Елена Съянова - Плачь, Маргарита
Совещание проводилось у Гессов. Гитлер приехал из Коричневого Дома и зашел к себе на несколько минут, но задержался там. Когда он наконец появился, все заметили на его лице необычную растерянность.
Эльза сама шла на объяснение. У него на глазах она вошла в распахнутую дверь библиотеки, так что, проходя по коридору к кабинету Рудольфа, где собрались остальные, он не мог не увидеть ее. Она сидела лицом к входу. Гитлер остановился в дверях. Они молча смотрели друг на друга. Взгляд Адольфа редко кто выдерживал. Эльза чувствовала, как мурашки ползут по ее телу, и ей нестерпимо хотелось опустить глаза. Но то, чего не выдерживали сильные мужчины, выдержала она, на вид такая хрупкая. Он первым потупился и тяжело вздохнул.
— За что ты так со мной, дорогая? Я боролся… Я хотел… Но я не могу без нее жить.
Он ушел. Эльза с трудом перевела дыханье. Рядом с мужем она и сама почти сделалась атеисткой, но сейчас пальцы сами тянулись ко лбу, а губы шептали:
— Господи, помоги им.
Ночь была темна и беззвездна. Новенький «мерседес» Гесса тускло поблескивал внизу хорошо промытыми стеклами. На нем можно было к утру пересечь границу Германии.
— Но почему мы должны бежать? — упрямо спрашивал Вальтер. И она уже этого не хотела. Страх боролся в ней со злостью и гордостью, еще слишком слабой, чтобы победить. Одно она знала точно и сказала любимому:
— Не хочу бросать Эльзу, не хочу терять Грету и Роберта. Не хочу, чтобы Рудольф возненавидел меня. Я люблю их. Не хочу, чтобы он их у меня отнял.
Вальтер понял, о ком она говорила. «Он» был ее единственным родственником и главной бедой. «Что ж, пора нам встретиться, — сказал себе Гейм, — и поговорить, как подобает мужчинам».
— Завтра явлюсь к твоему дяде и попрошу твоей руки. Возможно, это и жестоко, но все же честней, чем все, что бы мы с тобой ни предприняли.
Три дня назад она закричала бы снова: «Нет! Только не это! Ты не знаешь его!»
Но три дня затворничества и то, что предшествовало этому, растревожили, разбудили в ней ту диковатую стихию, что природа оставила в крови ее рода, словно в насмешку над теориями об избранности и цивилизованности европейской расы.
И она ничего не ответила, не сказала ни да ни нет, только пальцы как будто сами потянулись к потайному кармашку, где всегда теперь лежал ее любимый браунинг. Ни кармашка, ни оружия не было с нею, и это огорчило ее больше, чем необходимость вернуться в пугающий дом.
Утром Вальтер привез ее на Принцрегентштрассе. Они вдвоем вышли из машины, поцеловались под пристальными взглядами охраны, затем Ангелика вошла в дом, а Вальтер сел в машину, подогнал ее под окна квартиры Гессов, вылез и отправился на остановку трамвая. Он предполагал, что за ним тут же установилась слежка, но демонстративно плевал на это.
В квартире было совсем тихо, но Адольф не спал; Гели догадалась об этом по дверям, открытым в спальню и кабинет. Она прошла к себе, но успела только снять шляпку, как он уже стоял за ее спиной.
Она обернулась, хотя не хотела этого делать. Его лицо сияло счастьем.
— Ты вернулась!
— Нет, я…
— Делай что хочешь! Уходи, встречайся, люби кого хочешь, только…
Он отвернулся. Она тоже.
— …только возвращайся, хотя бы изредка.
— Ты уже успел обидеть Эльзу? — глухо спросила Ангелика.
— Я только сказал ей, что не могу без тебя жить.
— Лучшего упрека не придумаешь.
— Гели…
— Если ты обидишь кого-нибудь из них — ты знаешь, о ком я говорю, — то никогда больше меня не увидишь.
— Я никого не обижу, я обещаю тебе.
— Извини, мне нужно переодеться.
Он покорно вышел и сел в гостиной. Гели сняла платье Эльзы, погладила и поцеловала. От него пахло чудесными духами, и Гели снова прижала его к лицу. Пока на ней было это платье, она ничего не боялась — оно защищало ее. Вдруг она вспомнила, что в ее собственном костюме, в том, что остался на Эльзе, лежит браунинг Лея. Нужно было поскорей его вернуть. Ангелика вышла, сказав Адольфу, что скоро возвратится, только отнесет платье.
