Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

Мама рисковала жизнью, чтобы спасти жизнь дочери; Роза очень ее любила. Ей хотелось, чтобы Дэвид был здесь, но он тоже где-то рисковал собой. Она так боялась за него, что ей снова захотелось плакать.

— Мне очень жаль. — Мария держала ее за руку, ее глаза опухли и покраснели. На ней было черное платье без украшений; Роза вспомнила, как она пожертвовала свое золотое распятие, чтобы помочь евреям выполнить требования нацистов, но все это оказалось жестокой ложью.

— Ужасный день.

Роза прижала к глазам платок, который дала ей Мария.

— И папа, и Сандро тоже…

— Я не хотела тебя тревожить, ты так больна. Но понимала, что нужно сообщить новости как можно скорее.

— Спасибо, это для меня очень важно. — Роза высморкалась, глаза жгло. В груди словно разверзлась дыра, во рту пересохло. У нее все еще был жар, но собственное здоровье ее сейчас не беспокоило.

Мария сжала ее руку.

— Не могу представить, что твоей матери больше нет, и Беппе. Немыслимо.

— Жаль, что это случилось с Беппе. — Роза никогда не была так близка с Марией. Семьи давно дружили, но отныне их навеки связала общая трагедия. Волна отчаяния захлестнула ее: она вдруг поняла, что ни за убийство матери, ни за убийство Беппе никого не настигнет правосудие. Война прокладывала путь самым чудовищным преступлениям и покрывала их.

— Беппе пытался спасти Джемму. Он умер так, как хотел бы умереть: как воин.

Роза похлопала ее по руке.

— Он был замечательным человеком, настоящим исполином, мой отец тоже его любил.

Мария кивнула, натянуто улыбнувшись.

— Марко совершенно опустошен. Ему очень тяжко, ведь мы уже потеряли Альдо.

— Это верно. — Роза с болью в сердце вспомнила Альдо. — Я благодарна Марко, что он пытается спасти Сандро и моего отца. — Она помолчала, в голове от горя все расплывалось, будто в тумане. — Но кто помогает Марко, если Беппе нет?

— Элизабетта.

— И все? — Роза не скрывала отчаяния. Должен же быть хоть какой-то способ помочь. Она начала подниматься, но пошатнулась — от слабости у нее закружилась голова. — Может быть, я уговорю доктора…

— Нет, тебе нужно поправляться. — Мария потрепала ее по руке. — После выписки Эмедио подготовит тебе фальшивые документы и найдет жилье в Ватикане.

— Как же я брошу отца и Сандро в беде?

— Ты должна — ради них самих. — Мария с горящим взором подалась вперед. — Твой отец и Сандро тебя любят, если ты окажешься в безопасности, им будет легче.

— Откуда они узнают, где я?

— Марко доберется до них и найдет способ с ними связаться. Подумай о матери, Роза. Я сама мать и знаю точно: она хотела бы, чтобы ты жила той жизнью, которую даровал тебе Господь. Если ты уцелеешь, это и будет ей наградой. — Мария упрямо вскинула подбородок, в глазах у нее стояли слезы. — Живи в память о ней!

Роза внимала Марии затаив дыхание. Она почти слышала, как те же слова произносит ее мама.

— Роза, я знаю, мы исповедуем разные религии, но и ты, и я верим в справедливого и любящего Господа. Я знаю, это Он нас соединил, и теперь мы будем друг другу семьей. — Мария посмотрела на Розу: ее глаза полнились страданием, но в них светилась любовь. — И подумай о своем отце. Мы не раз пили с ним вино у нас в баре. Какой тост он произносит чаще всего?

Роза знала ответ:

— Лехаим.

Мария кивнула:

— За жизнь…

Слезы наполнили глаза Розы. Теперь казалось, что поплакать будет правильно, и она дала им пролиться.

Глава сто двадцать вторая

Элизабетта стояла рядом с Марко на вокзале в ожидании поезда на Карпи. Ужасные события этого дня ее подкосили, а ему было еще хуже. Оба хранили молчание, Элизабетта никогда не видела Марко таким угрюмым.

Его глаза оставались сухими, но мрачный взгляд все метался, словно не мог найти покоя даже на мгновение. Обычно прямая спина Марко ссутулилась, словно под непосильным грузом.

