Маргарет Джордж - Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
— Я вас понял, но и вы поймите меня, — возразил он колючим и раздраженным тоном. — Меня не волнует, что вы видите на картах или что подсказывает вам так называемая логика. Шотландцы не похожи на англичан, более того, у них нет ничего общего. И нам все равно, какими нас тут представляют. Наша страна так же чужда Англии, как Испания.
Испания?! Почему он выбрал ее как образец чужеродности?
— Наш народ издавна живет на островах, на морских берегах, в краях долгих ночей и долгих дней. Уравновешенность и спокойствие не в нашем характере. Некоторые по-прежнему говорят на древнем гэльском языке, он схож с наречиями острова Мэн, побережья Уэльса, Бретани и всех прочих скалистых и суровых окраин вашего богатого королевства. Мы держимся за свою самобытность, благоденствуем и не нуждаемся в вас!
— Нет, неправда! Без мира с Англией вам не выжить, вас раздавят, а вашу кельтскую морскую плоть высосут, как устрицу…
— Вам не устрашить меня! — оскалившись, прорычал он.
Да, именно прорычал: как северный волк. Я никогда еще не слышал такого звука из человеческой глотки. Не дожидаясь моего разрешения, посол запахнул плед и удалился.
Он был прав. В глубине души я сам считал так же. Шотландию не измерить английским умом, и поэтому нам никогда не удастся понять друг друга.
Что он там говорил о кельтских родственных связях? Уэльс, Бретань, Ирландия и Мэн? Я сам был валлийцем. В юности, по крайней мере, я говорил на этом языке. Неужели я не способен понять их настроения? Разве у меня с ними нет совсем ничего общего?
Поэзия порой волновала меня до дрожи. Музыка могла перенести в иной мир, и я сам не понимал, откуда взялся у меня столь высокий дар. Не эти ли способности, таланты, озаряющие, смягчающие и возвышающие мою натуру, свидетельствовали о принадлежности к кельтам? Но что, если подобное родство определяло личность в целом? Внезапно мне подумалось, что я понял шотландцев, и отчасти, в духовном смысле, они меня привлекали; но в действительности я воспринимал их как непримиримых врагов, с коими невозможно ужиться.
* * *До прихода папского посланника оставалось четверть часа. Я должен взять себя в руки. Головная боль уменьшилась, но не прошла до конца. Я бросил взгляд на склянку с изумрудным бальзамом. Я принял уже двойную дозу. И больше пока нельзя.
Необходимо иметь ясные мысли для встречи с папским нунцием. А что, собственно, я хотел услышать от него и заявить ему сам?
Папское представительство в Англии сократилось до одного скромного иноземца… Разве лет десять тому назад кто-то мог представить подобное?! В то время папство царило повсюду — проповедуя, наказывая, проверяя. Легаты понтифика пытались управлять всем христианским миром. А нынче Папа не играет никакой роли в моем королевстве, и лишь по моему особому разрешению в Англии оставлен его представитель.
— Джузеппе Доминичи, нунций Святейшего престола.
— Проводите его ко мне, — приказал я, сопроводив распоряжение повелительным жестом.
Вновь расположившись на троне, я поправил складки государственной мантии. Встреча с папским послом требовала особых церемоний.
Двери распахнулись, и в зал вошел невзрачный худосочный коротышка. Боже мой, как мог Папа выбрать для своего представительства в Англии такого заморыша? Но недоумение почти сразу сменилось восхищением. Только совершенно уверенный в себе человек мог выбрать столь непривлекательного посла для выражения его воли во враждебной стране.
— Джузеппе Доминичи, — с поклоном произнес коротышка, — посол Его Святейшества Павла Третьего.
Природа наделила беднягу малоприятным грубоватым лицом, в котором явно не читался высокий ум.
Я подождал, что он еще скажет. Но посол выжидающе умолк. Пауза затягивалась.
— Расскажите мне, как прошло ваше путешествие к нам, — нарушил я молчание.
— Оно началось год тому назад, — ответил он, — и продлилось долгие месяцы. Мне пришлось проехать по областям Нидерландов, кои я предпочел бы никогда более не видеть. Мой наряд вызывал у местных жителей крайнее раздражение, а в Амстердаме меня даже побили камнями.
— Неужели положение настолько серьезно? — удивился я.
— В некоторых провинциях человеку в черном облачении находиться небезопасно.
— Даже вдовам?
— Даже вдовам. — Он рассмеялся. — Крайние протестанты, видите ли, не признают траур.
Неужели они отказались даже от этого? Боже, какой позор!
— Штормовые времена, — осторожно заметил я.
— Англичане более благовоспитанны.
