Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ
Великая княгиня Софья, дочь знаменитого Витовта, литвинка, была менее суеверна, чем русские женщины. Суровая по своему характеру, умная и дальновидная, она всю жизнь с презрением смотрела на московских боярынь, плаксивых и недалеких, не знавших ничего, что делалось за порогом их терема…
– Полно тебе, Марья,- продолжала старуха,- правду говорят люди: дешевы бабьи слезы, даром льются!…
И что вы за бабы такие: я всю жизнь прожила да только раз, как под венец шла, плакала; а вы на дню по пять разов ревете! Мужу-то не докучай – пускай его с Богом едет!…
Но княгиня Марья воочию уже видела всякие страхи и не переставала плакать. Ей казалось, что беда уже наступила, грозная, неминучая…
Старуха опять принялась за прерванное чтение Евангелия; из страха перед строгой свекровью княгиня Марья утихла и только минутами судорожно всхлипывала…
Княгиня Софья дочитала до конца главу, объяснила и ушла в свою горницу.
– Не докучай, говорю, мужу-то, Марья!- строго проговорила она, уходя.
Но только что ушла строгая свекровь, как царица расплакалась пуще прежнего; остановить было больше некому, а боярыни и сами каждую минуту были готовы заголосить.
– Сходи ж к мужу-то, государю великому: авось уговоришь!- проговорила шепотом, утирая слезы, боярыня Авдотья.
– И то, пойду, пускай свекровь-матушка бранится потом!- махнула рукой великая княгиня.
Она взволнованно накинула на себя поверх опашня соболью телогрею и торопливо вышла из светлицы…
Великий князь Василий только что встал после отдыха, когда жена вошла в его горницу. Он сидел за небольшим столом и при свете тонкой восковой свечи прилежно читал Евангелие: надо было как следует приготовиться к великопостному говению…
Великая княгиня как вошла, так и бросилась на шею к мужу. Ни слова не говоря, она билась у него на плече, как подстреленная птица…
– Что ты, Марьюшка?! Что с тобой?!- полуудивленно, полуиспуганно произнес великий князь.- Али с деть ми что?…
Всхлипывая и путаясь, княгиня рассказала мужу обо всем.
– Не езди, сокол мой ясный,- говорила она.- Чует мое сердце, беда стрясется над тобою! На кого ты меня, сироту, с детьми оставишь!…
Слова жены смутили Василия; надменный и заносчивый, когда чувствовал вокруг себя силу, великий князь робел и совсем падал духом, встречаясь лицом к лицу с опасностью… Не вышел он характером ни в славного деда своего, ни в мать, гордую княгиню Софью…
Василий старался успокоить плачущую жену, а у самого сердце сжималось от страха. «Дурная примета,- беспокойно думал он,- что хуже!…»
– Полно тебе, Марьюшка, полно, родная,- говорил он.- Не поеду завтра, да и все тут!…
Княгиня понемногу успокоилась и ушла к себе. Оставшись один, великий князь все больше и больше стал поддаваться суеверному страху. Попробовал он было снова приняться за Евангелие- не читается, так и стоят в голове слова боярина Луки: «Как пожгла татарва Москву, дня за три до того тоже все воронье кружилось над городом: кровь чуяло!…»
Закрыл князь Василий книгу и собрался сходить к матери. Но в эту минуту в горницу вошел стольник.
– Государь великий! Владыка Иона к тебе жалует…
Василий обрадовался гостю и пошел к дверям навстречу митрополиту.
Митрополит Иона, старик с простым и умным лицом, благословил великого князя, а потом трижды с ним облобызался.
– Перед путем твоим, государь благочестивый, повидать тебя захотелось,- заговорил Иона, усаживаясь за стол против Василия.- Невелик путь, и недолга разлука, а все же, я чаю, недели две пробудешь в обители… До свету выедешь, сын мой?…
– До свету, владыка…- нерешительно ответил Василий. Ему было неловко сознаться перед Ионой, и он решил, что завтра просто отговорится нездоровьем…
И он тихим, но внятным голосом стал говорить о значении и важности предстоящего говенья.
Облокотившись на руку, Василий старался внимательно слушать владыку; но, несмотря на старания великого князя, на его молодом болезненном лице, опушенном редкой белокурой бородкой, явственно проступали волнение и тревога, навеянные недавним посещением жены…
Не прерывая своей речи, митрополит несколько раз внимательно поглядел на своего слушателя: от владыки не скрылись старания Василия подавить вздохи.
Иона остановился.
