Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник
Самыми, пожалуй, убедительными являлись листки, распространяемые среди обывателей, приукрашенные еще и воображением распространителей и чтецов этих самых листков.
Когда воевода Басманов привел свое войско к Дмитрию Ивановичу не как к царевичу, а как к царю с повинной, и в доказательство верности доставил узника Ивана Годунова, государь принял Басманова милостиво. И тогда князь Голицын бил челом от имени бояр, дворян и всей рати:
— Сын Иванов! Войско вручает тебе державу Руси и ждет твоего милосердия. Обольщенные Борисом, мы долго противились нашему царю законному, ныне же, узнав истину, все единодушно тебе присягнули. Иди на престол родительский, царствуй счастливо и многие лета! Враги твои, клевреты Борисовы, в узах. Если Москва дерзнет быть строптивою, то смирим ее. Иди с нами в столицу венчаться на царство!
Вот с этой речью князя Голицына и был распространяемый по Москве листок. Его переслал Богдану Григорий Митьков, а вместе с отпиской весьма предусмотрительно и нескольких свидетелей этой речи. Вот почему москвичи более всего возбуждались, когда слушали тех, кто самолично присутствовал при этом столь волнующем и великом событии.
Но одного письменного свидетельства мало. Нужны слова самого Дмитрия Ивановича, уже провозглашенного царем. Но вот этого сделать не удалось. Богдан уже несколько раз посылал гонцов с подобной просьбой, царь откликался, но все, кого он посылал с призывными письмами, оказывались в Казенном дворе. Скорее всего, в самой близости от Дмитрия Ивановича притулился изменник, знающий каждое дыхание своего господина.
Никак не удавалось договориться и с главой Казенного двора, чтобы тот устроил побег перехваченным посланцам. А если такое невозможно, хотя бы заполучить письма.
— Писем при них нет. Федор забирает их к себе. А посланцев Дмитрия Ивановича ежедневно, почитай, пытают. Исчезнет один из них, меня в пыточную потянут. Семен Годунов не пощадит моих седин.
Где выход? Разоблачить предателя, что у руки царя Дмитрия, вот так, сразу, не удастся. А время упускать нет смысла. Надо спешить, пока есть почти всенародная поддержка. Значит, либо обманом миновать заслоны верных Федору ратников, либо убрать эти самые заслоны силой. Хитрость может принести удачу, если подключить Григория Митькова и пустить по его каналам, но есть великий риск: у Митькова посланцы из мужиков, пристроился он к какому-либо обозу с зерном и, как возница, в Москве. Боярина же или дворянина, (а с призывным письмом разве пошлешь неродовитого), как ни переодевай, он так и останется вельможей. Снимут с брички за милую душу.
Выходит, лучшее из всего — сила. Она — самая надежная штука. Вполне можно привлечь казаков атамана Корелы. Они выдержали многомесячную осаду, отбили все штурмы, более того, дерзкой вылазкой Корела переманил на свою сторону многие сотни казаков, которые были в осадных войсках, и этим начисто освободился от осадного сидения. Теперь у него руки развязаны. Главное же в том, что атаман Корела стал всенародно известным своей храбростью, ратной смекалкой, и вряд ли московские стрельцы и кремлевская стража станет серьезно ему противостоять. Разбегутся с перепугу.
Однако, чтобы действовать наверняка, нужно знать силы, поддерживающие Федора не в общем количестве, как это знал Бельский, как оружничий и участник Думы, а более подробно. И он решил посоветоваться с князьями Мстиславским и Воротынским. Их совместные знания показали существующую расстановку сил: Федор Годунов все еще не так беспомощен, как видится с первого взгляда. На Оке охраняют переправы несколько тысяч дворцовых стрельцов и никак не поддаются уговору перейти на сторону царя Дмитрия. Более того, они отбили все попытки передовых отрядов, идущих на Москву, переправиться через реку.
Стало быть, нужно посланцев Дмитрия Ивановича повезти кружным путем, чтобы обойти заслоны стороной.
Но и в самою Москву проникнуть сложно. На воротах Земляного, Белого города и Китай-города стоит стража верных Федору Годунову людей из дворцовых стрельцов, на стенах же Кремля установлены пушки. Соберись толпа послушать письмо-призыв, тут же вжарят из пушек, которых вполне достаточно, и толпа моментально разбежится. Да еще в Кремле тысячи две стрельцов, детей боярских и дворян выборных, готовых царя защищать. Выскочат сотни две-три из ворот, схватят посланцев, и не сможет толпа их отбить.
