Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— И кто же должен ее умертвить? — задал Микулаш Лошонский вопрос, волновавший всех остальных.
— Фицко!
Пастор, кастелян и граф сперва засмеялись, но потом посерьёзнели и с великим интересом продолжали слушать.
— Фицко смертельно ненавидит Алжбету Батори. В этой ненависти есть поистине что-то звериное. У меня о нем надежные сведения. Я знаю, что с тех пор, как она приказала его прилюдно отстегать, он стал ее самым заклятым врагом. Пока он мстит ей только тем, что всячески обогащается за ее счет. Ограбил даже ее сокровищницу. Он бы немедленно исчез, захвати он только мою сестру.
— Это единственная человеческая черта у этого чудовища: у него есть вкус. Твоя сестра действительно очаровательное создание. Сравниться с ней может разве что твоя невеста Мариша Шутовская.
— Откуда вы их знаете? — удивился Ян Калина.
— Только что я имел честь познакомиться с ними и приказал отвезти их из чахтицкого замка на свадебное пиршество.
Ян Калина побледнел, услышав, что его дорогие снова были на краю гибели. Когда же граф рассказал, как он спас девушек, его доверие к графу возросло.
— Ненависть Фицко необходимо направлять, — излагал свой план Ян Калина, — еще больше натравить его на госпожу и убедить, что единственный выход из создавшегося положения — ее смерть.
— Кто мог бы в этом смысле на него повлиять? — спросил граф Няри.
— Лишь два человека. Моя сестра да друг мой Павел Ледерер! По их совету он сжил бы со свету не только Алжбету Батори, но в придачу и всех ее прислужниц.
Священник заломил руки:
Ti» i хочешь чистую и невинную девушку сделать орудием убийства?
— Нет, такое мне и во сне ни могло бы присниться. Я подумал об этом как об одной из возможностей. На самом деле я имею в виду Павла Ледерера. Фицко считает его своим единственным другом. Как бы поступил горбун — по вашему мнению, — если бы однажды ночью его друг влетел бы, запыхавшись, к нему в конуру, разбудил бы его и оглушил словами: «Фицко, ты пропал! Госпожа знает, что ты обокрал ее сокровищницу! Конец тебе! Я подслушал тайный разговор. Госпожа хочет бросить тебя в темницу и пытать до тех пор, пока не скажешь, где спрятал свою добычу. Спасайся, пока есть время! Убей ее, иначе она покончит с тобой!»
— Отлично задумано, мой друг! — засмеялся граф. — Уверен, что Фицко в момент расправится с ней. Но нет, об этом не может быть и речи. Она не заслуживает такой простой смерти.
— Верно! — поддержали его священник и кастелян.
— А по какой причине вы не согласны, если только так можно быстро разделаться с Алжбетой Батори? — спросил Калина.
— Неправедное это дело — карать преступлением преступление! — возразил с проповедническим пылом Ян Поницен.
— Что ж, тогда терпите, — возмущенно воскликнул Ян Калина, — и пусть множатся злодеяния и тайные могилы!
— Иного выхода у нас нет, — сказал граф Няри. — Алжбету Батори следует предать мирскому суду. Только тогда восторжествует справедливость!
Ян Калина, нахмурившись, молчал. Священник и кастелян согласились с графом.
— А вы, вольные братья, — обратился граф к Яну Калине, — с сегодняшнего дня заботьтесь только о том, чтобы ряды ваши росли, и силы тоже. Я достану вам оружие. А девушек, которых вы спасете, отвозите в мой охотничий замок.
— Почему же не отпускать их домой, к родителям и любимым? — удивился Ян Калина.
— Чтобы потом, когда Алжбета Батори предстанет перед судом, все свидетели были у нас наготове.
Однако у графа Няри были иные намерения в отношении девушек. И ими он ни с кем не мог поделиться. Спасенных он собирался продавать турецкому паше в Новых Замках от имени Алжбеты Батори и таким образом получить новые доказательства против нее. Его послы должны были добыть у турецкого паши его собственноручное подтверждение, что такого-то и такого дня от посредников Алжбеты Батори он получил столько-то и столько девушек.
— Не будем задерживаться на подробностях, — продолжал он, — о таких пустяках мы легко договоримся. Итак, ты, Ян Калина, уже знаешь, что тебе следует делать. А вы, пастор, со своим другом кастеляном будете здесь, в Чахтицах, использовать любую возможность, чтобы готовить мятеж, как я вам уже советовал в первую нашу встречу.
Тут столько ратников, что они подавят любой мятеж, — предположил священник.
