Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— Что случилось?
— Туда пришли гости. Господин кастелян и Ян Калина.
— Хорошо, скажи, что сейчас подъеду.
Батрак собрался уйти, но любопытство взяло верх. У ворот он остановился и с открытым ртом стал следить за тем, что творилось у «кобылы». Такого никто никогда не видывал.
— Облейте ее, — приказал граф Няри.
Прибежал гайдук с ушатом воды. Один из молодцов вырвал у него ушат из рук и сразу выплеснул его на бесчувственную графиню.
Она пришла в себя, завертелась, начала дергаться, словно хотела изо всех сил оторвать себя от позорной скамьи.
Самый шустрый паренек взмахнул палкой — она свистнула в воздухе. Он лишь ждал приказа, чтобы приступить к делу. Круг зевак сужался. Никому не хотелось пропустить и самого слабого стона чахтицкой госпожи. Жалости ни в ком не было и в помине. Парень резко размахнулся. Палка просвистела над «кобылой» и опустилась на тело чахтицкой госпожи.
В напряженную тишину ворвались возбужденные выкрики и отчаянный рев Алжбеты Батори.
Глаза зевак лихорадочно горели. Только лицо графа Няри оставалось каменным.
— Достаточно! — остановил он парня. — Отвяжите ее!
Парни повиновались, хотя и неохотно. Алжбета Батори, шатаясь, отошла от «кобылы» и остановилась рядом. Глаза были опущены долу, ноги подламывались.
— Ваша милость, — сказал ей граф Няри с притворной жалостливой улыбкой, — простите, что я удовлетворился одним-единственным ударом, поскольку увидел, что даже палок первого молодца вы не вынесете. А для меня ваша жизнь слишком драгоценна, я хочу, чтобы вы завершили ее на глазах многолюдной толпы.
Она рухнула на землю как подкошенная. Дора, боязливо взглянув на графа Няри, подбежала к ней, схватила ее своими могучими руками и понесла в замок.
Граф Няри смотрел на освобожденных девушек, и в душе его боролись человеческое сочувствие и корыстолюбие. Должен ли он поддаться искушению и обратить в звонкую монету эти измученные, дрожащие создания, продав их турецкому паше? Или отпустить туда, куда душа зовет их, чтобы познать счастье и радоваться жизни? Девушки подходили к нему, опускались на колени, со слезами на глазах благодарили его за спасение, целовали ему руки, как отцу-благодетелю.
В сердце его разливалось приятное тепло. Он понимал, что расчувствовался сверх меры, что попал во власть чего-то более сильного, нежели рассудок, повелевавший извлекать выгоду из любой ситуации.
— Встаньте, девушки, — отозвался он голосом, полным непривычной для него доброты. — Поторопитесь домой, покуда войско не вернулось и господские холуи не устроили за вами погоню. Чахтичане наверняка накормят вас и помогут вам побыстрее вернуться домой.
Барбора все время искала в толпе Павла Ледерера, но не нашла. А завидев Магдулу, она вся вспыхнула, в ней проснулось мстительное сожаление, что сопернице — как она считала — тоже удалось спастись.
Когда ворота открылись, чахтичане с радостью повели девушек к себе домой.
— А о вас, — обратился граф к Калиновой, Магдуле и Марише, — позабочусь я. Мой гайдук проводит вас туда, где вам и полагалось быть и где, несомненно, тревожатся о вас!
Они с трудом сдерживали возгласы радости. Только что над ними витала смерть, а теперь — они едут на свадьбу…
Двор быстро пустел. Гайдуки вновь заперли слуг Алжбеты Батори. Но теперь их осталось куда меньше. Несколько служанок и портних слезно молили графа разрешить им уйти восвояси. Он сделал это с превеликим удовольствием. Когда двор опустел, граф Няри обратился к гайдукам, ожидавшим его распоряжений:
— Двое останутся здесь следить, чтобы никто не покинул замок. Остальные пойдут со мной: будут охранять приход. А сейчас подать коня!
Он помчался в приход, гайдуки сопровождали его. Перед замком еще толпились чахтичане. Они срывали шляпы и склоняли в поклоне головы.
Никто из них до сих пор не обнажал и не склонял головы перед господином с таким искренним уважением.
18. Объединенными силами
Пастор Поницен немало удивился, когда к нему неожиданно пожаловали Ян Калина и Микулаш Лошонский.
Он обнимал их, словно они восстали из мертвых.
— И откуда у вас столько отваги — явиться в логово самого дракона?
— Теперь на это осмелится даже отъявленный трус, — смеялся Ян Калина, — ведь гайдуки и ратники выслеживают вольных братьев, тогда как те весело пируют на свадьбе. Сюда никто не вернется раньше, чем дня через два-три. Покуда не смекнут, как здорово их провели.
