Дмитрий Колосов - Император вынимает меч
— Красивое имя! — пробормотал Арий.
— Мне оно тоже нравится, — с улыбкой призналась девушка. — И он! — веско прибавила она. — Так что даже не думай о том, чтоб причинить ему вред!
— И в мыслях не имел! Я не испытываю вражды ни к тебе, ни к нему.
— Верно! — Леда дунула на шар, и тот бесследно растаял. — Враждовать со мной глупо и небезопасно для здоровья. Враждовать с ним также не советую, ибо я могу лишить тебя силы, и тогда он просто переломает тебе хребет.
— Это еще кто кому переломает! — процедил Арий, весьма задетый последним замечанием.
Леда улыбнулась.
— Ты сомневаешься? Может, попробуем?
Зрентшианец оценивающе посмотрел на набухшие мышцы Аландра и покачал головой.
— Нет. Физически он сильнее.
— Я рада, что ты понял это, братец! — похвалила Леда. — Он сильнее тебя, я сильнее тебя. А вдвоем мы сильнее всех. Так что не советую становиться на моем пути! Это может для тебя плохо закончиться.
— Ты угрожаешь? — словно любопытствуя, произнес Арий.
— Не имею такой дурной привычки. Просто предупреждаю. Делаю тебе первое предупреждение: не становись на моем пути. Я великодушна, но великодушия этого хватит лишь на второе предупреждение. Третье будет для тебя последним!
Арий натянуто засмеялся.
— Хорошо, я запомню.
Зрентшианец умолк, ноздри его широко раздувались. Леда наблюдала за ним с откровенной усмешкой.
— Нюхай, нюхай, братец! Ее здесь нет!
— Чего здесь нет? — спросил зрентшианец, безыскусно изображая удивление.
— Моей силы. Я спрятала ее. Да, ты правильно догадался. Я спрятала ее в камень, который назвала Солнечным Глазом. Красиво?
— Да, — пробормотал Арий. Его лицо вновь стало задумчивым, что вызвало веселый смех Леды.
— Ты ищешь место, подходящее для камня с подобным названием?! Это несложно, братец! Надо лишь помнить, что солнце не всегда там, где жарко. Случается, его больше всего там, где царит холод. Где холодно, там и будет жарко! Это парадокс, но я обожаю парадоксы!
— Я помню. — Арий попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
Зато лицо Леды было столь счастливо, словно она повстречала лучшего друга.
— Теперь ты думаешь, как бы откланяться? Или у тебя есть здесь еще какие-нибудь дела? Или вопросы? Ты не стесняйся, братец!
— Да нет, сестричка. — Зрентшианец совладал с собой. — Рад был повидать тебя. Если не против, я, пожалуй, откланяюсь.
Леда вновь улыбнулась. В руках ее выросли сразу несколько огненных шаров, и она принялась жонглировать ими.
— Так, я пошел? — Зрентшианец почувствовал, что заискивает, и это взбесило его.
— Да! — Шары растаяли в воздухе. — И передай привет Кеельсее. Скоро я сама повидаю его. И передай ему еще вот что… Это касается и тебя. Напрасно вы пытаетесь мне помешать. Уже ничего нельзя сделать. Ничего! Даже если ты вдруг обретешь поддержку всего своего семейства, это вам ничего не даст — Император уже седлает коня! Запомни!
— Постараюсь. — Арий осторожно исследовал пространство и обнаружил, что оно свободно от пут. Лицо его исказилось злобной улыбкой. — Пока!
— Убирайся прочь! — брезгливо бросила Леда. — Убирайся и помни, что Император уже седлает коня!
Арий скрипнул зубами и исчез. В тот же миг Леда жестом руки освободила время, пред тем другим, едва приметным жестом послав долгий сон слугам, невольным свидетелям появления гостя.
Зашевелился, с удивлением озираясь вокруг, Аландр. Леда шагнула к нему, ласково положив розовые ладошки на могучие плечи. Упреждая готовый сорваться с его губ вопрос, она прошептала прямо в эти губы.
— Я всё расскажу тебе! Всё! Клянусь! Но не сегодня. Это случится завтра, через год, а, может быть, через десять. Не торопи меня! Поверь, я имею право сказать: не торопи. Я очень люблю тебя и много сделала для тебя, хоть ты этого и не помнишь. А теперь пришла пора и тебе сделать для меня. Я ждала этого всю свою жизнь! Я ждала тебя всю свою жизнь, хотя ты и не подозревал об этом. Мы должны довести до конца эту Игру, а потом мы станем свободны, ибо, лишь победив, можно обрести свободу. И тогда я расскажу тебе все, и ты вспомнишь то, что забыл. И мы уйдем так далеко, как только сможем уйти. И там не будет никого… Только ты и я, я и ты…
— Да, — прошептал Аландр, поцелуем впиваясь в пухлые, дразнящие губы. — Да. Что я должен сделать?
