Камиль Яшен - Хамза
- Какой, оказывается, простой смысл, а я-то ломал свою тёмную голову. - Он бросил книгу на кровать и уверенно сказал сам себе: - Этот русский язык довольно трудненькая штука. Но я всё равно изучу.
Ташпулат родился в семье батрака-чайрикера, всю жизнь трудился до седьмого пота, но жил, понятное дело, всегда плохо.
Все его тяготы и несчастья начались со дня рождения: зимой мучил холод, летом жара.
Так проходили дни, как говорится, в погоне за месяцами, а месяцы в погоне за годами. Некогда было толком даже о чём-то и подумать. Все заведённые у бая порядки казались вечными, незыблемыми. И нигде не находилось человека, который выслушал бы жалобу души. Повсюду наверху сидели баи, чиновники, муллы...
Но сейчас-то Советская власть, время трудящихся. Так почему же в кишлаке Шахимардан всё ещё верховодят те же самые баи? Почему шейх Исмаил до сих пор волен наказывать и миловать, бить и тиранить? Почему люди в Шахимардане всё ещё терпят его гнёт? Почему? Ведь всем этим народ уже сыт по горло!
Кругом торжествуют правда и справедливость, а мы, шахимарданцы, вынуждены защищаться от баев, шейхов и их прихвостней, как будто никогда никакой революции и не было!
Земляки послали его сюда, чтобы он в Самарканде добился правды и справедливости. Выйдет что-нибудь или не выйдет - пока неизвестно.
В голове Ташпулата путалось много противоречивых мыслей.
Взяв учебник, он хотел было продолжить знакомство с русскими словами и фразами, но в этот момент тихо открылась дверь комнаты и вошёл какой-то горбун не горбун, но, в общем, сильно сутулый, почти скрюченный человек.
Ташпулат решил, что это новый постоялец.
- Ассалям алейкум, - поздоровался вошедший.
- Алейкум ассалям! Пожалуйста, проходите, садитесь, - кивнул Ташпулат на свободную кровать. - Как ваше здоровье?
- Всё хорошо, бывайте здоровы и вы. Как говорится, смерть пока обходит нас... А если сказать по правде, то все мы в этом бренном мире гости. Люди - рабы божьи, но, зная это, всё равно подкапываются друг под друга. Хай, раз уж так устроен мир, что можем делать мы, дети аллаха?
Ташпулат не стал вдаваться в многозначительность всех этих слов и промолчал, как бы подтвердив правильность сказанного.
Кто этот человек - он не знал. У каждого своя правда.
Неожиданно выяснилось, что пришедший никакой не новый постоялец. Он передал Ташпулату привет от заместителя народного комиссара просвещения.
- Мой уважаемый начальник товарищ Алчинбек Назири попросил зайти к вам и узнать, как вы устроились на новом месте, не терпите ли какой нужды. Вот я и зашёл... Ну, как вы тут, не скучаете?
Конечно, Ташпулат жил в сельской местности, и не ему было судить, какие люди должны работать в городских учреждениях.
Но очень уж не похож был на сослуживца товарища Назири этот горбун. И кроме того, лицо его показалось знакомым Ташпулату, но как следует разглядеть скрюченного гостя он не мог - тот всё время держал голову опущенной вниз.
- Передайте товарищу Алчинбеку большое спасибо, - сказал тем не менее Ташпулат. - Он проявил ко мне большую милость. Да будет ему за это добро и благодеяния от его детей.
- Мой хозяин просил кое-что передать вам по секрету от посторонних ушей.
"Мой хозяин"?! Слова эти насторожили Ташпулата, но потом он вспомнил, что многие пожилые люди по старой привычке продолжают называть так старших по должности.
- Что там? - спросил горбун, кивая на дверь, которая вела на застеклённую террасу.
Ташпулат открыл дверь.
- Чтобы кто-нибудь не увидел, что мы стоим вдвоём, - сказал горбун, - давайте выключим электричество. Осторожность не помешает. Врагов сейчас везде больше, чем друзей.
- Как хотите, - согласился Ташпулат.
Свет в комнате погас. Горбун вышел на террасу.
Ташпулат посмотрел вниз.
- Пустырь какой-то, овраг глубокий, камни, - сказал он.
- Скоро начнут строить электростанцию...
- Где?
- Во-он там, - вытянул горбун руку.
Ташпулат посмотрел в ту сторону, куда он показывал.
Это была последняя минута его жизни.
Горбун резко выпрямился. Страшной силы удар обрушился сзади на голову Ташпулата. Он качнулся, схватился за перила террасы, но горбун толкнул его в спину, и, перевалившись через перила, Ташпулат рухнул со второго этажа вниз, на каменистое дно глубокого глухого оврага.
