Тейлор Колдуэлл - Монгол
Давным-давно Кюрелен рассказывал ему легенды про эти пустыни. Когда-то тут существовала сильная империя с красивыми городами, в них кипела и бурлила жизнь. Это было место существования тысяч династий. Здесь возводились храмы, люди торговали на базарах, в городах существовали школы, били фонтаны, стояли дворцы и обычные дома, цвели сады. Города окружали высокие стены с бронзовыми воротами. Шумели прибывающие караваны, происходили торги, стояли лавки менял и торговцев из сотен разных городов. Куда все это исчезло? Этот мир свернулся в трубочку, подобно древней летописи, и канул в вековой пыли.
Кюрелен говорил, что это естественный конец всех империй и что слава на земле быстротечна, а конец один — пыль, вечный воющий ветер и пустота…
Знамена триумфа пожелтели и превратились в пыль. Залы, где расхаживали покорители мира, разрушились и превратились в кучки камней, меченые веками. Правители, проезжавшие по улицам, теперь погребены под толщей песка, и песок пролетал по тем местам, где их войска сверкали на солнце тысячами и тысячами копий. Захватчик и пострадавший лежали теперь бок о бок в мавзолее пустоты и вместе превращались в прах.
Люди, любившие и ненавидевшие друг друга, сравнялись и не оставили после себя ни следа. Многие радовались и печалились, но от них также ничего не осталось, кроме ветра и бесконечной пустоты.
Темуджин ощутил страшную боль в сердце, он громко и резко заговорил вслух:
— Что же тогда имеет значение? То, о чем я мечтаю, что я делаю, или то, что я захватываю в битве? Я могу покорить мир, и завтра нигде не будет ничего, кроме тишины, пустоты и свинцового ветра! Что мною движет? Месть? Кюрелен мне говорил, что человек, алчущий мести, всегда останется побежденным. Зависть? Но концом зависти будет пустота и это покрытое серыми песками пространство. Власть? Власть лежит в руинах, потом… тишина!
Тогда можно сказать, что смерть является концом всего. Для человека нет ничего важнее нынешнего дня. И даже сегодня — это потеря, если за всеми действиями не стоит Любовь!
Он услышал собственные слова и был поражен. Темуджином овладело ужасное чувство пустоты и беспомощности. На губах он ощущал безвкусие песка и вечной пыли, ему казалось, что у него почернела душа. Сердце его разрывалось и сильно билось, и глаза ничего нет видели.
— Азара! — в отчаянии закричал Темуджин. — Если бы ты осталась со мной и мы были вместе, тогда каждый день мы бы праздновали радость жизни, а не печаль смерти. Каждый час был бы заполнен блаженством, а ночь приносила нам радость вечности. Но сейчас меня ничего не радует в мире!
Темуджин склонил голову и опустил поводья. Конь ощущал его страдания и начал дрожать. Небо потемнело, а холмы стали размытыми серыми тенями. Весь суровый пейзаж осветился странным светом, и в нем не присутствовало ни единой живой души.
Мир превратился в страшный и хаотичный мираж. И посреди хаоса древних веков стоял конь с всадником.
— Стоит ли мне дальше продолжать? — размышлял Темуджин. — Что мне принесет будущее? Почему я не могу успокоиться, жить и любить, как это делают другие люди?
Он поднял голову и оглянулся. Он ощущал, как его живое сердце с болью билось среди всеобщей смерти. Он вспоминал дела, которые он сделал, и те, которые ему еще предстояло совершить, хотя он не понимал, зачем ему было нужно это делать. Вдруг он ощутил ужасную слабость.
«Почему я должен выполнять все это? Не знаю. Я знаю только одно, что мною двигает загадочная сила, неспокойная, как сила урагана; дикая, как пустыня; жестокая, как волк; ужасная, как жизнь или смерть. И меня все это грызет, как неукротимый голод. Мне слышатся голоса, и я ощущаю бесконечную силу и власть. Но я напоминаю себе лист, подхваченный ветром, или перышко, плывущее по течению бурной речки. Меня несет в неизвестность. Я знаю только одно — мне следует исполнить предначертание. Я не человек, а хаос, насилие и часть всеобщих перемен. Я подобен вулкану и волне, землетрясению и шторму. Я — часть ужасной судьбы Вселенной, и у меня нет собственного желания или воли, я не смогу противостоять предначертанию. Если я оставлю позади себя почерневшие и разрушенные стены городов и страшные изуродованные трупы, это означает только одно — моя душа также изуродована и почернела, и я сам являюсь первой жертвой».
Глава 10
К Джамухе подбежал слуга.
— Господин, приближается караван, над ним развевается знамя из девяти хвостов яка.
У Джамухи бешено забилось сердце.