Талла чуть отстранилась.
— Оседлать коня! — сказала она. — Пора! Император должен сесть на коня!
Царь авантюры
Жизнь и смерть Пирра, героя своих побед[77]
(Между Востоком и Западом)
Пирр, всегда легко переходивший от одной надежды к другой, всякий успех считал лишь началом дела, а каждую неудачу стремился возместить новыми подвигами; поэтому ни победа, ни поражение не приносили мира и покоя ни ему, ни его противникам.
ПлутархНочной бой походил на резню. По темным, освещенным лишь бликами разгорающихся пожаров, улочкам метались вооруженные люди, не осознавшие до конца: кто, кого, за что и где. Резали чужих и своих. Резали по звуку незнакомого говора. Резали по признаку иноземной одежды. Резали лишь потому, что боялись, что незнакомец нападет первым.
Большая толпа спартанцев обрушилась на пробившихся в центр города галатов. Те издали испуганный вопль, услышанный Пирром, только что вошедшим в Аргос. Не оглядываясь, следуют ли за ним телохранители, царь поспешил на помощь незадачливым союзникам.
На дорогу перед скачущим конем то и дело выскакивали какие-то люди. Пирр, уверенный, что впереди лишь враги, рубил налево и направо. Следовавшие за ним гвардейцы добивали уцелевших.
Постепенно в город входили все новые и новые отряды завоевателей. Колонны эпиротов и галатов, македонян и фессалийцев сталкивались в кромешной темноте меж храмами и домами и беспощадно уничтожали друг друга.
Наконец рассвело. Пирр обнаружил, что находится неподалеку от центральной площади Аргоса Аспиды, заполненной воинами Антигона, Арея и вооруженными горожанами. Врагов было много больше, чем солдат Пирра, и царь приказал отступать.
Как говорит предание, его устрашила стоявшая посреди площади статуя — медный бык норовил поднять на рога скалящего клыки волка. Некогда старая гадалка предсказала царю, что он найдет свою погибель там, где встретит противостоящих волка и быка…
Не думаю, что история знала человека, чья жизнь была бы более авантюрной, чем жизнь Пирра, царя эпиротов, кондотьера древности, сумевшего завоевать множество царств, но не удержавшего в своей власти ни одного из них, кроме своего собственного.
Подробную биографию Пирра оставил Плутарх, считавший эпирского царя одним из величайших полководцев древности. Впрочем, в этом мнении античный историк был далеко не одинок. Ганнибал-карфагенянин, потрясший стены великого Рима, утверждал, «что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев».[78] Как знать, родись он на полстолетия раньше, не пошла бы история по другому пути, превратив мир в арену битв Александра Великого и воинственного владыки Эпира? Но он «опоздал». Родись он на полвека позже, и, быть может, история не узнала б об отчаянном противостоянии Рима и Карфагена. Но он «поспешил». На долю Пирра пришлись лишь склоки между диадохами, да отчаянное соперничество с поднимающимся на ноги Вечным Городом.
Ему не суждено было стать императором. Клио уготовила ему судьбу воина и политика — воина удачливого, политика несчастливого. Она уготовила ему судьбу полководца, выигрывающего битвы, но не умеющего воспользоваться плодами своих побед. Но порой казалось, ему и не нужны были эти результаты, его интересовали лишь победы. Он жил ради этих побед, ради звона оружия, гула труб и топота конских копыт. Он жил лишь ради этого, и потому судьба даровала ему имя, грозное, словно рев боевых слонов — Пирр…
В истории Пирра ярче всего проявляется несправедливость между деяниями героя и злобной прихотью судьбы, с жестокой нелепостью оборвавшую нить столь впечатляющей жизни.
Кому-то повезло пасть в сече — смерть, достойная зависти, по-хорошему зависти. Другие стали жертвами измены — смерть достойная сострадания, по-хорошему сострадания.
Пир был достоин любой из этих смертей. Он бесчисленное число раз подвергался опасности быть пронзенным мечом или копьем в честном бою и не раз рисковал пасть жертвою заговора.
Но судьба даровала ему нелепую смерть, обидный финал столь достойно прожитой жизни. Древние донесли до нас выражение «Пиррова победа», хотя следовало б придумать еще одно — «Пиррова смерть», ибо сколь бессмысленна была победа, столь нелепа же была и смерть.
Год 279-й до рождения Иисуса Галилеянина, вошедшего в историю под именем Христа.
