Камиль Яшен - Хамза
Теперь-то уж всем было абсолютно ясно, что их детей, братьев и мужей увозят на верную смерть. Плач, рыдания, стоны раздались с новой силой.
Но полицмейстер, полковник Медынский, встав во весь рост в открытом ландо и звеня густым завесом орденов на парадном мундире, зычно закричал, что первая тысяча отборных кокандских мардикеров должна оправдать доверие царя и смыть позорное пятно восстания со славного знамени Ферганского вилайета.
Потом кричал Садыкджан-байвачча. Он уверял мардикеров в том, что они могут быть спокойны за свои семьи: о каждой из них будет заботиться лично он сам. (Хамза, стоявший в толпе провожающих, грустно усмехнулся.) Садыкджан призывал мобилизованных честно выполнить свой долг перед белым царём и аллахом. Он поднял над головой коран в золотом переплёте, поцеловал его и приложил ко лбу. Выйдя из экипажа, байвачча приблизился к уезжающим и, увидев знакомое лицо Умара Пулатова, протянул ему священную книгу.
И Умар, растерявшись, поцеловал коран на верность государю-императору Николаю II. (Хамза, задохнувшись от неожиданности, зажмурил глаза.)
Ударил колокол. В оцеплении солдат мардикеров повели к вагонам. Кожаные куртки скрипели прощально и страшно.
И люди в них, родные и близкие ещё совсем недавно, были уже чужими. Чёрная колонна исчезла за воротами товарной станции.
И створки ворот захлопнулись, как крышка гроба.
Дурным голосом завыла какая-то женщина. Колокол ударил второй раз. Толпа забурлила, заголосила, заметалась и... прорвала оцепление.
- Ахмаджан, сынок!..
- Тунчибай, милый!..
- Кадырджан, где ты, где ты?!..
- Возвращайтесь!..
- Пусть аллах сохранит тебя!.. Помни о детях!..
И в третий раз ударил колокол. Протяжно, испуганно, как в последний раз на земле, разрывая душу на части, загудел паровоз. У-у-а-а-а!.. Дёрнулись с железным лязгом и скрежетом вагоны.
Хамза, потрясённый картиной проводов, не выдержав, бросился к поезду. Солдат с винтовкой в руках загородил ему дорогу.
Хамза оттолкнул его.
...Вот он, вот он, Умар, высунулся из дверей теплушки.
- Хамза, прощай! Не поминай лихом!
- Умар, друг, до встречи, до встречи!
Рядом бежали Шафоат-айи, жена Умара Зебихон, дети...
Шафоат уронила паранджу, седые волосы её растрепались, она рвала на себе волосы.
- Умар, сыночек, сыночек!.. Рустамджан! Не увижу вас больше никогда-а-а!..
Хамза, оглянувшись, в ужасе остановился. Сотни женщин бежали по рельсам за вагонами.
Зебихон, подхватив на руки младшего сына, бежала впереди всех.
- Умар, муж мой!.. Трое у нас!.. Что буду делать, если вы не вернётесь?!
Поезд уходил, уходил... Из теплушек кричали, махали руками.
Последний вагон, вздрогнув на стрелке, покинул территорию станции.
Зебихон, задохнувшись, остановилась, опустила на землю мальчика. К ней подбежала Шафоат.
Последний вагон делался всё меньше и меньше, всё меньше и меньше...
Рванув на груди платье, Зебихон закричала и, вскинув вверх руки, упала на рельсы.
Шафоат, пошатнувшись, опустилась на землю рядом с женой сына.
Одна за другой опускались на тёплые ещё рельсы бежавшие за вагонами женщины. Они гладили их руками, целовали пропитанные мазутом шпалы, перебирали пальцами насыпанную между шпалами мелкую гальку и щебень.
Зебихон лежала на рельсах лицом вниз. Около неё лежала Шафоат.
Вся территория товарной станции, все подъездные пути были усеяны лежавшими на рельсах женскими фигурами.
Бессильно уронив руки и опустив голову, сидел перед пианино Хамза. Далёкое, давнее воспоминание опустошило его сердце, выскребло душу.
Разве может музыка звуков, рождаемая человеком, сравниться с трагической музыкой жизни, которую создаёт само время?
Никогда не увидел больше свою Тозагуль Рустамджан. Она умерла от тифа летом девятнадцатого года, а он, закрученный вихрем войны и революции, вернулся на родину только после окончания гражданской войны, пройдя почти по всем её фронтам.
Не дождался и Кудрат-ата Хатамджана, погибшего в мардикерах.
Умар-палван пришёл из мардикерства накануне свержения царя, но через год сложил голову при подавлении Кокандского мухтариата, оставив Зебихон с тремя сыновьями, заботу о которых взял на себя Рустам Пулатов.
И Шафоат, проводив мардикеров, не увидела больше своего младшего - она не пережила гибели Умара.
Жизнь чертит свои острые нотные линейки через судьбы людей. Так стоит ли соперничать с жизнью? Даже если ты Хамза?
