Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 2
Попытка критики боевых действий Минуция не привела к успеху, потому как при частичных неудачах в целом он провел кампанию успешно и одолел воинственный народ, подготовленный к борьбе с Римом еще африканцем Магоном. Тогда Порций сменил тактику и ударил полководца в спину. Дело в том, что Квинту пришлось больше сражаться с собственными солдатами, чем с лигурийцами. Привыкший к дисциплине Сципионова войска, Минуций был ошеломлен, обнаружив распущенность и неподготовленность полученных им легионов. Со свойственным ему темпераментом он взялся за воспитание солдат, прибегая к исправительным работам и розгам. С точки зрения старинных римских обычаев, в его крутых мерах не было ничего предосудительного, более того, прежде консулы использовали даже смертную казнь, как, например, Сципион — против сукронских мятежников. Но ревностный охранитель нравов предков Марк Катон всегда готов был осудить эти самые нравы, если того требовало святое дело травли политических соперников. Потому в этом случае черствый и жестокий Порций неожиданно сделался мягким и человечным. Он начал активно ратовать за гуманизм отношений в армии и призывал уважать в пьянствующем, предающемся на глазах полководца разврату солдате личность покорителя ойкумены и обладателя кучки серебра. Столичному плебсу, избалованному подачками и отвыкшему от ратных трудов, очень понравились речи нового Катона. Красноречиво живописуя проводившиеся и не проводившиеся Минуцием Термом экзекуции по отношению к трусам, дезертирам и растяпам, Порций запугал еще более трусливых, чем солдаты Минуция, обывателей и настроил их против проконсула. В шумном шквале возмущения, раздутом Катоновой глоткой, бесследно потонул голос Минуция, просящего триумф.
Терму было отказано в заслуженной почести. Ну а уж с торжественным въездом в Город Ацилия Глабриона Порцию пришлось смириться, и он утешался в этом несчастии тем, что вновь и вновь рассказывал всем подряд о своем фермопильском подвиге, сделавшем, по его заверению, возможным нынешний триумф Глабриона.
Затем ораторская команда Катона попыталась прославить поражение в Испании Луция Эмилия Павла, но претор вскоре разбил иберов и возвратился из провинции победителем. Большего успеха достигли катоновцы в нападках на другого Эмилия — товарища Павла — Лепида, который, исполнив претуру, сразу же выставил свою кандидатуру в консулы. Такая поспешность, свидетельствовавшая о неуемном честолюбии, как раз и стала поводом для его критики. Вкупе с Фульвиями и Фабиями Порций сумел так измусолить имя Эмилия в самых кислых словосочетаниях, что набил им оскомину плебсу, и на выборах толпа презрительно отвернулась от того, кого в дальнейшем много лет чтила как первого гражданина государства.
Консулами стали бесноватый честолюбец Марк Фульвий Нобилиор и «серая лошадка» Гней Манлий Вольсон. Успех противников Корнелиев был столь велик, что и в преторы в основном прошли их кандидаты. Лишь только Луцию Бебию — видному легату Сципиона, отличившемуся в Африке, удалось преодолеть вражеские редуты и пробиться к претуре, да и то благодаря богатству. Однако Бебию не повезло более всех прочих: на пути в доставшуюся ему провинцию Испанию он попал в засаду обозленных поражениями лигурийцев и, получив в схватке тяжелые раны, вскоре скончался.
Заручившись поддержкой вновь избранных магистратов, Катон стал действовать еще решительнее и предпринял самую авантюрную антисципионовскую акцию последних лет. Незадолго перед тем в Риме стало известно, что Сципионы благополучно завершили беспримерное путешествие и переправились с войском в Азию. Это событие вновь всколыхнуло любовь народа к представителям славного рода и повысило авторитет их столичных друзей, что поставило под угрозу надежды новых консулов получить вожделенное назначение в Азию. Вот тут-то и пошел по Риму слух, будто оба полководца были завлечены Антиохом в ловушку под предлогом переговоров о выдаче сына Публия Африканского и захвачены в плен, после чего сирийцы якобы напали на римский лагерь и уничтожили все войско без остатка. Катясь по городу, как снежный ком, эта сплетня обрастала все новыми устрашающими подробностями. Во всей своей абсурдности проявились импровизационные способности обывателей, и вскоре на площадях Рима говорили о том, что на костях Сципионов восстал весь Восток, этолийцы завоевали Грецию и, объединившись с азиатами, наступают на Италию широким фронтом, встрепенулся Филипп, оскалились дикие фракийцы.
