибудь предмет и разбивал его вдребезги на моих глазах.
— Что за предмет?
— Что под руку попадет...
— Например?
— Если бы он не мог проделать это у меня на глазах, думаю, он не стал бы этого делать. Например, у меня на глазах разбивал свою трубку, самую лучшую, или очки — только чтобы меня наказать.
— За что?
— Вот это-то больше всего и выводило его из себя: я не понимала, за что он хочет меня наказать. Только видела, как он разбивал свои дорогие трубки, одну за другой, единственно потому, что я не понимаю, чем вызвана его ярость. Однажды он выбросил из окна свои часы.
— То есть исключительно предметы, которые принадлежали лично ему?
— Это я и имею в виду, когда говорю: одержимый собственными переживаниями.
— На других он, значит, не кидался?
— Этого мне не доводилось видеть.
— Этого вам не доводилось видеть...
— Уж скорее он задушил бы самого себя.
Это Гизель.
(Она тоже пополнела.)
Я намыливаю голову.
— Когда он выпивал, фрау Шаад, — а это доводилось видеть и вам, — он ходил взад-вперед по комнате и говорил.
— О да.
— Это доводилось видеть и вам...
— Я давала ему выговориться.
— Ни в чем не возражая?
— Он только этого и ждал.
— И потом вы шли спать?
— В полночь.
— А что делал он?
— Мне становилось жалко его.
Это Коринна.
(Или Андреа?)
Я промываю волосы.
— Вы знали, фрау доктор, что Феликс Шаад, когда был вашим мужем, вел что-то вроде тайного дневника?
Свидетельница молчит.
— Вы этого не знали?
— Я предполагала.
— Почему?
— Когда мы ссорились, я хочу сказать, когда Феликс вел себя так, словно больше не в силах выдержать, — это, вероятно, бывает во всяком браке, — то он уходил с собакой в лес, раньше у нас была собака, но, когда нашу собаку задавила машина, мы не стали заводить другую, и теперь, когда мы ссорились, Феликс уходил не в лес, а в свой кабинет, и я предполагала, что он что-то там записывает в свой дневник, потому что через час или около того он как бы успокаивался. Это я заметила. Когда он возвращался из своего кабинета, он вел себя так, будто спорить нам больше не о чем.
— Потому что он записал свою версию?
— Он словно становился другим человеком.
— А вас не задевало, что муж, вместо того чтобы откровенно поговорить с вами, исписывал тетрадку за тетрадкой?
— Я предполагала...
— Вы никогда не заглядывали в его тетрадки?
— Я знала, где он их прячет.
— И вы ими не интересовались?
— Когда он прогуливал собаку, я ведь тоже не знала, что он говорил нашей собаке в лесу.
— Вы, значит, не интересовались...
— Иногда я находила тетрадку в кармане его пиджака, но, откровенно говоря, не считала таким уж интересным то, что Феликс записывал туда.
— Вы, следовательно, шпионили за ним?
— Нет.
— Откуда же вы, фрау доктор, знаете, что было написано в тетрадках? Кстати, их несколько десятков.
— Мне достаточно было немного выждать.
— Что вы имеете в виду?
— Когда мы в очередной раз ссорились, Феликс выкладывал все, что он думал по поводу последней или предпоследней ссоры.
