KnigaRead.com/

Виталий Амутных - Русалия

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Виталий Амутных, "Русалия" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Девятеро товарищей князя бросились к поверженному волку. Вид того был ужасен. Оба его глаза были выклеваны. Разодранная кожа на морде свисала клочьями, сквозь которые все продолжала щериться окровавленная клыкастая пасть. Олель одним точным ударом акинака остановил горестные трепыхания зверя.

— Эх, кабы знать, что это и есть тот самый волк, который мельничихиных детей растерзал, — вздохнул он, вытирая волчью кровь с акинака о чуть припорошенную снегом жесткую щетину ржаной стерни.

— Может быть, так оно и было бы лучше, — кивнул головой на его слова Святослав, — а только уже и то хорошо, что одним разбойником в наших краях меньше стало.

И князь поспешил к своему коню, чтобы, забравшись в седло, установить руку с сидящим на ней орлом на особенную подпорку, поскольку долго держать такую огромную птицу и для него было трудом нелегким.

Русай и Православ уж бросили своих коней в галоп наперегонки через поле, — сперва к ельнику, потом назад, при том норовя (или только разыгрывая попытку) вытолкнуть друг друга из седел. Однако Святослав и другие не стали дожидаться окончания их дурашных состязаний и отправились дальше по заранее намеченному пути.

Святослав поехал рядом с Олелем, но к ним тут же присоединился рыжий веселонравный Зорян.

— Слушай, Святоша, я тут себе кумекаю, а как это ты его научил волку глаза выклевать? — как обычно на всякий случай дружелюбно улыбаясь, забавно склоняя на одну сторону и без того потешное курносое лицо, спросил он.

— А это Асмуд, дядька, — отвечал Святослав. — Он же его птенцом взял. Молния дерево расщепила, — половина дерева упала. Как раз та, на которой орлиное гнездо было. Одного птенца суком раздавило, а этого дядька подобрал. Нарочно для него сделал волчье чучело. В дырки от глаз мясо вкладывал, и так птенца кормил.

В тот день уже в лесу (без крылатой подмоги) застрелили еще двух волков, один из которых так и улепетнул куда-то со стрелой в шее.

Из-за этого волка, скорее всего бешеного (ведь даже угодивший в капкан волк почти никогда не бросается на человека, лишь поджимает хвост да щелкает зубами), Святослав отменил для своей дружины обычные упражнения на Перуновом поле, разбил ее на отряды, и разослал их по всей округе отыскать и изничтожить серого людоеда. Лишь ближе к вечеру он возвратился домой, подкрепил силы здоровым ржаным хлебом, рассолом[399], крошеной свежей капустой и пряжеными пирогами с рыбой, с репой, а тогда отправился в избушку Богомила.

Досточтимый волхв, известный на всю Русь Богомил, двенадцать лет назад явившийся на двор к Ольге и объявивший о своем решении учить маленького князя, сразу же поселился в крохотной избушке на самом дальнем краю огорода, несмотря на увещевания и самой княгини, и киевских волхвов, и прочих советодателей занять покои пышные. Сперва народ вокруг княжеских огородов стал собираться в таком количестве, что Ольге пришлось специальный дозор установить, чтобы разгонять как местных, так и прибывших из никому неведомой русской глухомани людей больных, дурных или просто любителей чудес и знамений. Но поскольку святой волхв и не думал откалывать всякие занятные проделки, площадные штуки и мороки и вообще чудесить, что так почитаемо чернядью, интерес к нему этих побежденных желаниями людей стал помалу спадать. И действительно, переменчивые пророки, время от времени появлявшиеся на рыночных площадях, и то владели большим числом божественных секретов: они могли и тайное отгадывать, и будущее предсказывать, а то и огонь глотать. Даже в молельных домах христопоклонников (хоть и бытовала поговорка: жидовские церкви не овины, в них образа все едины), даже в них было интереснее — богато, так богато, что за эту красоту (если там еще и задарово вином напоят) так бы жизнь и положил. А тут что? Ни тебе принародных исцелений, ни тебе оживлений… И помалу Богомил обрел долгожданный спокой, пусть не такой, как в лесном отшельничестве, но если и заносило кого в его избушку, то как правило это был человек его душе не чуждый.

