Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона
При первом же залпе обрушилась значительная часть здания, и некий Пандольфо Леупратти из Камерино упал вместе с обломками. Это был очень храбрый человек, всем известный бродяга. Он был изгнан из папских владений, и голова его была оценена почтенным синьором Вителли в четыреста пиастров за убийство Виченцо Вителли, который подвергся нападению вышеназванного Пандольфо и его друзей в то время, как ехал в своей карете, и по приказанию князя Лодовико Орсини был убит выстрелами из пищалей и кинжалами. Ошеломленный падением, Пандольфо не в силах был пошевельнуться; один из слуг сената, Каиди Листа, вооруженный коротким кинжалом, бросился к нему и ловко отрубил ему голову, которую поспешил затем отнести в крепость и поднести властям.
Вскоре второй пушечный залп разрушил другую часть стены, и вместе с нею упал граф ди Монтемелино из Перуджиа, который погиб среди развалин, изуродованный ядром.
После этого из дому вышел некий полковник Лоренцо, дворянин из Камерино, человек весьма богатый, который не раз давал доказательства своего мужества и пользовался большим уважением князя. Он решил, что не умрет, не отомстив за себя; он хотел выстрелить из пищали, но хотя он и привел ее в действие, однако — быть может, на то была воля божья — пищаль дала осечку, и в то же мгновение его самого сразила пуля. Выстрел этот был сделан бедняком, школьным учителем из Сан-Микеле. Но в то же время как последний направлялся к убитому, чтобы отрубить ему голову, в надежде получить за нее обещанную награду, его опередили другие, более проворные, а главное, более сильные, чем он. Они схватили кошелек, пояс, ружье, деньги и перстни полковника и отрубили ему голову.
Когда умерли эти люди, на которых князь Лодовико больше всего полагался, он пал духом, и стало ясно, что он совершенно перестал действовать. Синьор Филенфи, его домоправитель и секретарь, одетый в штатское платье, махнул с балкона белым платком в знак того, что сдается. Он вышел на улицу, и, согласно военным обычаям, Ансельмо Суардо, военачальник городских властей, под руку отвел его в крепость. Будучи немедленно подвергнут допросу, синьор Филенфи сказал, что нисколько не виноват во всем случившемся, так как только в канун Рождества вернулся из Венеции, где его задержали на несколько дней дела князя.
Его спросили, сколько людей находится при князе.
— Человек двадцать или тридцать, — сказал он.
На требование назвать их имена он ответил, что человек девять или десять из них — лица знатного происхождения, — так же как и он, обедали за столом князя, а потому имена их ему известны, но что остальных людей — бродяг, лишь недавно прибывших к князю, — он совершенно не знает.
Он назвал тринадцать человек, включая брата полковника Ливеротто.
Вскоре загрохотали пушки, установленные на городских стенах. Чтобы помешать людям князя ускользнуть, солдаты разместились в соседних домах. Вышеназванный князь, подвергавшийся такой же опасности, как и те трое, смерть которых мы описали, сказал окружавшим его людям, чтобы они держались, пока не получат написанного его рукой письма с условным знаком; а затем он сдался тому самому Ансельмо Суардо, о котором мы уже упоминали. И так как из-за огромной толпы народа и воздвигнутых на улицах заграждений нельзя было везти его в карете, как было приказано, то решили, что он пойдет пешком.
Он шагал, окруженный людьми Марчелло Аккорамбони; по бокам его шли синьоры condottieri[35], Ансельмо Суардо, другие военачальники и дворяне города, все хорошо вооруженные. За ними следовал многочисленный отряд вооруженных горожан и солдат. Князь Лодовико шел в темной одежде; сбоку у него висел стилет, плащ был перекинут через плечо с большим изяществом. Презрительно улыбаясь, он сказал: «Если бы только я захотел сражаться!», — словно желая дать понять, что победа была бы за ним. Оказавшись перед городскими властями, он сначала поклонился им, а затем сказал:
— Синьоры, я пленник этого дворянина (при этом он указал на синьора Ансельмо), и мне очень неприятно всё то, что произошло, но это случилось не по моей вине.
Начальник стражи приказал отнять у князя стилет, висевший у него сбоку; тогда, облокотившись на оконную решетку, князь начал стричь себе ногти маленькими ножницами, которые нашел на подоконнике.