— И полки можно обезвредить хитростью, — сказал граф Няри, презрительно усмехнувшись. — Какой, спросите? Да самой простой. Виноделы обещают хороший урожай. Бочки будут полны. Вы знаете, что ратники заботятся о своем горле больше, чем о спасении души. В один прекрасный вечер чахтичане проявят особую щедрость и предложат ратникам столько зелья, сколько те могут вместить. Потом храпящих выпивох надо связать, вооружиться их оружием, и тогда ваша вольница с такими союзниками может стать хозяином положения.
— Бог весть какие последствия могут быть у такого мятежа для Чахтиц! — всполошился священник.
— Никаких последствий быть не может, — заявил граф Няри. — Это мятеж не против войска, короля или существующих порядков, а против злодея, которому власти позволили безнаказанно творить свое черное дело.
— А вы, сиятельный граф, каким образом собираетесь участвовать в нашей совместной борьбе? — спросил Ян Калина, раздраженный тем, что граф присвоил себе руководство и каждому определяет его обязанности, не заикнувшись даже насчет того, что сам намерен делать и чем рисковать.
— Я буду делать то, что позволят мне обстоятельства, — спокойно улыбнувшись, ответил граф Няри. — И надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, если я твердо пообещаю вам: сделаю больше, чем вы все вместе взятые. К вашему сведению, не пройдет и нескольких дней, как сам король Матвей Второй[51] узнает обо всем, что делается в Чахтицах. Либо прямо от меня, либо от моих союзников при венском дворе.
— А почему бы вам не воздействовать на палатина, который может немедленно вмешаться? — спросил Ян Калина.
— Потому что я хочу уничтожить Алжбету Батори, а не себя. Если я стану в открытую бороться с ней, то вызову гнев влиятельных родственников и лишусь расположения палатина.
— С палатином я поговорю, — отозвался Микулаш Лошонский. — А уж если он будет колебаться, король, пожалуй, сможет на него воздействовать.
— И вы собираетесь поговорить с ним только после свадьбы? — спросил с усмешкой Ян Калина. — Долго придется ждать. До сих пор каждая свадьба у Турзо продолжалась по крайней мере год.
— У нас нет времени на колкости, почтенные други, — одернул Яна Калину граф. — Простите, мне надо ехать. Задачи мы распределили, знаем, что делать. А вы как можно деятельнее готовьте мятеж. Не сомневаюсь, что одурманить солдат вином, разоружить их, а потом захватить замок, госпожу и ее прислугу будет нетрудно. А уж затем пусть Чахтицы направят посольство к палатину во главе с Микулашем Лошонским.
— Неужели мой друг должен неотлучно оставаться здесь, где ему постоянно грозят засады и месть? — всполошился священник.
— Еще сегодня, — успокоил его граф Няри, — вы пошлете в замок уведомление, что кастелян, лишенный места, постоянный гость прихода, и что все его друзья, которых он посетил во время побега из Вранова, и среди них граф Няри, знают, где его искать в том случае, если он исчезнет. Вы все еще тревожитесь за него, преподобный отец?
— Пожалуй, нет, — ответил священник с облегчением, но тут же высказал новое опасение: — А что ждет вольных братьев?
— Пусть их судьба вас не тревожит, преподобный отец, — осадил его граф Няри, но, заметив пытливый взгляд Яна Калины, тотчас улыбнулся. — Лесные братья не грудные младенцы, которых надо защищать от любого дуновения. Это крепкие молодцы, во всяком случае такими они должны быть: парни не робкого десятка. У того, кто предпочел вольницу, шея не должна бояться удавки. Думаю, однако, что разбойники, ставшие бесспорными борцами за правду и справедливость, могут рассчитывать на определенную снисходительность. И главное, если их станет много и если они добровольно покорятся властям, то смогут избежать позорной смерти. Придется их завербовать на ратную службу. Может, двух-трех и вздернут в назидание мятежным подданным, чтобы неповадно было им бунтовать.
— А среди тех двух-трех окажусь я и Андрей Дрозд! — горько улыбнулся Ян Калина.
— Вполне возможно, — ответил с хитрой улыбкой граф. — Не бывает борьбы без жертв. Но ты мне нравишься, поэтому обещаю помочь, если когда-нибудь над тобой закачается петля.
— А Дрозду вы бы помогли? — с сомнением спросил Ян Калина.
— Нет, для него я сделал уже достаточно. Я сделал его самым счастливым человеком на свете. Неужели я смогу забыть, что в борьбе за сердце Эржики он был моим счастливым соперником? — пошутил граф, но невеселая улыбка свидетельствовала о том, что говорил он это достаточно серьезно.
