Том Холт - Александр у края света
В первый мой день в должности Синтагмарха Пчел сержант отвел меня в дальний конец лагеря, куда никто не заглядывал, и представил моим новым подчиненным. Там их было что-то около десяти миллионов, разделенных на двадцать пять ульев, каждый под командованием королевы, а те, надо полагать, подчинялись непосредственно мне. Первым делом они прогнали меня три раза вокруг расположения и искусали все ноги. Тут-то я и обнаружил, к крайнему своему огорчению, что у меня непереносимость к пчелиным укусам.
Вообще-то я должен был знать. Возможно, ты помнишь, как-то летом — думаю, мне было восемь или девять — меня под подбородок укусила пчела, вся шея раздулась, как бурдюк, и целую недели все были уверены, что я помру. Похоже, я отношусь к тем людям, которые очень плохо переносят пчелиный яд, потому что на второй день Синтагмарх Пчел чувствовал себя столь скверно, что смог только выползти из постели, свалиться на пол и остаться лежать мордой вниз.
Да, я совершенно готов был на этом и закончить службу в корпусе инженеров, и какая разница, что это означало также и конец карьеры в македонской армии? Но прежде, чем я оправился настолько, чтобы доползти до шатра Его Величества и сдать пост, явился мой сержант, ведя в поводу пару скифов. Выглядели они по-настоящему опасно — ну да ты все о них знаешь — и я как раз собрался спросить сержанта, кто это его научил водить в расположение части кровожадных каннибалов, однако он первым сообщил, что эти скифы — эксперты во всем, что касается пчел, включая и их укусы.
Короче говоря, скифы вручили мне большой горшок мази от укусов, которая вытягивала яд до того, как он успевал причинить вред, еще один горшок другой мази, держащей пчел на расстоянии, и обе эти мази, поверишь ли, прекрасно работали, хотя запашок был еще тот.
Даже если бы они на том и покончили, было бы уже прекрасно, но нет.
О, упоминал ли я, что пчелиные укусы, помимо того, что меня с них разносит, еще и страшно болючие? Так вот они да. Я чувствовал себя так, будто во все суставы мне насыпали гравия, и когда я на следующий день сказал об этом скифским мудрецам, они только переглянулись и кивнули.
— С этим мы можем тебе помочь, — сказали они.
Я был до того впечатлен теми мазями, которые они мне уже вручили, что без лишних сомнений использовал бы все, что они советуют. Но надо отдать им должное, они пытались меня предупредить.
— Эти листья, — сказали они, — считаются у нашего народа лекарством великой силы. Когда мы печальны или несчастны, то кидаем несколько щепоток в костер, и через несколько минут уже пляшем, поем и хохочем, и грусти как не бывало. Это похоже, как когда сильно напьешься, — продолжали они, — только мы замечали раньше, что время от времени человек делается таким счастливым от дыма, что если споткнется во время танца и упадет в костер, то так и лежит, и если друзья не вытащат его сразу, то может и сгореть, счастливый. От волшебного дыма, видишь ли, ты перестаешь чувствовать боль; поэтому мы побаиваемся давать его чужеземцам, к нему непривычным. Ты удивишься, — продолжали они, — какой силой он обладает. Человек может потерять жену, дети могут умереть у него на глазах, а он ничего не почувствует, так и будет сидеть, ухмыляясь и бормоча. Поэтому будь осторожен с этим, вот и все, что мы тебе скажем. Человек, который не чувствует боли, может стать очень опасен и для себя самого, и для других.
— Хорошо, — сказал я. — Я вас понял. Если ваши листья лечат боль от укусов, то остальное мне неважно.
И они дали мне большой горшок этих листьев; как только они ушли, я кинул пригоршню в огонь и стал ждать, что будет.
Брат, это было потрясающе. Через несколько минут вся боль в суставах пропала; да что там, я вообще перестал чувствовать тело. На самом деле это ощущение напомнило мне о Платоне...
(— Ты читал Платона? — спросил я.
Эвдемон нахмурился.
— Ну, да, — сказал он. — У парня, с которым я служил, была копия. Иногда становилось до того скучно, что годилась любую хрень. А Платон был приятным разнообразием среди бесконечных надписей "Произведено в Аттике" на горлышках винных амфор).