Его спросили, что за люди были с ним в доме; в числе прочих он назвал полковника Ливеротто и графа ди Монтемелино, о которых уже было сказано выше, добавив при этом, что за выкуп первого из них он дал бы десять тысяч пиастров, а за второго отдал бы свою кровь. Он потребовал, чтобы ему отвели помещение, подобающее человеку его звания. Получив согласие, он собственноручно написал своим людям, приказывая им сдаться, и в качестве условного знака приложил к письму свой перстень. Он сказал синьору Ансельмо, что дарит ему свою пищаль и шпагу, и попросил, чтобы, найдя в доме это оружие, он сам воспользовался им из любви к нему, ибо это оружие дворянина, а не простого солдата.
Солдаты вошли в дом и тщательно его обыскали. После переклички люди князя — их оказалось тридцать четыре — были попарно отведены в дворцовую тюрьму. Убитых оставили на съедение псам, а затем поспешили сообщить обо всем в Венецию.
Многие из солдат князя Лодовико, соучастники преступления, успели скрыться. Под угрозой разрушения домов и конфискации имущества было запрещено давать им убежище. За выдачу каждого бежавшего было обещано пятьдесят пиастров. Таким путем удалось нескольких найти.
Из Венеции к синьору Латино Орсини был отправлен в Кандию фрегат с приказом немедленно явиться по весьма важному делу; полагают, что он лишится своей должности.
Вчера утром, в день св. Стефана, все ожидали увидеть казнь упомянутого князя Лодовико или услышать, что он задушен в тюрьме; и все были удивлены, узнав, что этого не случилось, ибо такую птицу нельзя долго держать в клетке. Но в следующую ночь состоялся суд, и в день св. Иоанна, незадолго до рассвета, стало известно, что упомянутый синьор был задушен и что он умер, должным образом приготовившись к смерти. Его тело было немедленно перенесено в собор в сопровождении духовенства этой церкви и отцов иезуитов. Целый день труп лежал на столе посреди церкви, служа зрелищем для народа и примером для людей неопытных.
На следующий, день, согласно завещанию князя, тело его было перевезено в Венецию и там предано земле.
В субботу были повешены двое из его людей; первый, Фурио Саворньяно, был значительной особой, второй — человеком низкого звания.
В понедельник, предпоследний день того же года, повесили тринадцать человек, причем в числе их было несколько очень знатных. Еще двоих — капитана Сплендиано и графа Паганелло — провели через площадь, пытая раскаленными клещами; когда они прибыли на место казни, их жестоко избили, проломили им черепа и затем четвертовали, почти еще живых. Это были люди знатного происхождения; перед тем как предаться злу, они были очень богаты. Говорят, что именно граф Паганелло был убийцей синьоры Виттории Аккорамбони и проявил жестокость, о которой говорилось выше. Некоторые возражают на это, что в своем письме князь Лодовико утверждал, что убийство было совершено им собственноручно; но возможно, что он заявил это из тщеславия, подобного тому, какое он выказал в Риме, приказав убить Вителли, а может быть, для того чтобы заслужить еще большее расположение князя Вирджинио Орсини.
Прежде чем нанести графу Паганелло смертельный удар, его несколько раз кололи под левую грудь, чтобы коснуться сердца, как он сам делал это с несчастной синьорой Витторией. Вследствие этого из его груди хлынул целый поток крови. Ко всеобщему удивлению, он все же прожил после этого больше получаса. Это был человек сорока пяти лет, обладавший, по-видимому, большой силой.
Виселицы всё еще стоят, так как в первый же день после праздника должна совершиться казнь остальных девятнадцати. Но ввиду того что палач страшно устал, а народ, насмотревшись на столько смертей, до крайности угнетен, казнь откладывается на два дня. Едва ли кому-нибудь из виновных будет дарована жизнь. Может быть, исключение будет сделано только для одного из приближенных князя Лодовико — для синьора Филенфи, его домоправителя, который выбивается из сил — и это вполне понятно, — стараясь доказать, что не принимал никакого участия в том, что произошло.
Даже самые престарелые жители Падуи не припомнят, чтобы когда-либо был вынесен более справедливый приговор, осуждающий на смерть стольких людей одновременно. И эти синьоры (венецианские) снискали себе доброе имя и славу у самых цивилизованных наций.
Добавлено другим почерком:Франческо Филенфи, секретарь и maestro di casa[36], был приговорен к пятнадцати годам тюрьмы. Кравчий (coppiere) Онорио Адами да Фермо и двое других — к одному году тюрьмы; семеро были отправлены на галеры в ножных кандалах, и, наконец, семеро были отпущены на свободу.
