Уилбур Смит - Троя. Падение царей
Перед ними возник оборванный отряд, человек двадцать или больше, некоторые — в доспехах, многие из них были ранены, и у всех были свирепые взгляды людей, перешагнувших через границы отчаяния. Из этой группы выступил вперед вожак, одетый в черное, с серебряной цепью на шее.
Он казался теперь более худым и седым, но кровь Геликаона застыла в жилах, когда он узнал микенского адмирала Менадоса.
— Что ж, Геликаон, странно повстречать тебя на ночной прогулке, — дружески сказал генерал. — Микенский предатель Каллиадес и Сжигатель — самые ненавистные враги Микен — и семья беженцев. Два мальчика. Дай-ка посмотреть… Один из этих мальчишек — не законный ли царь Трои?
Геликаон ничего не ответил, наблюдая за этими людьми, оценивая их силу, намечая, в каком порядке он их уложит. Они с Каллиадесом подались в стороны, чтобы дать друг другу место для замаха мечом.
— Благодаря тебе, Геликаон, я и эти храбрые люди теперь — изгои. Агамемнон не был доволен тем, что ты уничтожил весь микенский флот. Но мы можем вернуть себе царскую милость, если доставим ему последнего наследника Трои.
— Начинай игру, Менадос, — выплюнул Геликаон. — У нас нет времени, чтобы стоять тут всю ночь.
Краем глаза он увидел, как первые лучи солнца пронзили горизонт.
Менадос не обратил внимания на его слова, обратившись к Каллиадесу:
— Ты можешь присоединиться к нам, Каллиадес, ты ведь сам изгой. Мы идем не в Золотой город, а обратно в Микены, в Львиный зал, чтобы предстать перед судом Агамемнона, если он когда-нибудь туда вернется.
Каллиадес холодно ответил:
— Закон дороги гласит, что битва Геликаона — моя битва. Я буду стоять рядом с ним.
Менадос кивнул, как будто ожидал такого ответа.
— Верность высоко ценилась среди микенцев, хотя верность, похоже, часто хранили не тому человеку. Ты не первый микенский воин, который встал бок о бок с троянцами. Великий Аргуриос был моим товарищем. Мы вместе прошли через много битв. Я восхищался им больше, чем любым другим человеком. А теперь, Геликаон… когда в последний раз мы с тобой повстречались, ты выбрал путь милосердия. Без сомнения, сейчас ты об этом жалеешь. И ты сказал мне, что если мы когда-нибудь снова встретимся, ты вырежешь мне сердце и скормишь его воронам. Ты все еще собираешься это сделать?
Геликаон зарычал.
— Испытай меня, Менадос!
Кто-то позади Менадоса завопил:
— Давай уложим его, адмирал! Сжигатель проклят и должен умереть!
Еще один человек закричал:
— Боги с нами, господин! Они привели Сжигателя в наши руки!
Раздался хор соглашающихся голосов, и в предрассветной мгле Геликаон услышал, как мечи заскрипели по ножнам.
Менадос повернулся к своим людям и раздраженно сказал:
— Я говорил о верности и милосердии — о двух вещах, которыми раньше восхищались микенцы.
За спиной Геликаона один из мальчиков начал плакать от усталости и страха. Менадос вздохнул и вложил в ножны меч.
— Иди своей дорогой, Геликаон. Теперь мы в расчете. Я дарю тебе и твоим людям жизнь, так же, как однажды ты подарил жизнь мне. В память о великом Аргуриосе.
Среди людей Менадоса раздались сердитые крики, но никто из них не двинулся с места. Геликаон догадывался, что их верность Менадосу или их страх перед ним оказались сильнее, чем жажда мести.
Все еще держа мечи наготове, две воина осторожно прошли мимо микенцев. Андромаха с Астианаксом на бедре, держа Декса за руку, последовала за ними.
Продолжая быстро идти, Геликаон напряг зрение, чтобы рассмотреть вдалеке темный корпус «Ксантоса». Солнечный шар, поднимаясь из тумана справа от них, почти целиком показался из-за горизонта, а они все еще не добрались до цели.
— Мы не успеем, — сказал Каллиадес.
Сердце Геликаона упало. Каллиадес был прав. Невозможно было добраться до корабля, прежде чем он отплывет.
А потом с запада до них донесся крик. Геликаон помедлил и повернулся туда. По неровной земле к ним галопом скакал конь, перепрыгивая через канавы, всадник махал им рукой и что-то кричал. Когда он подскакал ближе, Геликаон увидел, что ездок носит доспехи троянского конника.
— Скорпиос! — восхищенно воскликнул Каллиадес. — Как, во имя Аида, ты здесь очутился? Мы думали, ты давно погиб!
— Это неважно! — закричал Геликаон. — Слезай, парень! Я не знаю, кто ты и что ты тут делаешь, но мне нужна эта лошадь!