В таких условиях, естественно, требовались энергичные ответные меры государства, и они были осуществлены: без особых разногласий консулам предоставили в управление Азию и Этолию, благо, агрессивным силам в сенате удалось замордовать этолийское посольство и спровоцировать продолжение войны. Так восторжествовала экспансионистская политика враждебных Сципиону кругов в лице тщеславных, чувствующих себя обделенными Фульвиев, Фуриев, Фабиев и алчных рыцарей наживы из катоновского лагеря.
Ведьмин дух сплетни о провале Сципионов в Азии, как и следовало ожидать, вскоре выдохся, дымовая завеса рассеялась, истина открылась всем взорам, но дело уже было сделано, и Манлий Вольсон, получивший по жребию командование в Азии вместо Луция Сципиона, довольно потирал руки. Не особенно был расстроен и Фульвий, полагавший, что и в Греции он сможет побуянить настолько, чтобы получить триумф. Катон выиграл в том, что проиграли Сципионы, а его сподвижники выстроились в очередь за азиатской добычей и наперебой записывались в войско Манлия, где их ждало обогащение.
В тот год удачи сыпались на стриженую голову Катона, как из рога изобилия. Отобрав триумф у Минуция Терма, он тут же получил возможность лишить консулата Эмилия Лепида, затем ему довелось навредить самим Сципионам и почти сразу же представился шанс свести счеты с Ацилием Глабрионом.
Наступила пора выборов цензоров. Среди кандидатов были такие видные фигуры как Тит Квинкций Фламинин, Публий Корнелий Сципион Назика и Марк Клавдий Марцелл. Несмотря на столь авторитетный перечень соискателей, к ним в соперники записались Марк Катон и его давний друг Луций Валерий Флакк, а также Маний Ацилий Глабрион, надеявшийся использовать свою свежую славу для получения престижной должности. Триумф Ацилия и сопровождавшие его подарки и впрямь были памятны народу, а потому Маний имел наивысший рейтинг на первом этапе предвыборной борьбы. Но затем нобили возмутились засильем в верхах «новых людей» и открыли по удачливому конкуренту стрельбу увесистыми обвинениями. Верные сподвижники Фульвиев и Фабиев Семпронии в лице двух своих представителей, являвшихся народными трибунами, привлекли Ацилия к суду за якобы утайку части военной добычи. Показания свидетелей были сумбурны и неопределенны ввиду значительных размеров самой добычи. И лишь Катон твердо заявил, будто не заметил во время триумфа золотых сосудов, каковыми любовался в Греции, и тем самым потопил своего командира, наградами которого он совсем недавно гордился. На первых двух из трех полагавшихся по закону слушаниях дела Ацилия присудили к уплате штрафа. Тогда Глабрион, обвинив знать в слепом недоброжелательстве, а Катона — в лжесвидетельстве и беспринципной угодливости пред нобилями, демонстративно отказался от соискания цензуры. Достигнув истинной цели, Семпронии прекратили судебное преследование Ацилия, и его, отныне никому не интересного, оставили в покое, напрочь забыв о третьем заседании суда.
Однако шумный и откровенно пропагандистский процесс скомпрометировал и Катона, исчерпав на данном этапе потребность толпы в злобных эмоциях, потому Порций тоже лишился внимания народа и вчистую проиграл выборы. Цензорами стали Тит Квинкций Фламинин и Марк Клавдий Марцелл, которые, кстати сказать, без колебаний записали первым гражданином Республики Публия Корнелия Сципиона Африканского.
Правда, упустив цензуру, на которую он в то время серьезно и не мог рассчитывать, Катон одержал более важную победу над нобилитетом. Оказывая услуги знати антисципионовской партии, Порций при их благодушном попустительстве провел через трибуна Квинта Теренция Куллеона, альянсом с которым составил самую ядовитую пару того десятилетия, закон о предоставлении гражданских прав детям вольноотпущенников. Тем самым он влил в ряды римлян массу потомков рабов-иноземцев со всего света, чем подорвал нравственное здоровье римского народа, но зато расширил свою социальную базу, заручившись поддержкой этих новых граждан, многие из которых, кроме всего прочего, были очень богаты.
В качестве реванша партия Сципиона нанесла противникам лишь комариный укус: Великий понтифик Публий Лициний Красс якобы по религиозным соображениям не отпустил в провинцию претора Фабия, являвшегося по совместительству жрецом. Это дело тоже вызвало шумиху, сопровождалось всевозможными публичными слушаниями и разбирательствами, однако на фоне достижений оппозиции выглядело смехотворно.
