Алан Савадж - Последний знаменный
Ли Юаньхун стоял рядом с врачом, пока тот мыл руки. На кровати лежал полководец и стонал. Комнату наполнял удушливый запах его пота.
— Я ничего не могу сделать, — пробормотал врач. — Яды из почек полностью отравили его органы. Ничем не могу помочь.
Ли махнул врачу на прощанье и встал рядом с кроватью. Каким бы ни был этот человек, но они дружили и отвоевали бок о бок столько лет, что трудно вспомнить. Более того, они оба верили в Китай. Только в самом конце их взгляды на то, что лучше для Китая, разошлись.
— Что он говорит? — спросил Юань.
— Он говорит, что надежды нет, — ответил Ли.
Юань несколько секунд молчал. Затем пробормотал:
— И столько еще предстоит. — Он схватил друга за руку. —Ты воплотишь мою мечту, Ли?
— Я сделаю то, что будет нужно, — уклончиво сказал Ли.
Юань открыл глаза и несколько секунд смотрел на него.
— Ты ничего не сделаешь, — наконец произнес он. — Ты не знаменный. Ты никогда не был знаменным.
— Так же как и ты, — заметил Ли. — Только маньчжуры были знаменными, а ты уничтожил маньчжуров.
— Меня сделала знаменным императрица, — сказал Юань. — Сама Цыси. Я был ее последним знаменным, она сказала. — Он тяжело вздохнул. — Последний знаменный, — пробормотал он. В комнате воцарилась тишина. Юань снова открыл глаза: — Убей Баррингтонов, — приказал он. — Они для нас как язва. Мне казалось, что Роберт поддержит меня. Но он поступил иначе. Они все должны умереть. И я хочу видеть, как они будут умирать. Сейчас же, причем «смертью от тысячи порезов». Прикажи казнить у меня под окнами, чтобы я мог видеть.
Ли Юаньхун перевел взгляд с покрытого бисеринками пота лица маршала на других людей в комнате. Его терзали сомнения. С одной стороны, он не питал любви к Баррингтонам, особенно к Виктории и ее сыну. Но ему предстояло иметь дело с Сунь Ятсеном... а значит, и с Робертом Баррингтоном.
С другой стороны, если он ослушается или хотя бы попытается выиграть время, Юань может запросто приказать казнить его самого.
Но «смерть от тысячи порезов»... Это было древнейшее и самое страшное наказание: на обнаженное тело приговоренного надевали жилет, сотканный из стальных колец. Ширина колец была достаточной, чтобы при затягивании жилета плоть выступала над их краями. Эту выступившую плоть затем и срезали пластами, а жилет затягивали сильнее, и экзекуция повторялась. Сдерживая определенными приемами кровотечение, опытный палач мог продлевать жизнь жертвы на многие часы, даже дни, пока не наступала смерть. При этом приговоренный испытывал немыслимые муки.
— Они готовы? — нетерпеливо спросил Юань.
— Я как раз этим занимаюсь, — ответил Ли. Он кивком пригласил одного из офицеров в дальний угол комнаты и шепотом отдал распоряжение. Офицер козырнул и вышел из комнаты.
Мартин Баррингтон приподнял голову, услышав звуки шагов, приближающихся к его камере. Вот уже несколько дней он находился здесь, объятый тревогой за судьбу своей матери, жены и сына. Его матери! Насколько очевидным все стало теперь. Как много в его жизни стало на свои места! Если бы он знал обо всем раньше...
У него не было ни малейшего представления, что ждет его впереди. Его одолевали неразрешимые сомнения, чем обернется для него принадлежность к семье Баррингтонов. И самое страшное — он всецело зависел от настроения сумасшедшего человека. Не стоит сомневаться, его ожидают неслыханные страдания. Но Лушан и мальчик! И мать! Было очевидным, что она последовала за ними и отдалась Юаню ради того, чтобы быть рядом с сыном. Таким образом, его собственное упрямство и амбициозность становились причиной ее смерти.
Дверь его камеры охранял только один человек — капитан стражи. И вот сейчас эта дверь распахнулась, и Мартин вытянулся по-военному. Капитан сразу перешел к делу?
— Вас приговорили к смерти, и приговор скоро должен быть приведен в исполнение. — Мартин медленно вдохнул воздух. Капитан достал револьвер. — Меня послал Ли Юаньхун передать вам это. — Он протянул револьвер рукояткой вперед.
Мартин взглянул на оружие, но не взял его.
— Ваша мать, жена и ребенок находятся в камере дальше по коридору, — продолжил капитан. Он снял с пояса связку ключей и выбрал один из них. — Этот откроет их дверь. Дальше выбирайтесь сами.
Мартин по-прежнему не брал револьвер.
— Несколькими ступеньками выше комната стражи, — сказал он.