Светловолосый конник быстро спешился, и Геликаон взлетел на спину его лошади. Он схватил поводья и ткнул животное пятками, посылая полным ходом на север, к реке. Он услышал, как сзади вновь прибывший спросил:
— Куда он забирает мою лошадь? И где Банокл?
Банокл наблюдал, как Каллиадес спустился по веревке в ночь. Потом услышал его голос, когда тот крикнул, прося факел. Банокл схватил факел со стены и бросил вниз. Он смотрел, как факел, вращаясь, ушел в темноту; потом воин вернулся в забитую людьми комнату и посмотрел, кого еще он мог бы спасти.
Но среди стольких раненых и умирающих не было никого, у кого хватило бы сил спуститься по веревке. Только лекарь.
Банокл коротко бросил мальчику:
— В путь, парень. Из окна задней комнаты свисает веревка до самой земли. Спускайся по ней и спасайся.
Мальчик продолжал зашивать разорванную кожу на голове воина. Повсюду была кровь, и пальцы Ксандера соскальзывали с бронзовой иглы, пока он работал. Не поднимая глаз, он ответил:
— Я остаюсь.
Банокл схватил мальчишку за тунику спереди и вздернул вверх, тряся, как крысу.
— Это не вежливая просьба, мальчик, а приказ. Ступай, когда я тебе говорю!
— При всем моем уважении, господин, — с покрасневшим лицом ответил лекарь, — я не воин, которым ты можешь командовать, и я не уйду. Я нужен здесь.
Банокл расстроено швырнул его на пол. Вряд ли он сможет силой заставить мальчишку уйти. Что же ему делать — выбросить его за окно?
Банокл пошел обратно в заднюю комнату и без колебаний обрезал веревку. Он подождал, ухмыляясь про себя, и вскоре услышал крик Каллиадеса:
— Банокл!
Перегнувшись через край окна, он крикнул вниз старому другу:
— Пусть Арес направит твое копье, Каллиадес!
После короткой паузы Каллиадес крикнул в ответ:
— Он всегда направляет мое копье, брат по оружию!
Банокл помахал в знак прощания.
Рыжая всегда говорила, что Каллиадес в конце концов погибнет, а теперь Банокл спасал своего друга от верной смерти. Взбодрившись от такой шутки судьбы, Банокл вышел в каменный коридор, где последние три Орла сдерживали врага. Там было место только для замаха меча одного человека, поэтому каждого сражавшегося ждал поединок до самой смерти. Банокл увидел, как одного Орла уложили, вогнав меч ему в живот, и место упавшего занял товарищ. «Еще двое в запасе», — подумал Банокл и вернулся в комнату.
Он увидел, что царский помощник Полидорос полулежит, прислонившись к стене, кровь высыхает на его груди и животе. Баноклу всегда нравился этот человек. Полидорос был мыслителем, как и Каллиадес, и в придачу мужественным бойцом. Глядя на лицо Полидороса глазами ветерана, Банокл догадывался, что этот воин, вероятно, выжил бы, дай ему время поправиться. Банокл всегда говорил Каллиадесу, что знает, будет жить раненый воин или умрет, и что ошибается он очень редко. Вообще-то он ошибался часто, но только он один и вел счет собственным ошибкам.
Он присел на корточки рядом с Полидоросом.
— Как у нас дела? — со слабой улыбкой спросил тот.
— Остались два Орла, удерживают коридор, а потом туда пойду я.
— Тогда тебе лучше идти сейчас, Банокл.
Банокл пожал плечами.
— Скоро. Твои Орлы — бесстрашная шайка.
Он нахмурился.
— Можешь не верить, но этот мальчишка отказался спасаться, — он кивнул в сторону лекаря.
Полидорос улыбнулся.
— Ты мог бы уйти, Банокл. Но ты предпочел остаться. Так в чем между вами разница?
На мгновение Банокл удивился. Ему никогда не приходило в голову, что он тоже мог бы спуститься по веревке.
— Я воин, — ответил он неубедительно.
— Теперь ты никому не подчиняешься. Думал ли ты, Банокл, что теперь, когда сын Гектора покинул город, ты по праву старшего воина — истинный царь Трои?
Банокла восхитила эта мысль, и он засмеялся.
— Царь? Никогда не думал, что стану царем. Разве у меня не должно быть короны или чего-нибудь вроде этого?
Полидорос слабо покачал голой.
— Я никогда не видел, чтобы Приам носил корону.
— Как же тогда люди узнают, что я царь?
— Подозреваю, ты сам им об этом расскажешь, если у тебя будет такая возможность.
Потом лицо Полидороса стало серьезным.
— Пусть Отец Всего Сущего хранит тебя, Банокл. Теперь — пора.
Банокл встал, повернулся и вышел в коридор.
Последний Орел храбро сражался. Каменный коридор был завален телами, и Банокл оттащил два трупа в комнату, чтобы очистить место для боя. Один троянский воин полулежал, опираясь на стену коридора, зажимая рану на животе. Он предупреждающе поднял руку, когда к нему приблизился Банокл.