Кара-Каплан (это был он) быстро вошёл обратно в комнату, зажёг свет, оглядел себя, потом вытащил из-за пазухи пустую бутылку из-под водки и поставил её на пол... Вторую бутылку, выпитую до половины, поставил на стол, вокруг разбросал куски лепёшки. Оглядев комнату, заметил на кровати русскую книгу. Взял её, с яростью скомкал и сунул в карман. Тихо открыл дверь и выскользнул в коридор.
4
Отбросив все сомнения, Хамза начал писать оперу о восстании мардикеров.
...Он сидел в комнате один. Наклонившись над страницей нотной тетради, что-то чертил, исправлял и снова чертил. Поднялся, подошёл к пианино, начал играть... Сначала не получалось... Потом та же мелодия, звуча всё более определённо, приобрела как бы законченный вид. Удовлетворённый найденным решением, Хамза проиграл её ещё несколько раз. Остался доволен. Опять что-то записал в нотной тетради. И с наслаждением повторил всю мелодию от начала до конца.
За открытым окном захлопали. Хамза подбежал к окну...
В саду стояли Юлдаш Ахунбабаев и директор музыкального училища профессор Сергей Иванович Степанов.
Хамза поспешил выйти во двор.
- А мне говорили, что вы в Москве, - радостно блестя глазами, сказал он, пожимая руку Ахунбабаеву.
- Приехал утренним поездом.
- Здравствуйте, Сергей Иванович!
Профессор был одет франтом - синий костюм в белую полоску, галстук-бабочка. Пенсне с золотым ободком, пышная шевелюра седых волос... Председатель ЦИК в своей обычной полувоенной одежде - галифе, гимнастёрка, сапоги, широкий ремень - выглядел рядовым красноармейцем, случайно оказавшимся рядом со знатным иностранцем. А уж про Хамзу, похожего в своём потёртом полосатом халате и в тапочках на босу ногу на кетменщика-сезонника, и говорить было нечего.
И тем не менее "знатный иностранец" смотрел на "кетменщика" с большим интересом.
- Скажите, что вы сейчас играли? - спросил профессор.
- Да так, - смутился Хамза, - всего лишь упражнялся.
- Нет, это не упражнение, - покачал головой Степанов. - Уж я-то в таких делах разбираюсь.
- Насколько я знаю, - сказал Юлдаш Ахунбабаев, - это музыкальное сочинение называется "Карасач".
- Нет, нет, - замахал руками Хамза, - это уже совсем другое.
- А что же именно? - улыбнулся профессор.
- Сергей Иванович, - опустил глаза Хамза, - это только попытка... Выйдет или не выйдет, ещё не знаю...
- Должно выйти, - уверенно сказал Степанов. - То, что вы сейчас играли, уже производит впечатление.
- Значит, вам понравилось? - обрадовался Хамза.
- Понравилось, - кивнул профессор, - есть реальность пережитого чувства, есть правда музыки...
Из дома вышла Зульфизар.
- Прошу гостей к дастархану, - сказала она, наклонив голову.
Но Хамза, казалось, совсем забыл о всех правилах гостеприимства.
- Вы не шутите, Сергей Иванович? - Лицо его было настолько взволнованно, настолько глубокая и мучительная страсть творчества отразилась на нём, что Ахунбабаев, взяв под руку Зульфизар, отошёл в сторону.
- Пусть поговорят о музыке, - шёпотом сказал он хозяйке дома, - а мы пока погуляем, посмотрим на цветы... Я тут случайно проезжал мимо строительства нового здания музыкального училища и увидел профессора. "Сергей Иванович, - говорю, - давайте заедем к вашему ученику, узнаем, как его успехи." И попали в самый разгар вдохновения.
- Он совсем не спит, - пожаловалась Зульфизар, - закрывает все двери и окна и целыми ночами играет.
- А как здоровье?
- Кашляет...
...Через полчаса все уже сидели за дастарханом, пили чай, и Ахунбабаев рассказывал о новостях, которые он привез из Москвы.
- От нас требуют вдвое увеличить урожайность хлопка, - говорил председатель ЦИК. - Хвалят за то, что сеем много, но ругают за низкие урожаи и ещё за то, что не успеваем собирать весь выросший хлопчатник, много оставляем на полях... А вообще, друзья, успехи социализма по всей стране просто поразительны. Огромное государство на глазах меняет свой социальный облик. Мы демонстрируем всему миру великие возможности человека. Ведь помимо того, что наша революция сменила на одной шестой части земной суши целую историческую формацию, она ещё и показала людям, что человек может такое, чего он о себе иногда даже и не знает: коренным образом изменить отношения между личностью и обществом, создать принципиально новые формы жизни!.. "Кто был ничем, тот станет всем" - эта формула освободила гигантскую социальную энергию, которая необходима для построения нового общества... Сейчас, судя по всему, мы идём внутри страны на последний классовый бой - с кулаком. Это будет беспощадное сражение. Не на жизнь, а на смерть! Кулак ничего не уступит без крови. Но мы всё равно победим и создадим колхозы. Ленинские идеи о коллективном труде в сельском хозяйстве будут воплощены в жизнь.