Капитан кивнул:
— Она полна вооруженных людей. Они ждут вас. Всю вашу семью.
Мартин нахмурился в недоумении:
— Вы хотите, чтобы я вывел свою семью на расстрел?
— Все произойдет очень быстро, — пообещал капитан. — Даю вам свое слово и слово Ли Юаньхуна. Люди ждут, чтобы вывести вас, вашу мать, жену и ребенка во двор под окна маршала Юаня. Там всех постигнет «смерть от тысячи порезов». Первым погибнет ваш сын, потом жена, за ней мать и последним — вы. Выбирайте: позволите ли вы этому случиться или избегнете мучений, предпочтя быть застреленными. Я вам обещаю, что мои люди будут стрелять метко и никаких глумлений над вашими телами не произойдет. Ведите себя правильно, и ваши родные ни о чем не догадаются до последнего момента.
Мартин взглянул на капитана, затем на револьвер. Его мысли как будто застыли; в кошмарном сне не могло привидеться подобное страшное решение. Вся его семья... Одна его половина взывала продолжить надеяться, потому что пока он жив — жива надежда. Но другая его половина твердила, что надежды нет, и если он не будет действовать, ему придется увидеть, как его мать, жену и сына разрежут на куски у него на глазах. Их вопли сольются с его собственными на пути в ад.
— Решайтесь у нас не осталось времени, — произнес капитан.
Мартин глубоко вдохнул и взял револьвер.
Ликование было всеобщим: рвались петарды, люди стреляли в воздух, кричали и поздравляли друг друга. Сунь, Роберт, Моника и Чан Кайши наблюдали приближение белого флага, который нес парламентер в форме офицера армии Юаня. Парламентер спешился с лошади и отсалютовал. Затем протянулись бумаги. Слухи обогнали парламентера, но то было официальное подтверждение. Сунь прочитал и поднял голову.
— Так оно и есть. Юань Шикай мертв. Все кончено.
— Потому что Юань мертв? — скептически спросил Чан.
— Ли Юаньхун предлагает мне встретиться с ним, — сообщил Сунь. — Он хочет прекратить войну.
— Звучит многообещающе, — заметил Роберт и выжидающе замолк.
Сунь протянул ему бумагу:
— Здесь послание для тебя, Баррингтон.
Письмо было от Ли Юаньхуна. Роберт прочитал: «С прискорбием сообщаю, что ваш племянник Мартин, утаив оружие, пытался бежать из тюрьмы с матерью, женой и ребенком. Все они были застрелены стражей. Ваши родственники оказались в тюрьме по приказу маршала Юаня, который, как мне кажется, перед смертью утратил разум. Он приговорил их к смерти, но у меня оставались некоторые надежды сохранить им жизнь до кончины маршала. Этим надеждам не суждено было сбыться. Прошу вас принять мои самые искренние соболезнования и мольбы о том, чтобы теперь, после смерти монстра, мы смогли вновь работать вместе. Ли».
Роберт передал бумагу Монике.
— Ты веришь ему? — спросила она.
— Нет. Но я не сомневаюсь, что они мертвы. Думаю, ты согласишься со мной, что Вики слишком часто вступала в смертельную игру с дьяволом.
— Я очень сожалею, — сказал Сунь. — Однако нам предстоит много сделать. Прежде всего добраться до побережья.
— Ты хочешь довериться Ли?
— Согласно этому письму, он всему миру сообщил о намерении встретиться со мной и обсудить будущее Китая. Кроме того, он совсем другой человек, нежели был Юань.
— Возможно, это так, — согласился Роберт. — У него нет той властности и жестокости. Может быть, это выгодно для тебя, но не для него. Боюсь, он не способен руководить своими полководцами, наместниками и мандаринами так же решительно, как Юань.
Сунь кивнул:
— Я никогда не думал, что объединение Китая, создание нового демократического государства будет легкой задачей. Но поскольку это задача всей моей жизни, я не собираюсь сдаваться. Ты поможешь мне, Баррингтон?
Роберт ответил не сразу. Он взглянул на Монику: лицо ее не выражало никаких эмоций, но ему казалось, что он догадывается, какие мысли терзают ее.
— Нет, — вымолвил он.
Сунь кивнул в знак согласия.
— Пойми меня правильно, Сунь, — продолжил Роберт. — Я глубоко уважаю тебя и твое дело. Но я не могу служить ему. Мой прадед Роберт Баррингтон остался в Китае служить Цинам. Три поколения нашей семьи сто лет сохраняли им верность. Теперь нет ни Цинов, ни моей семьи, за исключением меня самого, жены и сына. Не думаю, что Баррингтоны могут еще что-то предложить Китаю. Мне видятся большие несчастья впереди.
Моника с облегчением вздохнула.
— А как же торговый дом? — поинтересовался Сунь.