– Сын мой,- мягко прошептал он,- что-то ощущает твое сердце… А ныне, готовясь к великим дням, оно должно быть чисто и безмятежно… Что с тобою, государь великий?…
Василий вспыхнул и отвернулся от проницательного взора архипастыря. Он попробовал было уверить, что его сердце совершенно спокойно и ничем не смущено… Но сама несвязность его речи еще больше выдавала внутреннее состояние.
Владыка покачал головой.
– Вся душа твоя на твоем лице, государь великий,- произнес он,- откройся мне, возлюбленное чадо мое, исповедь облегчает страдания…
Тихий голос и слова Ионы дышали, по обыкновению, такой искренностью и добротой, что Василий не выдержал и во всем признался владыке.
– …Больно уж страшно, отче святый: а ну если поеду да стрясется что?… Вон Лука Петрович, дворецкий, говорит, что перед татарами, в последний раз, то же было… Вот и думаю я обождать день-другой…
На лице Ионы отразились огорчение и укоризна.
– Суеверие – грех, государь великий,- заговорил он.- Никому из людей, кроме святых угодников, не дано знать, что может быть с каждым из нас… Кто дерзает на это, тот испытывает терпение и милосердие Божие… Нам ли, ничтожным, с нашим слабым разумом, посягать на это? Страшиться надо грехов, а суеверный страх – тот же грех, ибо он соединен с недостаточной верой или с полным неверием в Бога… Кто верит, тот не страшится, зная, что и единый волос не упадет с нашей головы, коли это не угодно Господу…
Владыка вздохнул и на минуту остановился.
– Да и рассуди сам так, сын мой. Говоришь ты: «Примета дурная; поеду – злое случится!…» Хорошо… Коли по твоей примете должно быть что худое для тебя, так, может быть, оно, худое-то, и не в пути случится, а ты ехать не хочешь!…
– И то правда, отец святой,- смущенно сознался Василий,- мне и в голову того не пришло!…
Владыка посмотрел на него и улыбнулся своей кроткой улыбкой.
– Вот то-то и есть, чадо мое возлюбленное! Веришь и боишься, а сам не знаешь, во что и чего… Выкинь лучше мысли греховные из головы и поезжай завтра с Богом… Без Его воли ничто не случится с тобой, а от воли Его не уйти ни тебе, государю великому, ни смерду последнему!…
Владыка поговорил еще несколько времени с великим князем и, увидев, что тот совсем успокоился и ободрился, поднялся со своего места.
– Поезжай с Богом, благочестивый государь,- повторил он,- а мы здесь будем возносить за тебя смиренные молитвы наши!…
Он благословил на предстоящий путь Василия и вышел из горницы.
Посещение Ионы благотворно подействовало на великого князя. Страх его как рукой сняло. Он кликнул слугу и велел позвать дворецкого.
– Все ли у тебя готово, Лука Петрович?… В ночь выедем,- бодро произнес Василий.
– Готово все, государь великий,- поклонился боярин,- только не лучше ли будет твоей милости обождать день-другой?… Ноне…
– Слыхал, слыхал!- махнул рукой Василий.- Пустое, боярин: коли что случится, так и дома случится… В ночь, до свету выедем…
Боярин отвесил низкий поклон государю и молча вышел из великокняжеского покоя.
На потном, красном лице дворецкого была написана неподдельная тревога и смятение.
– Дай-то Бог, чтобы все по-хорошему!… Дай-то Бог!…- шептал он, проходя по темным переходам дворца.
III НА ПУТИ В ОБИТЕЛЬ
До рассвета еще оставалось часа три, когда постельничий вошел в государеву опочивальню. Неслышно ступая по ковру, боярин приблизился к царскому изголовью.
– Государь великий,- осторожно проговорил постельничий,- время вставать… К ранней ударили!…
Василий проснулся. В горницу вошли еще несколько слуг из боярских детей. У каждого из них была в руках какая-нибудь принадлежность царской одежды; двое держали серебряную лохань и кувшин для умывания…
– Сразу в дорогу будешь одеваться, государь вели кий, или после службы?- спрашивал боярин-постельничий.- Успеется еще, Демьяныч,- ответил великий князь,- и после службы времени хватит…
Из опочивальни великий князь в сопровождении слуг прошел в Крестовую палату; здесь его уже ожидал в полном облачении домовый причт.
Священник отслужил напутственное молебствие. Василий приложился к кресту и вернулся в свои покои.
Успокоенный владыкой, молодой государь хорошо провел ночь и чувствовал себя бодрым и свежим: от вчерашних страхов не осталось и следа, и Василий почти весело садился за утренний стол, около которого уже давно хлопотал дворецкий.
По обычаю, Василий велел позвать к столу путного боярина, стольника Семена Ивановича.
