Виктор Сергеев - Унтовое войско
А то потянулись вдоль воды скалистые кручи с ползучей сосной, можжевельником. На высоких скалах гор, среди каменных валунов, попадались ольха, ива, черемуха, осина. Встречались и веселые уголки тайги с кудрявой белоствольной березой. У мыса Оги сгоревший когда-то лес весь зарос молодой березой. Старый знакомый Ранжурова гиляк Чедано называл березу «белым деревом». Он уверял казаков, что сгоревший лес состоял из сосны, а вот после пожара выросла одна береза. Простодушные гиляки убеждены, что быстрый рост «белого дерева» на берегах Амура вызван приходом сюда подданных белого царя — лоча.
Чедано соглашался сопровождать отряд до Айгуня. Гиляки навезли много подарков — вяленой и мороженой рыбы, сохатины.
С Чедано шлюпка у казаков продвигалась куда как ходче. Еще бы! Старик за свои немалые лета выездил реку вдоль и поперек на много верст вверх.
Отныне казаки загодя знали, где обмеление или скальный берег, где из-за глуби тянуть бечеву нельзя, но на веслах пройти пара пустяков — там слабое течение.
Задержек меньше и уставали люди не так, как прежде.
Ранжурова лишь беспокоили крепчавшие день ото дня морозы. По Амуру шла шуга. Темно-серое месиво мелкого рыхлого льда мешало движению. Люди опять сильно изнурялись. По ночам стыли ледяные забереги. С утра шлюпка крошила береговой лед, но надолго ли реке хватит сил бороться с холодным дыханием севера?
С превеликим трудом добрались до селения Тырс, где когда-то Ранжуров столкнулся с маньчжурами, сопровождая Невельского. Дальше двигаться на шлюпке нельзя. Амур вот-вот встанет.
Маньчжурские купцы, проживавшие в Тырсе, охотно вызвались помочь отряду добраться до Айгуня. В обмен на шлюпку дали Ранжурову три конных повозки и пополнили его запас провизии несколькими мешками риса и проса.
Глава купеческой гильдии, сухощавый маньчжур, с подстриженными усиками, попросил Ранжурова оставить ему закладную опись об обмене шлюпки на лошадей и зерно. Эта опись нужна джангину — помощнику дивизионного командира Фуль Хунге. Он ныне амбань в Айгуне и весьма благосклонен к русским отрядам, проходящим по Амуру.
Ранжуров со спокойным сердцем тронулся в путь.
Казаки угадали Айгунь по множеству китайских джонок, вмерзших в лед, и глинобитной стене, поставленной вдоль берега. Под скудным негреющим зимним солнцем тускло сияла позолотой крыша губернаторского дома со вздернутыми углами.
Кто проплывал тут летом, тот видел на береговом песке батарею из нескольких пушек, дулами глядящих на стрежень Амура. Ныне батарея убрана, снег испятнан собачьими следами.
Чедано показал, как проехать в крепость к амбаню, и стал прощаться с казаками. От какой бы то ни было платы он отказался, но принял от Ранжурова как подарок бурятский нож в серебряной оправе. Казаки одарили его — кто табаком, кто рыболовными крючками, кто зеркальцем в медной оправе.
Амбань принял Ранжурова ласково, со вниманием. Можно утверждать, что не по чину. Что для губернатора, заместителя дивизионного командира, какой-то хорунжий да еще зауряд? Ан нет. Уважил. У каждой двери стояли и кланялись Ранжурову чиновники в синем далембовом одеянии. Во всякой комнате, куда он ступал, сразу же начинала откуда-то играть музыка.
Фуль Хунга с лица приятен и молод, глядел на Ранжурова доброжелательно, долго расспрашивал, как добирались казаки до Айгуня. Узнав, что в Тырсе русским помогли купцы, заулыбался, с предовольным видом закивал головой.
В комнате у амбаня тепло, даже жарковато. У Ранжурова от духоты и волнения проступил пот на лбу. Фуль Хунга взял со столика деревянный резной веер, с улыбкой подал его гостю. Ранжуров чувствовал, как тепло шло от пола, как будто под полом лежали горячие угли или текла горячая вода.
Передавая губернатору муравьевский лист для пекинского трибунала, Ранжуров сказал, что слышал от купцов об указе богдыхана по случаю будущих сплавов русских по Амуру.
— Есть ли в тех слухах хоть крупица правды?
Амбань чуть улыбнулся:
— Даже я лишен права обсуждать указы богдыхана, не то, что какие-то купчишки.
Ранжуров понял, что хозяин не даст прямого ответа. Он выразил признательность от своего отряда за помощь в Тырсе и от всех отрядов, проходивших здесь поздней осенью в низовья Амура. Они получали от губернатора безденежно провиант и лошадей.
