Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая
Моннуар не собирался разлучать вновь обретенного правнука с его приемным отцом; да и сыну гильотинированного это не улыбалось. Но трех миллионов уже не было; оставался лишь полуразвалившийся особняк и пожизненный доход в несколько сот франков, завещанный теткой, умершей чуть не сто лет назад.
— И на эти деньги можно прожить, — говорил тряпичник, — в особенности если вдобавок работать.
Эти слова покоробили старого графа, разбиравшегося в современной ему жизни не более, чем Спящая Красавица. Однако приходилось подчиняться обстоятельствам. Все богатства Моннуара исчезли; ни Девис-Рота, ни злосчастных слуг не нашли, и можно было биться об заклад, что все трое умерщвлены. Граф сообщил властям о пропаже значительных ценностей, которые он поручил слугам перенести, но все рассказать не решился, и следствие ни к чему не привело, как это обычно бывает, когда за дело берется полиция.
Графу пришлось изучать азы социальной науки в том возрасте, когда многие его сверстники давно находились в могиле. Уяснить, что представлял собою Девис-Рот, помогла ему вдова Марсель. Жадная старуха, явившись к графу, представила, хотя и с опозданием, доказательства преступности иезуита. Она не верила в его смерть и хотела заручиться поддержкой Моннуара. К тому же вдова вообразила, что сообщит графу кое-что новое о судьбе правнука, в то время как тот уже нашелся…
Когда граф принял ее, она не сразу заметила тряпичника с ребенком (ведь они были плохо одеты). Все же инстинктивно почувствовала, что попала впросак.
— Ваша милость, — начала она, сверля графа взглядом, — я прочла в газетах, что вы все еще ищете правнука. У меня есть сведения, которые облегчат ваши поиски.
— Он уже найден!
Мегера опешила, но тотчас же успокоилась, решив, что показания Анны Фигье все же окажутся полезными и за них можно будет получить деньги, если старик захочет узнать историю похищения ребенка.
— Тогда мне остается только уйти, — промолвила она.
— Одну минуточку, почтеннейшая, — вмешался бывший тряпичник. — Раз у вас есть какие-то сведения и вы настолько добры, что пришли сообщить их нам, то зачем же уходить, не сделав этого?
Он говорил вежливо, манеры его были учтивы, но его худоба и суровое выражение энергичного лица пугали вдову Марсель.
— Я сказала лишь о том, что мне лично известно, — о существовании похищенного ребенка, — ответила она. — Остальные сведения принадлежат не мне и могут быть получены только за плату.
Граф приподнялся на постели, а высокий худой старик, говоривший с вдовой Марсель, запер дверь и сжал ключ в своей костлявой руке.
— Зачем вы заперли дверь? — спросила она.
— Около года тому назад я усыновил этого ребенка. Мы хотим знать, как его похитили.
— Но мне известно лишь то, что я вам сказала.
— А что вы собираетесь делать с бумагой, которая у вас в руке?
— Это не мое…
Она не успела кончить: высокий худой человек выхватил у нее уже знакомый нам документ и передал графу. Тот прочел его с величайшим удивлением, не веря глазам. Это быта та половина листа, где находилась подпись Анны Фигье.
— Вам следовало бы знать, — заметил тряпичник, — что все сведения, касающиеся этого мальчика, должны быть сообщены его прадеду. Вам заплатят, не беспокойтесь; но шантажировать себя мы не позволим.
Граф, сам того не замечая, читал вслух.
— Верно, — сказал мальчуган, — я жил у тетки Крюше. А что было раньше — не помню.
Имя Девис-Рота поразило старика.
— У кого другая половина этого листа? — осведомился тряпичник.
— Не могу сказать, — ответила вдова Марсель, возлагавшая теперь все надежды на Гренюша.
— Тогда мы заплатим вам за эту часть документа лишь небольшую сумму. Остальное получите, когда принесете то, чего не хватает. Но помните: никакого шантажа!
У старого графа хранилось в бюро четыреста франков, двести вручили вдове Марсель, а двести оставили на расходы, пока не будет решено, как жить дальше. И старая ведьма, кипя бешенством, вернулась в переулок Мулен. «Слава богу, Гренюш ни о чем не знает, — думала она, — а за оставшуюся у него часть показаний можно будет содрать подороже!»
* * *Оставшись вдвоем, старики начали совещаться. Граф упорно не хотел верить в виновность Девис-Рота.
— Обстоятельства заставят вас поверить! — заметил тряпичник.