Доступны ли музыке звуков, создаваемой человеком, раскаты жизненных гроз, извергаемых временем?
Раздавленный воспоминаниями, сидел Хамза перед пианино, бессильно уронив руки, опустив голову.
В сердце его вошло сомнение. Надолго ли? Он этого ещё не знал.
3
Два человека верхом на ослах выехали из скалистого мрачного ущелья на широкую, уложенную аккуратно обтёсанными камнями дорогу. Ярко светило солнце, горы, вышедшие из-под снега, оживали первой зеленью трав и пёстрыми коврами ранних цветов. Небо впереди над степью голубело до самого горизонта.
Путники ехали неторопливо, оживлённо переговариваясь между собой, иногда оглядываясь на остающиеся позади скалистые предгорья. По своей одежде они были похожи на обыкновенных дехкан, болтающих о разных пустяках, чтобы скоротать расстояние до ближайшего кишлака.
Но это были не дехкане.
В полдень солнце начало сильно припекать. Путешественников разморило. Они остановили своих невозмутимых "иноходцев" возле невысокого холма, спустились к ручью, утолили жажду, ополоснули лицо. Горная вода в ручье была настолько прозрачна, что на дне его было видно много красивых разноцветных камешков.
Неожиданно где-то рядом раздалась песня. Из-за склона холма показалась отара овец. Сбоку шёл молодой чабан, заливаясь во всё горло. Заметив незнакомых людей, он остановился и замолчал.
- Да не уставать вам! - произнёс традиционное приветствие один из путников. - Какую замечательную песню вы поёте... Что это за песня?
- А вы не местные? - удивился певец-йигит.
Второй "дехканин" пристально, исподлобья посмотрел на него.
- Почему не местные? - спросил он. - Мы из Шахимардана.
- Ну тогда можете и не знать эту песню, - махнул рукой чабан, - в Шахимардане всегда много приезжих людей.
- А ты сам откуда?
- Из Вадила.
- А почему ты решил, что мы приезжие?
- Так ведь это же песня нашего поэта Хамзы. Он сейчас живёт в Самарканде, а родом тоже отсюда, из Вадила. Его песни все тут у нас поют.
Когда путешественники снова взгромоздились на своих ослов и поехали дальше, первый сказал второму:
- Хорошенькое дело, мальчишка-пастух сразу же определил, что я не местный.
- А вы бы меньше вступали в случайные разговоры, - угрюмо буркнул второй.
- Но мне же надо тренироваться в разговорной речи.
- А вы тренируйтесь со мной.
Первый "дехканин" усмехнулся.
Между тем память его работала с профессиональной быстротой и чёткостью. Хамза... Индия, Бомбей, Рабиндранат Тагор.
Значит, тот человек, с которым он много лет назад побывал у гурудеви, не исчез в водовороте мировой войны и русской революционной бури, а стал знаменитым поэтом у себя на родине, песни которого поют простые даже чабаны.
Сейчас он живёт в Самарканде. Может быть, судьба столкнёт их ещё раз?.. Узнает ли он его? Вряд ли. Слишком много воды утекло с тех пор.
И кроме того, археолог Арчибальд Лоу, интересовавшийся когда-то эпохой Тамерлана, сейчас уже не хромой дервиш. Он шейх Сайд Агзамхан-ишан, духовный брат и религиозный соратник смотрителя гробницы святого Али шейха Исмаила, который, дав ему в провожатые до Коканда одного из самых верных своих людей, Гиясходжу, обеспечивает в настоящий момент выполнение главного пункта плана генерала Маллисона - встречу его посланца с главой всех мусульман Туркестана святым Мияном Кудратом.
Товарищ Назири принимал посетителя. Это был крупный молодой мужчина. Звали его Ташпулат. Он приехал в Самарканд из Шахимардана. К товарищу Назири Ташпулата направили из приёмной ЦИК республики.
Непрерывно звонили телефоны. Заместитель народного комиссара, не щадя здоровья, подробно и демократично отвечал на все вопросы. Товарищ Назири в полном соответствии с данным на последнем партийном собрании обещанием перестраивал свой стиль работы.
В очередной раз зазвонил телефон. Алчинбек, взяв трубку, назвал себя. Видимо, услышав какую-то неприятную новость, нахмурился.
- Нет! Нет! Нельзя допускать этого!.. Кто сильно настаивает? Хорошо. Я сам поговорю с ним. Мы как следует обдумаем этот вопрос. Спешить не надо. Перерассудим и придём к одному решению. Значит, договорились? Впредь до особого распоряжения. Понятно. Хош, до свидания!
Он повесил трубку и обернулся к Ташпулату.
- Простите, дорогой товарищ. Сами видите - вздохнуть некогда. И так с утра до вечера. Ни минуты покоя... - Налив в пиалу чай, протянул её Ташпулату. - Теперь можно поговорить о вашем деле. Что вас заставило приехать сюда, проделав такой длинный путь?