Все так, но Иван Воротынский предложил именно то, о чем не единожды думал сам Богдан:
— Атамана Корелу можно подтянуть. Ему ничего не нужно будет разжевывать, он ловчее нас все сделает так, что комар носа не подточит.
— Корела или кто другой, но к Москве желательно подходить не по Калужской или Рязанской дорогам, а со стороны Ярославля. Двух зайцев можно убить: без помех подойти к Москве, остановившись, предположим, в Красном Селе, и не менее важно — перекрыть пути подвоза в город хлеба и иных продуктов. С юга ничего не поступает, а если еще с Поволжья северо-западного не пойдет, народ легче возбудится.
— Верно. Спасибо, други. Думаю, через пару недель Корела займет Красное Село.
Чуть больше времени прошло, пока Корела с казаками двигался кружным путем, но это не имело существенного значения, ибо князь Мстиславский, как первый советник Федора, и оружничий Бельский, как глава Сыска, говорили более об успехах в борьбе, как они называли при Федоре, с Самозванцем, тем самым убаюкивая молодого Годунова. Разрядный приказ, на главного дьяка которого влиял князь Воротынский, тоже не настораживал дурными вестями. По его словам, все шло хорошо: Оку Самозванец не одолеет, ну, а если вздумает возбудиться Москва, Кремль готов к усмирению бунтарей.
Даже когда атаман Корела с казаками занял Красное Село, Федору не сразу об этом сообщили, ибо подобный доклад мог усложнить осуществление задуманного. Им теперь предстояло все сделать так, чтобы исключить любой неуспех. Необходима была встреча с самим атаманом Корелой, и Бельский предложил князьям Мстиславскому и Воротынскому съездить всем вместе в Красное Село для уточнения слухов, что там казаки.
Поездка оказалась весьма удачной. Атаман Корела рассказал о своих намерениях, рассчитанных на дерзкость и полную неожиданность, и все с ним согласились.
— Две просьбы к вам, князья-бояре. Первая. Не мешайте мне. Вас не должно быть на Красной площади, но хорошо бы, чтобы и стрельцов там не было, когда народ начнет собираться. Потом пусть машут кулаками, если удастся. Второе. Можете ли поспособствовать, чтобы не пролилась кровь, когда я стану брать Казенный двор?
— Постараемся, — ответил за всех Богдан. — Я сам поговорю с главой, настрою его не сопротивляться. Но и вы не троньте его.
— Мои казаки никого пальцем не тронут. А москвичи? Это уж не моя забота. Я горожан остепенять не стану. Не до того мне будет. Мне, главное, Федора взять под стражу. А прежде того дворян Пушкина и Плещеева доставить на Лобное место.
С Корелой все согласовано, теперь их забота, как отвлечь Федора Годунова, чтобы ему не вдруг стало известно о начале столь рокового для него события.
Князь Мстиславский предлагает:
— Я с самого утра займу его докладами о делах державных. О пошлинах, но более о недоимках. Затяну разговор.
— Не лучше ли собрать Думу, где мы поведаем думцам о нашей поездке в Красное Село для проверки реальности слухов? Повернем дело так, будто казаки имеют целью перерезать Ярославскую и Тверскую дороги. Попугаем крупными силами казаков. Предложим звать главу Разрядного приказа, чтобы определить ему срок подготовки ратной силы против казаков. Вот и протянется нужное время.
— Разумно, — поддержал оружничего князь Иван Воротынский. — Я с утра — в Разрядный приказ. Подготовлю дьяка, что грядет приглашение в Думу и о чем там пойдет речь.
С молитвой к Господу, посодействовал бы удаче, Мстиславский и Бельский направились к Федору Годунову со своим предложением о внеочередной Думе. Срочной. С самого утра. Предстояло так насторожить наследника, чтобы он даже не помыслил отказать совету.
Задуманное ждалось. Наговорили они семь верст до небес, и Федор согласился собрать срочную Думу, вовсе не предполагая возможного подвоха, и хотя Семен Годунов, продолжавший свое сыскное дело и при молодом царе, часом позже пытался насторожить юного родственника, но тот отмахнулся:
— Нельзя подозревать преданных слуг. Я верю Мстиславскому и Бельскому.
— Не пожалеть бы!
— Ступай, ступай. Я не желаю начинать царствование с пыток.
Дума приступила к работе как раз в тот час, когда все жители Красного Села, коих сумел уговорить Корела, дружной толпой двинулись к Земляным воротам, а казаки смешались с этой толпой. Пока воротники пытались понять, чего ради столь великой толпой — в город, их моментально скрутили и отвели в надвратную башню. На воротах встали казаки атамана.