Гости прихода повели себя сообразно новым обстоятельствам. На столе появился кувшин с вином и чаши. После стольких испытаний можно было позволить себе минуту счастья и надежды.
Но не успели они начать разговор обо всем пережитом, как Ян Поницен, выглянув в окно, сообщил:
— Вот и граф Няри пожаловал!
Настроение их несколько омрачилось.
— Он творит удивительные вещи, — заметил Микулаш Лошонский, — но мне он не по нраву. Думаю, он что-то замышляет. И объединился с нами не потому, что проникся жалостью к несчастным девушкам и чахтичанам. Надо в оба следить за ним.
Такие же опасения были и у пастора Поницена, и у Яна Калины.
Граф Няри обменялся с ними рукопожатием, как с лучшими друзьями.
— Рассказывай сперва ты, Микулаш, — доверительно похлопал он кастеляна по плечу, когда все уже сидели за столом и осушили чаши, — что ты делал в Великой Бытче?
— Ничего, — ответил тот. — Ян Калина ждал меня за юродом, а я тем временем пошел к палатину. В замке все вверх дном, там готовятся к свадьбе. Дочь палатина выходит замуж. Палатин принял меня весьма благожелательно. Но когда я изложил свою просьбу, то коротко оборвал меня: «Друг мой, с этим придется подождать. Поговорим об этом после свадьбы, будешь на ней желанным гостем!» На дворе уже закладывали его экипажи. Зная упрямство палатина, я ушел несолоно хлебавши.
— И напрасно, — рассудил граф Няри. — Хотя там все равно ты ничего не добился бы. Упрямство палатина мне тоже известно.
— Однако, Микулаш, — любопытство не давало пастору покоя, — мне сдается, ты хочешь меня сосем заморочить. Расскажи наконец, как это ты в Пьештянах отдал Богу душу, а потом, к вящей нашей радости, воскрес?
— Весьма бесславная история, — рассмеялся кастелян. — Спасибо Фицко, что я не стал мучеником. Поволокли меня во Вранов град, там я свободно расхаживал, разве что не дозволяли мне уехать. Жил я там словно маленький король. По приказу Фицко меня потчевали, относились ко мне — лучше некуда! Пока не явился Ян Калина в качестве посла от Алжбеты Батори. От ее имени он потребовал освободить меня, поскольку получил приказ отвести меня назад в Чахтицы.
— То была идея графа Няри, — заметил Ян Калина, не желавший приписывать себе чужих заслуг.
— Восторгаюсь живостью вашего ума, ваша милость, — церемонно отозвался Поницен. — Примите мою благодарность за все, что вы сделали для страждущих и преследуемых.
— Не стоит благодарности, — махнул рукой граф Няри. — Я рад, что мы здесь встретились. До сих пор мы боролись каждый на свой страх и риск, каждый по-своему. Так мы навряд ли достигнем цели. Вы, пастор, пока что только страдали, страшились новых злодеяний вашей госпожи, трепетали за жизнь друзей, а как только решились действовать, с треском провалились.
Священник пристыженно опустил голову.
— А чего добился ты, почтенный друг? — безжалостно продолжал граф, обращаясь к кастеляну. — В Пьештянах ты излечился, набрался сил, но достаточно было бабы и одного недоростка, чтобы во сне запеленать тебя в простыню, как младенца. И кто знает, сколько времени ты гнил бы во Вранове эдаким маленьким королем, если бы я не послал за тобой Яна Калину.
Кастелян чуть было не сгорел со стыда.
— А вы, вольные братья, чего добились, что ты сделал, Ян Калина? — впился в него жестким взглядом граф Няри.
— Все, что только могут сделать люди, которым приходится защищать себя от позорной смерти, — самоуверенно ответил тот.
— И потому защищали вы в основном собственную шкуру, — усмехнулся граф. — Вырвали нескольких девушек из когтей прислужников Алжбеты Батори. И все. Все это доставляло ей одну заботу: увеличивать число служанок да давать им большее вознаграждение для того, чтобы вместо девяти девушек, отобранных у нее, они завлекли двадцать других. Ну а что собираетесь делать в будущем?
— То, что делали до сих пор, только с большим размахом. Будем спасать завлеченных и насильно захваченных девушек. В чахтицком подземелье все же погибнет меньше, чем погибло бы, если бы в лесах и на дорогах не стояли на страже отважные парни, которые не щадят и собственной жизни. Но этим исход борьбы с чахтицкой госпожой мы не решим. Мы можем лишь обуздать ее душегубство, нагоняя на нее страх и спасая несчастных девушек. Все разрешится в самом замке, и не иначе как со смертью Алжбеты Батори.