— Темуджин! — громко сказал он. Грудь его бурно вздымалась, и он не понимал, почему он ощущал радость и одновременно дурное предчувствие. Он вышел приветствовать гостей и поставил рядом с собой жену.
Но командовал отрядом воинов не Темуджин. Когда Джамуха это увидел, он испытал поочередно разочарование и облегчение. Это был Кюрелен. Старик был закутан в меха и напоминал старого медведя. Когда он увидел Джамуху, то начал кричать и размахивать руками.
Джамуха помог ему сойти с коня, а потом обнял.
— Как же я рад тебя видеть! — воскликнул он. Он никогда не испытывал особой симпатии к калеке, но сейчас его лицо светилось радостью и обожанием.
Кюрелен сплюнул на землю.
— У меня пересохло в глотке, — заявил он. — Пока я сюда добрался, по дороге растряслись мои старые кости, Джамуха! Ты не изменился и не постарел. Значит, тебе живется не так худо! У тебя хорошая жена, — заметил он, глядя на Еси, которая ему скромно улыбнулась.
Еси поклонилась старику.
— Друг моего мужа будет мне отцом, — тихо сказала женщина и поцеловала темную скрюченную руку Кюрелена.
Кюрелен был растроган и, чтобы скрыть смущение, оглянулся. Его окружали люди с улыбающимися и довольными лицами. Джамуха повел его в свою юрту и стал угощать вином и разной едой. Кюрелен с удовольствием все отведал и сказал, что ему подали вкусный хлеб и мягкую жирную баранину.
— Мы сами выращиваем зерно, — гордо заметил Джамуха.
И вдруг все замолчали. Наконец Джамуха спросил:
— Как поживает Темуджин?
Кюрелен захохотал.
— У него много детей. У тебя, как мне известно, только одна жена, а у Темуджина целый гарем. Его дочери очень красивы, и хотя он постоянно говорит о сыновьях Борте, я подозреваю, что он больше любит своих дочерей. Он уже решил, что старшую выдаст замуж за китайского принца. Вот так-то!
Джамухе очень хотелось узнать, вспоминает ли Темуджин когда-нибудь своего анду, но вместо этого спросил:
— Он счастлив? И как его здоровье?
Кюрелен пожал плечами:
— Временами он жалуется на печень, но я уверен, что он слишком много ест и пьет. Но также себя вел и его отец. Счастлив ли Темуджин? Я так не думаю. Человек не может быть счастлив и спокоен, если его сердце постоянно сжигает пламя. Иногда он выглядит таким отчаявшимся. Я часто думаю о том, что та персидская девушка, дочь Тогрул-хана, по-прежнему занимает большое место в его сердце, но он о ней никогда не говорит.
Джамуха горько заметил:
— Темуджин никогда и никого не любил.
Кюрелен насмешливо поднял брови.
— Я с тобой не согласен, Джамуха, он любил тебя, и кажется, что до сих пор продолжает тебя любить.
Джамуха обрадовался, услышав эти слова, но сказал:
— Я этому не верю. — Его лицо стало грустным, и он отвел взгляд в сторону.
Кюрелен коснулся его руки.
— Ты — холодный человек и никому не веришь. Но когда я спросил у Темуджина разрешения повидать тебя, он обрадовался, в моих сумках есть подарки для тебя и твоей жены.
Принесли в юрту его сумки, и Кюрелен их открыл, как щедрый паша. Еси прислуживала им за столом, и молодая женщина остановилась, держа в руках тарелку, и ее глаза загорелись огоньками предвкушения счастья. Кюрелен достал красивый китайский кинжал для Джамухи. Его ручка была украшена золотом и бирюзой. Он отдал Джамухе также пару сапог из мягкой, как шелк, кожи, с великолепной вышивкой. Самым дорогим даром были китайские манускрипты со стихами и философскими текстами, которые отобрали в караване у купцов, которым не повезло. Для Еси Кюрелен привез длинные отрезы желтого и алого шелка, шаль из великолепной красной шерсти, ожерелье из опалов и серебра, резные браслеты из зеленого нефрита и серебряную шкатулку с розовым маслом. Детям он подарил накидки из шкуры белого волка и множество звонких серебряных колокольчиков.
Джамуху настолько растрогали эти богатые дары, что он лишился дара речи. Еси бурно радовалась каждому подарку, и Джамуха наблюдал за нею с грустной и понимающей улыбкой. Она приложила мех к лицу и нанизала все браслеты на руки, а потом посмотрела на мужа, ожидая от него восхищения. Но тот оставался грустным.
— Темуджин ничего не пожелал мне передать? — спросил он.
Передавать Джамухе Темуджин ничего не велел, но Кюрелен спокойно солгал:
