Георг Эберс - Уарда
– К царю хеттов! ?
– К его главному слуге Титуре. [208] Когда Паакер вернулся, я стоял посреди пещеры с этими свитками в руках. «Изменник!» – крикнул я, и в ту же секунду он ловко набросил мне на шею аркан, которым он ловит лошадей, а когда я, полузадушенный петлей, упал на землю, он связал мне руки и ноги с помощью этого раба-эфиопа, который послушен ему, как собака! Оставив раба стеречь меня, он схватил свитки и ускакал. Но взгляни, вон уже появляются звезды, скоро взойдет и луна.
– Вставайте, люди! – закричал Пентаур. – Трех лучших лошадей сюда, для Гора, для меня и для Кашта. Остальные останутся здесь!
Когда рыжебородый подвел лошадей, луна уже светила на небе, а через час путники выбрались на равнину. Тут они вскочили на лошадей и во весь опор поскакали к Кадешскому озеру. При первых лучах восходящего солнца они уже увидали его зеленоватые воды.
Когда же они подъехали к озеру, то увидали на его голом западном берегу черные толпы людей. Всюду вздымались облака пыли, молниями вспыхивали среди них блестящие боевые доспехи.
– Сражение уже началось! – не своим голосом закричал Гор и, рыдая, припал к шее лошади.
– Еще не все потеряно! – отозвался поэт, понукая измученного коня. Его спутники последовали за ним, но пала лошадь под Кашта, а затем и конь Гора.
– Теперь спасти нас может только левый фланг наших войск! – закричал Гор. – Я сейчас побегу туда. Держись реки, около каменного моста ты легко найдешь фараона. Нападение должно произойти в поперечной долине, в тысяче шагов дальше на север, к северо-западу от укреплений. Попытайся пробиться и предупредить Рамсеса! Пароль у египтян – имя его любимой дочери Бент-Анат. Но будь у тебя даже крылья и сумей ты поспеть вовремя, они все равно разобьют наших, если мне не удастся завести левый фланг в тыл врагу.
Поэт помчался дальше, однако скоро и под ним рухнул конь. Тогда он вскочил на ноги и пустился бежать, громко выкрикивая на ходу пароль «Бент-Анат!» Один звук этого имени удваивал его силы. Он бежал до тех пор, пока навстречу ему не попался конный гонец противника. После короткой схватки Пентауру удалось выбить гонца из седла, и, вскочив на его лошадь, он так стремительно поскакал навстречу битве, как будто спешил на свою свадьбу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В ту ночь, когда наши друзья пробирались к войску фараона, в стане его никто не спал.
Еще до восхода солнца египетские войска должны были выйти из лагеря и занять позиции для сражения, которое подготовлялось уже давно. [209]
Паакер лично вручил фараону свое донесение; тотчас же был созван военный совет, который указал каждому отряду, где ему надлежит действовать.
С юга, через Шабатун, двигался корпус, носящий имя бога солнца Ра. Этому корпусу надлежало обойти озеро с востока и ударить противнику во фланг. Корпус Сетха, состоявший из жителей Нижнего Египта, прибыл из Арнама и должен был образовать ядро армии. Сам фараон с отборными отрядами колесничих решил двигаться долиной, выходившей к низкому берегу реки Оронт и, по словам Паакера, достаточно широкой и удобной для колесниц. Таким образом, думал фараон, пока остальные корпуса будут отвлекать силы врага, сам он сможет перейти вброд Оронт и напасть с тыла, с северо-запада, на крепость Кадеш. В качестве тылового прикрытия вслед за фараоном должен был двигаться корпус Амона вместе с эфиопскими вспомогательными войсками. Им было приказано следовать другой дорогой, которая, по предательскому донесению махора, будто бы пересечет путь самого фараона. Корпус Пта оставался в резерве на левом фланге.
В ночь перед битвой воины не спали. Тяжеловооруженные караульные, со щитом в половину человеческого роста в одной руке, серповидным или широким коротким мечом – в другой охраняли лагерь, где у горящих костров всю ночь сидели воины. В одном месте ходила по кругу чаша с вином, в другом – на деревянных вертелах жарили мясо, в третьем – играли в кости или в мора на будущую долю в военной добыче. Было весело и шумно – караульным не раз приходилось разнимать разгоряченных спорщиков.
Возле загонов для лошадей усердно трудились кузнецы: немало коней нужно было им подковать, немало копий заострить.
У слуг колесничих работы тоже было по горло: большую часть колесниц во время перехода через горы пришлось разобрать на части и погрузить на вьючных лошадей и ослов. Теперь их спешно собирали и смазывали.
В восточной части лагеря, рядом с балдахином, под которым хранились знамена, многочисленные жрецы благословляли воинов, совершали жертвоприношения, распевая священные гимны. При этом священное пение нередко заглушали громкие крики игроков и пьяниц, стук молотков, истошные крики ослов и ржание лошадей. По временам слышалось громкое рычание боевых львов фараона, сопровождавших его в сражениях. Сегодня их не кормили, чтобы они стали злее.
Посреди лагеря стояли палатки фараона, окруженные гвардейцами и колесничими.
Вспомогательные войска расположились порознь, каждая народность отдельно, а между ними стояло по отряду тяжеловооруженных египетских воинов и лучников. Здесь можно было увидеть чернокожих эфиопов со свалявшимися в войлок волосами, украшенными перьями. Рядом развлекались красивые и стройные «сыны пустыни» из Аравийской пустыни, отделяющей Тростниковое море от Египта; подергивая бедрами и потрясая копьями, кружились они в военной пляске. По соседству расположились на отдых светлокожие сардинцы в металлических шлемах, вооруженные огромными мечами; белые ливийцы с покрытыми татуировкой руками и пучками страусовых перьев на макушках; смуглые арабы с остроконечными бородками– они никогда не разлучались со своими конями, молились небесным светилам и шли в бой кто с копьем, а кто с луком и стрелами. Столь же разнообразной, как и вид всех этих воинов вспомогательных отрядов, была их речь, но все они беспрекословно подчинялись фараону.
Посреди шатра фараона стоял легкий алтарь со статуями фиванских богов и предков Рамсеса. Сейчас этот алтарь был окутан облаками благовонных курений, так как с вечера накануне битвы и до ее конца жрецы должны были приносить жертвы царю богов Амону, богине Нехебт, дарующей победу, и богу войны Монту.
Рядом со спальной палаткой фараона стояла клетка с его львами, а перед шатром военного совета высились мачты с флагами. Сейчас в этом просторном шатре царила тишина. Зато в кухонных палатках и в примыкавших к ним винных складах было очень шумно и оживленно.
Ярче всех была освещена огромная палатка, имевшая форму длинного прямоугольника и увешанная со всех сторон разноцветными фонарями, где Рамсес вместе со своей свитой обедал и ужинал. У ее входов застыли телохранители – сардинцы, ливийцы и египтяне с обнаженными мечами в руках. Они были так поглощены своим ответственным и почетным делом, что не обращали внимания даже на блюда с яствами и сосуды с вином, которые прислужники фараона, сыновья знатнейших семей Египта, принимали у входа из рук поваров и кравчих.
Покатая крыша и стены этого роскошного походного шатра, который легко можно было собрать и разобрать, состояли из плотных ковров, вытканных в Мемфисе и окрашенных в пурпурный цвет финикийцами в Танисе. Мастера из Саиса вышили на этой дорогой ткани серебряными нитями сотни изображений коршуна победы, одну из форм воплощения богини Нехебт. Кедровые столбы, поддерживавшие палатку, были обиты золотой фольгой, а канаты, удерживавшие это легкое сооружение, были сплетены из серебряных и шелковых нитей.
Внутри палатки ужинало сейчас за четырьмя столами более ста человек, за тремя столами, на легких табуретах, сидели военачальники, представители жреческой знати и советники Рамсеса. За четвертым, стоявшим в некотором отдалении, расположились сыновья фараона. Сам же Рамсес восседал на троне за особым столом, золотые ножки которого были вырезаны в виде фигур пленных азиатов. Его стол и трон стояли на ступенчатом возвышении, покрытом шкурами пантеры; но и без этого величественная фигура фараона Рамсеса намного возвышалась бы над сотрапезниками. [210]
В просторном шатре было светло как днем.
Фигура фараона была огромна, его гордую голову с высоким лбом охватывала диадема, посредине которой красовались два золотых урея с коронами Верхнего и Нижнего Египта. Широкое ожерелье-воротник из драгоценных камней покрывало половину его груди, а нижняя часть была обернута широкой повязкой. Обнаженные руки украшали золотые обручи. Его красивое тело было словно отлито из бронзы, а гладкая кожа, обтягивавшая крепкие мускулы, тускло отливала медью.
Сидя в кругу приближенных, он отеческим взором поглядывал на своих сыновей.
Лев отдыхал, но и на покое это был лев, и все знали, как страшен он будет, если его могучая рука, мирно разламывающая сейчас лепешку, сожмется в кулак.