Вокруг на платформе мужчины и женщины беседовали, курили, читали книги и газеты. Элизабетта присмотрелась к заголовкам, но новостей о rastrellamento не заметила. Ватикан до сих пор не сделал никакого заявления, и Элизабетта уже начала опасаться, что и не сделает.

Элизабетта гадала: действительно ли им с Марко удастся спасти Сандро и его отца? У Марко был план, однако он им с Элизабеттой пока не поделился, а она не стала настаивать, ведь у него случилось такое горе.

Похоже, Марко был партизаном, следовательно, у него, в отличие от Элизабетты, имелся боевой опыт. Это девочек в Балилле учили крутить обручи, а мальчиков — стрелять из винтовок.

Она взглянула на часы, тревожась, что поезд еще не подошел. Повернулась к расписанию, которое висело на доске под стеклом.

— Посмотри, Марко. Ведь поезд уже должен отправляться… Еще десять минут назад. Может, что-то случилось?

Марко даже не взглянул на расписание.

— Не знаю. Хочешь, спрошу у кого-нибудь?

— Нет, и так сойдет. — Элизабетта заметила, что он даже не повернул головы в сторону расписания поездов. Ей тут же вспомнился его корявый почерк с кучей ошибок.

— Ну вот и поезд. — Марко указал на пассажиров, устремившихся к вагонам, а потом они с Элизабеттой присоединились к толпе. Он помог ей подняться по ступенькам, а затем вскарабкался сам. В вагоне было жарко, грязно и накурено. Они нашли два места и сели.

Поезд тронулся, отъезжая от перрона, и Элизабетта выглянула в окно — тоже чумазое. После полудня небо потемнело, в Карпи они должны были приехать только к позднему вечеру.

Марко поерзал на сиденье.

— Тебе лучше бы поспать. Ночью не до того будет.

— Я не устала.

— Еще как устала.

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю, какой вид у тебя бывает, когда ты устаешь. У тебя глаза становятся как щелочки. Ты щуришься.

Неужели он прав? Она посмотрела на него, но Марко разглядывал других пассажиров, которые болтали, курили или читали. Поезд ритмично загрохотал, набирая ход, и вскоре Рим остался позади.

— Закрывай глаза, Элизабетта. Как приедем, я тебя разбужу.

Однако Элизабетта не могла спать и знала, что Марко тоже не до сна.

— Соболезную. Жаль, что так вышло с твоим отцом.

— Спасибо.

— Если хочешь, можем поговорить об этом. Я знаю, как ты его любил. Он был замечательным человеком.

Марко посмотрел на нее:

— И твой отец тоже. Теперь я это знаю.

Элизабетта ничего не поняла.

— Ты о чем?

— Помнишь тот вечер, когда мы собирались вдвоем поужинать? Мы столкнулись с тем рыжим типом, который на тебя накричал? Он еще сказал, что руки твоему отцу сломали фашисты?

— Да… — припомнила Элизабетта и с любопытством посмотрела на него. В тот вечер она вернула Марко кольцо.

— Он говорил правду. Отец мне все рассказал.

— Серьезно? — недоверчиво переспросила Элизабетта и нетерпеливо поерзала на сиденье. — Так что именно произошло?

— Твой отец закрасил фашистский лозунг в Трастевере. За это они и сломали ему руки. Мой па его предупреждал, и Людовико даже уехал из города, но вернулся слишком быстро. — Марко понизил голос. — Видела тех громил из ОВРА, которые убили отца и Джемму? Это они и были.

— Боже… — содрогнулась Элизабетта. — Я и понятия ни о чем не имела…

— Твой отец не хотел, чтобы ты знала. Так сказал тот человек. Людовико врал, чтобы тебя защитить.

— Я даже не подозревала, что он меня обманывает. Я ему верила. — От сожаления у Элизабетты заныло в груди. — Как же я ошибалась…

— Нет. Конечно, ты верила своему отцу. Ты ведь его любила.

— Но совсем не ценила. Мне казалось, я хорошо его знаю, но это было не так. Я горжусь им, только вот поняла это слишком поздно.

— Еще не поздно. Ты можешь всю жизнь им гордиться. Здорово, что ты все узнала, пусть хотя бы сейчас.

Элизабетта, охваченная болью, покосилась в окно, на проносящийся за ним деревенский пейзаж.

Марко с хрипом кашлянул.