Святослав шлепнул по двери ладонью и, пригнувшись, нырнул под низкую притолку. Пристанище Богомила, им самим выбранное, было маленьким домиком, покатую крышу которого укрывала солома вершка в два толщиной. Внутри только меньшее число предметов отличало этот приют от любого другого простого русского жилья. Та же печь, клюка[400], железный совок для выгребания углей, косарь[401], два ведра — одно железное, другое деревянное, ковш, тоже деревянный, белый рукотерник[402] на крючке…

— Добрый тебе вечер, учитель! — задорно приветствовал волхва молодой князь.

— А, здравствуй, здравствуй, дорогой, — повернул голову волхв, остановив на нем отсутствующий взгляд, взгляд не успевший отстраниться от созерцания блестящего, свободного, непостижимого, непроявленного, бесконечного, умиротворенного и бессмертного.

Двенадцать лет назад появился здесь сей искренний служитель русского Бога, но Святославу казалось, что за прошедшие годы во внешности его не произошло ровно никаких изменений. Что ж, мы редко замечаем перемены в людях, с которыми нам не приходится расставаться надолго… Но здесь был случай особый. Действительно, ни дряхлость, ни тучность нисколечко не коснулись величественной стати волхва. Он оставался все так же могуч и ладен, а если и можно было отметить какое-то преображение в его облике, то состояло оно в упрочении чуждой всего житейского углубленности во всех чертах и той силе благородства, выкованного каждодневным душевным трудом, которую особо впечатлительные люди называют светозарной.

— Если я помешал, так я пойду. В другой раз…

— Да защитит Род нас обоих! — улыбнулся Богомил. — Да будет Род доволен нами! И да будем мы трудиться во славу святого имени Рода, чтобы он сделал нас прекрасными! Проходи, Святоша.

Он подлил в стоявший на ничем не покрытом дубовом столе глиняный светильничек душистого масла и затем переставил его на пустую полку, помещавшуюся над окошком в переднем углу избенки. Святослав проследил взглядом трепыхание в полете огненного перышка, синего у основания, желтого в середине, с острым красноватым кончиком, спросил:

— У тебя… Я сколько ни смотрю, — все думаю, можно спросить или нет? У тебя даже полка в красном углу пустая. Ни одного изображения Рода нет…

Эти слова вызвали у Богомила широкую и счастливую улыбку, что случалось всякий раз, когда он встречал способность или хотя бы попытку своего ученика осмыслять окружающее.

— Но ведь люди, приписывая Роду какие бы то ни было образы, делают это ради собственных нужд. Одни говорят, что он зрелый мужчина. Другие утверждают, что Род — древний старец. Третьи видят в нем юношу, а четвертые — женщину. У него шесть рук, — уверяют некоторые. Те поправляют: восемнадцать. Алчный и бедный видит Благодатного в золоте. Пугливый предполагает у него звериную пасть… Но ты-то ведь понимаешь, что это невежество не позволяет людям расправить крылья, подняться над пестрой шелухой вещественных представлений.

— Да ведь живешь-то среди людей…

— А не верстайся[403] с рабою, не сравняет себя с тобою. Ведь большинство людей живут охмеленные предметами восприятия, точно вином, будто одурманенные медленным ядом. Но ты — князь и обязан следовать своему нравственному долгу. Твои обязанности, не в пример уделу пахаря, скорняка или торговца много обширнее и тяжче. Но чтобы достойно свершить назначенное, ты должен осознать свою природу и стоять за нее.

— Это значит — постичь весь Закон? — несколько велеречиво от молодого трепета перед громадой предстоящей жизни прошептал Святослав.

— Нет, дорогой, — глаза Богомила осветились отеческим умилением, — земля русская ждет от тебя дела князя, а не волхва. Но без подвижничества нельзя совершить великого. Поэтому постарайся скорее отдать вещественному миру и миру предков то, что ты ему должен, как владетель плоти. Поистине, кто добродетельно протягивает в мире нить потомства, тот освобождается от долга перед предками. Но, дорогой, ты не должен забывать, что бессмертное — это один только Род. О нем одном достойно думать, о нем одном размышлять, ибо только тот, чей взгляд устремлен на скрытого в тайнике его сердца, вместе с ним достигает исполнения всех желаний. Любя его, желая лишь его, древние волхвы поднимались над стремлением к сыновьям, над стремлением к богатству, над стремлением к этому миру. Любой свой поступок, каждый свой вздох они посвящали нестарящемуся, неумирающему, бессмертному, бесстрашному Роду.

— Но почему ты всякий раз повторяешь: что ни шаг непременно его одного следует видеть и слышать и о нем только думать? — с беспричинным юношеским стремлением вступать на всякий случай в противоречие восставал Святослав.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*