— У них благовоспитанный государь, — ответил я, — а долг правителей склонять подданных к дружелюбию.
Я никогда не позволял грубости по отношению к иноземцам.
— В вопросах религии тоже?
Ну вот мы и подошли к скользкой теме.
— Христианские монархи ответственны за поддержание истинной веры и соблюдение заповедей в подвластных им королевствах.
— А мой господин, Его Святейшество Павел Третий мог бы снять с вас столь обременительную ответственность, — заявил нунций, приподняв брови.
Он более прямолинеен, чем я.
— Сие есть благословенное призвание святого отца, — продолжил он. — Наш Владыка Небесный предвидел, что на долю христианских правителей выпадет множество мирских забот, и посему, в Своем сиятельном милосердии, Он предназначил благословенного наместника для…
— Посредничества, — закончил я за него. — Мои духовные обязанности не мешают мне управлять государством.
— Но нельзя полноценно поддерживать порядок в обоих ведомствах, — вежливо возразил он. — Человек не в силах угодить двум господам. Вы, ваше величество, стремитесь служить одновременно и Богу, и мамоне. И ваши попытки обречены на провал.
— Я не понимаю смысла этого слова.
— Но вы притязаете на двойное главенство… А я говорю вам: сие невозможно. Так утверждал Господь. Я ссылаюсь на Священное Писание, а не на его толкования.
— Тогда ваш господин, Папа, является главным примером заблуждения. Поскольку он так и сяк усаживался на два стула — и ничего хорошего из этого не вышло. Духовное наставничество привело к такому упадку нравов, что его отвергли даже простые верующие. Мирское руководство завело нас в такие дебри, что половина европейских стран восстала против него. Пусть Его Святейшество заботится об исполнении заповедей якобы почитаемого им Владыки!
— Якобы почитаемого?
— Он ведь утверждает, что является наместником Христа. Однако видим ли мы в нем истинного наследника Спасителя?
— Никому из смертных не дано читать в человеческих душах, ваше величество.
Мне хотелось остроумно возразить ему. Но он сказал правду. Я не мог постичь душу Павла, и наоборот.
— Да, это подвластно только Богу, — помедлив, признал я. — И нам должно смириться с этим.
— Да.
Он поклонился, осенив себя крестным знамением.
Когда нунций выпрямился, мы вновь взглянули друг на друга с молчаливым вниманием, как в первый момент аудиенции.
— Отлучение от церкви по-прежнему в силе? — наконец поинтересовался я.
Кто-то же должен был поднять этот вопрос.
— Павел не может отменить его! — Этот заморыш обладал поразительным бархатным басом. — Слишком много грехов. Уничтожение монастырей, притеснение принцессы Марии, казнь кардинала Фишера, сожжение картезианцев.
Я погладил резные выступы тронных подлокотников. Верно, слишком многое пришлось бы забыть. А я не хотел ничего забывать. Никто из людей не способен на такое.
— Я понимаю.
— Сие может решить Вселенский собор.
— Запоздавший на девять лет. В тысяча пятьсот тридцать третьем году я просил Папу о таком одолжении. Но меня не услышали.
— Вскоре должны собраться кардиналы. В Мантуе, за пределами Империи. Идея созвать собор ниспослана свыше, и Его Святейшество, разумеется, признает вашу дальновидность. Сейчас накопилось столько сложных дел, требующих взвешенных решений…
— Да, надо подумать, как остановить протестантизм в Европе! Но похоже, уже слишком поздно.
— У вас будет право голоса, — заметил он решительным, но лишенным выразительности тоном. — Вы восставали лишь против титула, а не против догматов. Примирение между вами и Его Святейшеством оценивается им как особо важное дело. Он нуждается в союзниках.
— У него есть Франциск и Карл, — небрежно сказал я, не допуская в своем тоне и доли пафоса.
А ведь это заманчивая возможность. Как соблазнительно звучало предложение папского легата! Признание Рима, одобрение моих с трудом завоеванных титулов…
— Непостоянные и сомневающиеся глупцы, — презрительно выдавил он. — У них нет ваших твердости и решительности, дабы противостоять искушениям. Нет, это герои на один день…
— Им недостает святости? Боюсь, никто не может претендовать на это. Нет-нет… Для примирения Англии с Римом Папе придется пойти на некоторые уступки. Надо учесть, что сейчас принять подобные решения по принуждению невозможно. Я не потерплю вмешательства, а ваш господин будет настаивать на подчинении, вот в чем коренятся наши разногласия. Сильные разногласия, я сказал бы. Передайте, что я согласен служить ему в том случае, если он признает мое духовное верховенство в Англии.