— Вы, русские, не пускаете англичан на Амур, — заявил торжественно амбань. — И за это мы не чиним вам препятствий при сплаве войск и оружия. Вы, русские, разбили англичан и французов в Петропавловском порту. И за это мы помогали вам ремонтировать суда, плывущие в устье Амура. Вы, русские, прогнали флот «рыжих» из бухты Де-Кастри. И за это мы готовы безо всякой платы давать вам лошадей и провизию. Если вы, русские, способны отстоять устье Амура и прилегающие к нему бухты по берегу океана… — Фуль Хунга отхлебнул глоток чая из маленькой фарфоровой чашечки, задумался, полуприкрыв глаза. Он молчал, и переводчик застыл, чуть склонившись к думающему вельможе. — О да, главнокомандующий ваш очень, очень способен побеждать! Я отправлю ему письмо с вами. Оно уже заготовлено. Я пишу генералу Муравьеву, что на Амур нельзя пускать третью державу, а такие, желающие быть третьими, есть, — Амбань снова отхлебнул из чашечки. — Став третьей, почему бы той державе не захотеть быть первой?
Фуль Хунга выразительно взглянул на гостя, как бы приглашая его вступить в беседу.
— Господин губернатор, русские хвалят вас… Я жил со своей командой на Мариинском посту. Это неподалеку от озера Кизи и бухты Де-Кастри. Все прибывшие туда отряды и партии вспоминали вас, господин джангин, словами благодарности. Но нас беспокоит… Не все китайские начальники подобны вам. И указ богдыхана… Его превосходительство генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев, узнав о ваших симпатиях к его делу, может опечалиться лишь тем, что вы навлечете на себя гнев высокого начальства.
Амбань рассмеялся:
— Да вы, я вижу, хорунжий, дипломат! Вы ведь бурят, не так ли? Или монгол?
Ранжуров ответил.
— Вы учились в русско-монгольской войсковой школе?
— По болезни я ее не закончил.
— У нас в Китае очень и очень ценят ученость. Это наиглавнейшее достоинство в человеке. Ученость, ученость! В других странах этого нет. Поднебесная империя! Срединное государство! Мы знаем и чтим своих ученых. Ни в одном другом государстве такого нет.
Ну да, ну да. Мы отвлеклись. Так вот… что же? Вы думаете, что генерал Муравьев обеспокоится и опечалится тем, что я рискую навлечь на себя немилость… Я весьма уверен в своих силах и возможностях, господин гость. Может быть, вы хотите убедиться? — Амбань достал из бархатной папки бумагу. — Вот письмо для Муравьева. Я доведу до вашего слуха только первые иероглифы. Но и этого достаточно, чтобы убедиться в моей безграничной смелости. Вот слушайте:
«Вы, почтеннейший, великий главкомандующий, своею справедливостью, точностью и необыкновенной твердостью навсегда оставили по себе такую славу, что обитатели нашей Черной реки вечно будут превозносить вас похвалами».
Амбань положил письмо в бархатную папку, пристально посмотрел на Ранжурова колючим взглядом, словно ожидая, что тот выскажется иронически, не поверит в искренность китайского вельможи, осыпающего Муравьева почестями.
Ранжуров сидел с лицом сфинкса. Ему ли, зауряд-хорунжему, высказывать свои чувства, когда знатный вельможа превозносит и боготворит еще более знатного вельможу?!
— Думаете ли вы, господин офицер, погостить в Айгуне? — осведомился амбань. — Не мешало бы передохнуть.
— Мы были бы рады выехать завтра в Усть-Стрелку. Да вот беда: одно найдется — другого нет. Верблюд есть, да телеги нет, телега есть, да веревки нет. А когда то и это нужно, трудно найти и беличий хвост. Предписание же контр-адмирала Завойко велит мне и моему отряду…
— Контр-адмирал Завойко? — амбань расплылся в улыбке. — Победитель англичан под Петропавловском! Для него и его солдат у меня нет ни в чем отказа.
Амбань позвонил в колокольчик В дверях появился секретарь.
Русских определили на квартиры, кормили до одурения китайскими яствами.
Утром отряду подали новые упряжки из упитанных и свежих лошадей. В телегах полно всякого провианта. Доброхоты-хозяева не забыли положить и ящик ханьшина.
Глава пятнадцатая
Казаки обычно останавливались у горы Ело, когда ехали на воинские учения или в Троицкосавское пограничное управление. От горы, если смотреть в сторону Чикоя, были видны крыши родных юрт и над ними трепетные сизые дымки. Здесь можно было в остатний раз поглядеть на Нарин-Кундуй, дальше дорога изволоком уходила в объезд горы. И можно было ехать, не оборачиваясь. Ничего родного твоему сердцу ты, казак, уже не разглядишь. Лошади, и те шли неохотно, знать, чуяли, что надолго оставляли чикойское приречье.