У Гессов тоже не спали. Рудольф еще не возвращался. Он вместе с Герингом, Геббельсом и остальными занимался подготовкой парада частей СА и СС и ночного факельного шествия, которое должно будет состояться 1 сентября. Маргарита ждала Роберта. Лей уже вернулся из Кельна, но присоединился к коллегам, поскольку в параде принимали участие рейнские штурмовики, отличившиеся в подавлении штеннесовского путча. Он приехал за полчаса до появления Ангелики, и она застала их троих за завтраком в столовой. Гели показалось, что Эльза глядит на нее разочарованно и с осуждением, и она что-то пробормотала по поводу платья. Грета, не знавшая всех обстоятельств, переводила пытливый взгляд с Эльзы на Ангелику, а Лей усадил Гели за стол и, похоже, не собирался анализировать ситуацию. Он был голоден, устал и от последних новостей пришел в некоторое отупение. После завтрака Эльза с Ангеликой прошли в спальню Эльзы. Гели увидела свой костюмчик, висящий на спинке стула, и быстро, цепко оглядела его.
— Гели, я вернула его Роберту, — услыхала она.
— Но он мой!
Эльза в ответ ничего не сказала, считая вопрос решенным. Она тоже выглядела усталой, расстроенной, и Ангелика потихоньку вышла, чтобы не огорчить ее еще сильней. Решимость вернуть свой браунинг была отчаянной, и она пошла в столовую, где Роберт находился один — он открыл окно и пытался выгнать в него дым рукой. Минуту назад, привычно закурив, он вынужден был потушить сигарету, так как Грета внезапно почувствовала тошноту.
— Роберт, пожалуйста, отдайте мне то, что вам дала Эльза, — попросила она для начала жалостливо.
— Не отдам, — ответил Лей.
— Но он мой!
— Вы на нем надпись читали?
— Все равно он мой! Отдайте!
— Нет.
— Нет? — Она подошла к нему близко и уставилась в глаза. — Тогда я пожалуюсь дяде.
Лей сначала удивился, потом улыбнулся.
— Вы мне все равно его отдадите, — сказала она, — потому что не можете оставить меня без него. Вы это сами знаете.
— Я знаю, фройлейн, что девушкам в Германии еще не время ходить с оружием. Извините.
Ему сильно хотелось курить, и он отправился на балкон. Гели вышла следом.
— Роберт, мне его подарили. Он мой! Я от вас не отстану.
Лей даже не ответил, по-видимому, задумавшись о своем.
Гели применила испытанный с Адольфом прием — она принялась всхлипывать. Он спокойно докурил, потом, став спиной к решетке балкона, оглядел ее с ног до головы.
— Гели, браунинг я вам не отдам. Но взамен, если хотите, кое-чему научу.
Он взял ее под руку и повел в гостиную, застеленную огромным персидским ковром с масонскими знаками. За ними туда явилась и Маргарита.
— Сядь и посмотри, — велел он ей. — Тебе это тоже может пригодиться.
Вернувшийся Гесс с удовольствием наблюдал, как Лей обучает Ангелику довольно редкому, но чрезвычайно действенному приему самозащиты, владея которым, женщина оказывалась в состоянии справиться одновременно с двумя мужчинами. Со стороны все это выглядело устрашающе — возбужденная, раздосадованная Ангелика действовала решительно.
— Видишь, какой удар я получаю, — говорил Лей Маргарите, — если я к нему не готов. Теперь еще удар… С вашим темпераментом, Гели, вы сделаете меня инвалидом.
Гесс появился очень кстати, и Ангелика сумела в полной мере реализовать вновь приобретенный навык. Она уже поняла, что с Леем ей не справиться и любимого браунинга не вернуть, но — странное дело! — полчаса тренировки придали ей не то чтобы уверенность в себе, а непривычное ощущение, словно у нее выросли рога, когти и зубы и мир вокруг обратил на это внимание.
Гели все же решила попытаться еще раз и пожаловаться Гессу, от которого и получила браунинг в подарок, но не успела. Пришел Гитлер, и она сделалась свидетелем сцены, смысл которой был ей хорошо понятен.
Лей, поздоровавшись с фюрером, тут же и распрощался, так как собирался ехать куда-то, но Гесс резко сказал, что ехать ему туда незачем.
— Я поеду, — ответил Лей. — Едва ли, конечно, я стану сейчас навязываться ему в посетители, но… ему передадут. А дня через три извинюсь. Вы ведь сами этого хотели, — напомнил он глядящим в сторону Гитлеру и Гессу. Гели и Грета находились тут же. Эльза застыла в дверях. Лей, кивнув, снова направился к выходу, но она остановила его.
— Роберт, тебе незачем ехать в больницу. Пострадавший скончался.
Она произнесла это отчетливо, не пощадив и Грету, ничего до сих пор не ведавшую.
— Скончался? — переспросил Лей. — Когда?
— Вчера вечером.
— Да, тогда нет смысла…
— Роберт, мы все ценим ваши благородные намеренья, — сочувственно произнес Гитлер, — но что поделаешь? Эта власть не справляется с преступностью. Она не справляется ни с чем! Ничего! Скоро мы им покажем.