— Так вот я имею в виду тот кусок у Платона, где он говорит о совершенном или идеальном состоянии бытия, когда мы освобождаемся от тела и всех мирских уз и существуем, как создания чистой мысли, что, как я понимаю, философы считают хорошим времяпровождением. Само собой, просто куча дерьма, если перестать читать и немного подумать; но после пары вдохов того дыма именно так я себя и чувствовал и даже в некотором смысле получал от этого удовольствие. В общем, с болью от укусов я попрощался, а через час или около того меня отпустило и я вернулся в нормальное состояние. Разумеется, укусы снова разболелись, но уже не так сильно, поскольку мазь тоже делала свое дело; по крайней мере я мог перемещаться и дошел до столовой, не разрыдавшись по пути.
Теперь, когда я был способен как минимум выжить, я взял себя в руки и стал овладевать наукой о пчелах. И уж поверь мне, тут было чему учиться. К счастью, было у кого — у тех двух скифов; я переговорил с их командиром и забрал обоих себе. Они ничуть не возражали; это избавило их от муштры, да к тому же я чуть-чуть поднял им жалование — я был готов на что угодно, лишь бы они были довольны и приняли на себя мою ношу.
В общем, они научили меня, как делать и ремонтировать ульи — сшивая куски коры или сплетая ивовые прутья и обмазывая снаружи глиной, чтобы маленьким поганцам было тепло и сухо. Кору, между прочим, тоже надо выбирать с умом; некоторые виды деревьев им не по вкусу, например, тис или дикая яблоня. Они научили меня, какие растения следует собирать и разбрасывать вокруг ульев, чтобы пчелы всегда возвращались домой: их привлекают бальзам, шафран и воскоцветник, что еще раз говорит нам, что о вкусах не спорят. Что еще важнее, они показали, как усмирять пчел, когда они делаются сварливыми и начинают роиться: всего-то делов, набрать большую горсть пыли и швырнуть в рой, и они сразу успокоятся. В первый раз это просто поразительно. Они показали, как распознавать матку по размеру и как обрывать ей крылья, чтобы она не могла сбежать из улья; грязный прием, если хочешь знать мое мнение, но на войне, как на войне.
Они сделали мне дымовуху и большую шляпу с сеткой, которые помогали избежать смерти от укусов; но все равно я ходил покусанный, а их вообще не трогали. Когда я спросил их об этом, они сказали — это потому, что мы друг друга понимаем. Через некоторое время, сказали они, ты научишься с ними общаться, по крайней мере, на самом простом уровне. Все дело в том, как ты движешься; если расслабиться, успокоиться и не дергаться, они перестанут видеть в тебе угрозу и жалить. Конечно, я решил, что они меня дурят; но чтоб мне сдохнуть, если все это не оказалось правдой и постепенно не стало моей второй натурой. Пчелы перестали мне досаждать, вообще не обращали на меня внимания, даже если я зарывался в них по локоть. Ты бы зарекся пить на всю жизнь, если бы увидел меня в самой середине бурлящей массы пчел, которые ползали по моим рукам и лицу и при этом не жалили.
В общем, благодаря исключительному прилежанию и усердию, я из состояния более или менее полного невежества относительно пчел дошел до того, что мог бы, наверное, зарабатывать на жизнь медом и воском. Очень впечатляет, тебе не кажется?
Да только смысл был не в этом. Царю Александру не нужны были мед и воск.
Ему было нужно секретное оружие, чтобы брать окруженные стенами азиатские города. С этой точки зрения от моих скифских друзей не было никакого проку. Да и ни от кого не было бы.
Даже если бы Эней Тактик дожил до наших дней (а он мог бы, насколько я знаю, но ради него самого надеюсь, что не дожил и я не встречусь с ним как-нибудь темной ночью), то и он не смог бы мне помочь по той простой причине, что ни он сам, ни кто-то еще до него ничего подобного не делали. Если Александр и получит свое секретное оружие, то именно мне предстояло стать тем, кто придумает, как именно.
— Ты рехнулся, — сказал Анахарсис, тот из скифов, который был постарше и поразговорчивее, когда я сообщил ему новости. — Это невозможно.
— О, — сказал я. — А почему нет?
Он закатил глаза. Скифы в этом деле настоящие мастера.
— Ну, — сказал он, — для начала царь хочет, чтобы ты перевозил пчел с места на место, да?
— Не просто перевозил, — ответил я. — Они должны отправляться туда, куда следует армия.
— Исключено, — сказал Анахарсис. — Если ты погрузишь ульи на телеги, то потеряешь пчел. Они улетят, вернуться — а улья-то и нет. Они не смогу его найти.
Я немного подумал. — Хорошо, — сказал я. — А что, если мы запечатаем ульи воском или глиной, пока мы в пути?
Он покачал головой.
— Они умрут, — сказал он. — Или передерутся и перебьют друг друга, или просто заснут. Забудь об этом.