Моннуар был рад, что от него не требуют немедленного ответа. Он все еще надеялся, что, быть может, Девис-Рот и не виноват. Граф был так счастлив, найдя правнука, что больше ни о чем не хотел думать. Он заставил Малыша рассказать ему все, что тот помнил о своей жизни, жалкой жизни беспризорного ребенка. Старик, не ведавший доныне, что такое горькая нужда, был потрясен до глубины души. Его правнука, не знавшего даже как его зовут, подобрал другой несчастный, тоже без имени… Малыш и сын гильотинированного, оба в лохмотьях, дрожа от холода, бродили ночами по городу, глухому к их участи, и только взаимная дружба согревала их.
— Не умиляться нужно, — заметил тряпичник, — а трезво смотреть на жизнь. Вот вы не хотите признать Девис-Рота виновным; ладно, подождем, но по крайней мере позвольте мне не терять времени даром!
И он записал на клочке бумаги адрес Анны Фигье. Однако вдова Марсель это предусмотрела, и тряпичнику не удалось застать Анну: бедная женщина была так напугана шантажисткой, что боялась возвращаться домой до наступления ночи.
— В конце концов я ее встречу, — решил сын гильотинированного и отправился к своим друзьям-художникам рассказать о необычайном происшествии, которое сделало Малыша наследником миллионера, правда, уже лишившегося своих миллионов.
Улики, собранные против Девис-Рота, облегчили бы Кервану выполнение того, что он задумал, если бы правосудие не становилось слепым и глухим, когда дело шло о некоторых людях…
LXIV. Расколот, как орех…
Лезорн стал на улице Дез-Орм своим человеком и привык к царившему там изобилию. Сделавшись в конце концов полновластным хозяином дома, он, конечно, не зевал. Но его планы шли еще дальше.
Олимпия предложила ему должность управителя. Она была уверена, что на «этого честного Бродара» вполне можно положиться. Мало-помалу он начал распоряжаться всем ее состоянием; ясное дело, кое-что прилипало к его рукам. Все считали естественным, что мнимый Бродар ведет дела «графини», и он мог заключать от ее имени и без ее ведома крупные сделки.
Олимпия уже много лет мечтала о путешествии. Теперь, когда было кому доверить дом, подруги решили провести несколько месяцев за границей, где-нибудь на приморском курорте, — словом, там, куда ездит весь высший свет. Они взяли с собою Розу и запаслись большой суммой денег, которой, впрочем, хватило ненадолго. Недели через две Лезорн получил такое письмо:
«Господину Бродару, управителю, Нуази, улица. Дез-Орм, дом №…
Дорогой Бродар, пришлите мне обратной почтой несколько тысяч франков. У нас нет ни гроша, и мы влезли в долги. Продайте что-нибудь, займите, заложите, — словом, сделайте что угодно, но раздобудьте нам несколько тысчонок; чем больше тем лучше. Перешлите их в Ниццу, Гранд-Отель.
Ваш друг Олимпия, графиня де Болье».Письмо пришло как нельзя более кстати для Лезорна: он не рассчитывал, что ему так повезет. Заверив свои полномочия у нотариуса, он отыскал свидетелей, подписавших за несколько стаканов вина все необходимые документы, и оказался обладателем кругленькой суммы. Лишь небольшую часть ее Лезорн отправил в Ниццу, прося прислать новую доверенность с еще более широкими правами, чтобы дать ему возможность снабжать Олимпию деньгами и впредь.
Глупец-аббат время от времени наведывался узнать, как поживают дамы, и Лезорн решил использовать его в своих интересах. Прежде всего от имени Олимпии передал ничего не подозревавшему простаку небольшой дар в пользу его церкви.
— Даже если графиня поселится за границей навсегда, — сказал управитель, — она не забудет ни бедняков из прихода вашего преподобия, ни вашего храма!
Затем Лезорн попросил оказать ему содействие в продаже дома графини, поскольку ей нужны деньги. Аббат охотно взялся за это и вскоре нашел покупательницу среди набожных дур — своих прихожанок.
Итак, отныне Лезорн был облечен неограниченными полномочиями, а частые посещения долговязого аббата обеспечивали ему безопасность. Бандит готовился прикарманить то, что осталось у Олимпии после всех расходов на графа де Мериа, на «христианские школы» и на многочисленные благотворительные общества.
Однажды вечером, во время переговоров с аббатом и его приятельницей насчет продажи дома, раздался звонок. Лезорн побледнел: он узнал эту манеру звонить.
Впорхнула Роза; она выглядела куда изящнее, чем ранее. К счастью для Лезорна, старая ханжа, которую аббат привел, чтобы окончательно сторговаться, не была знакома с Розой. Священник бросился навстречу вошедшей, а Лезорн поспешил помочь ей снять пальто.
